Маулер.
Не уходи, Слифт! Грэхем! Мейерс!
Я не хочу, чтобы увидели меня.
Заслоните!
Скотоводы.
Ни одного быка нельзя продать в Чикаго.
Весь Иллинойс погибнет в этот день.
Взвинчивая цены, вы соблазнили нас растить
быков.
Вот мы стоим с быками:
Их никому не надо.
Маулер, пес, виновник этого несчастья - ты!
Маулер.
Ни слова о делах! Грэхем! Скорее шляпу!
Пора идти. Сто долларов за шляпу!
Крайдль. Так будь ты проклят! (Уходит.)
Иоанна (догоняет Маулера). Останьтесь-ка здесь, господин Маулер, и выслушайте то, что я хочу вам сказать. Это могут слушать все. А ну, потише! Не правда ль, вам очень некстати, что мы, Черные Капоры, появились в ваших укромных и темных логовищах, где вы занимаетесь торгом! Я уже слышала, как вы трудитесь и как вы подымаете цены на мясо при помощи интриг и тончайших уловок. Однако вы очень ошибаетесь, если думаете, что все это останется шито-крыто - и сейчас и в день Страшного суда. Тогда это обнаружится. А каково вам будет, когда наш господь и спаситель велит вам встать в шеренгу и спросит, глядя на вас своими огромными глазами: "А ну, где мои быки? Что вы с ними учинили? Сделали ли вы их доступными населению по приемлемым ценам? Куда они подевались?" А когда вы в смущении будете стоять и подыскивать отговорки, подобно тому как это делают ваши газеты, далеко не всегда печатающие одну правду, - тогда замычат быки за вашей спиной во всех хлевах, куда вы их запрятали, чтоб они поднялись в цене до одурения, и своим мычанием будут они свидетельствовать перед лицом всемогущего бога против вас.
Смех.
Скотоводы. Мы, скотоводы, не находим здесь ничего смешного. И зимой и летом завися от погоды, мы несомненно ближе других к старому богу.
Иоанна. А вот пример: человек строит плотину против неистовой воды, и тысячи людей помогают ему своими руками. За это он получает миллион. Но плотину сносит, когда поднимается вода, и тонут все, кто строил, да еще немало народу сверх того. Как назвать человека, который строил эту плотину? Вы, быть может, скажете: это - делец; или же: это - негодяй. Но мы утверждаем: это - глупец. И все вы, делающие хлеб дороже и превращающие человеческую жизнь в такой ад, что люди становятся сущими дьяволами, вы глупцы. Только и всего, жалкие, паршивые дураки!
Перекупщики (кричат).
Безоглядным взвинчиванием цен
И грязной жаждой барыша
Вы сами губите себя.
Дураки и есть!
Мясозаводчики.
От дураков слышим!
Нет лекарств от кризисов!
Законы экономики таинственно
И непреложно властвуют над нами.
Грозными циклами возвращаются стихийные
катастрофы.
Скотоводы.
Как? Нас взяли за горло и никто не ответствен?
Подлость это! Подлые измышленья!
Иоанна. А почему существует эта подлость на свете? Ну а разве могло быть иначе? Ясно, если из-за куска хлеба с ломтиком ветчины каждый должен хватить топором своего ближнего по голове, чтоб его ближний, видите ли, уступил ему то, что составляет его естественную потребность, а брат станет тузить брата, отнимая насущно необходимое, - как тут не задохнуться в человеческой груди высоким устремленьям?! Попробуйте взглянуть на служение ближнему как на обслуживание клиента, и вы сразу же поймете смысл Нового завета и то, насколько он и сегодня архисовременен! Сервис! А что такое сервис, как не любовь к ближнему? Если, конечно, правильно понимать. Милостивые государи, не в первый раз слышу я, что бедным людям не хватает нравственности, и это действительно так. Внизу, в трущобах, гнездится безнравственность собственной персоной, а вместе с ней и революция. Но позвольте спросить: откуда взяться у них нравственности, если у них вообще ничего нет? Да-с - на нет и суда нет. Милостивые государи, существует и моральная покупательная способность. Поднимите моральную покупательную способность, тогда будет вам и нравственность. Под покупательной способностью я разумею нечто совсем простое и естественное, а именно: деньги, зарплату. И вот еще практическое соображение: если вы не образумитесь, вам придется в конце концов самим жрать принадлежащее вам мясо, ибо у тех, кто на улице, нет покупательной способности.
Скотоводы (укоризненно).
Вот стоим мы с быками,
Их никому не надо.
Иоанна. Но вы, могущественные господа, изволите отсиживаться здесь и думаете, что никто не разгадает ваших уловок, и не хотите ничего знать о нужде, которая там, в мире. Взгляните на тех, кого вы изуродовали безобразным своим обращением, на тех, в ком вы не хотите признать своих братьев. Выйдите-ка сюда, все труждающиеся и обремененные, на свет божий. Не робейте (Показывает биржевикам бедных, которых она привела с собой.)
Маулер (кричит). Уберите их прочь! (Падает в обморок.)
Голос (в глубине сцены). Пирпонт Маулер упал в обморок.
Бедные. Он-то во всем и виноват!
Мясозаводчики хлопочут вокруг Маулера.
Мясозаводчики.
Воды для Маулера!
Врача для Маулера!
Иоанна.
Если ты, Маулер, показал мне
Испорченность бедных, я покажу тебе
Бедных бедность. Вдали от вас, а значит,
Вдали от благ насущных, для вас незримо
Прозябают люди, которых вы в нужду загнали,
И столь измученные голодом и стужей,
Что так же далеки от них порывы
К благам возвышенным, и знают они только
Обжорство низкое и скотские привычки.
Маулер (приходит в себя).
Они все здесь? Прошу вас, уберите их!
Мясозаводчики.
Черные Капоры? Их убрать?
Маулер.
Нет, - тех, кто за ними.
Слифт.
Он не откроет глаз, пока не удалят их.
Грэхем.
Ты видеть их не можешь? А не ты ли
Их довел до этого уродства?
Не видеть их - не значит, что их нет.
Маулер.
Прошу вас их убрать. Я покупаю!
Все слушайте! Я, Маулер, покупаю!
Чтоб этим дать работу, и чтоб они ушли.
Консервы все, что за восемь недель
Способны изготовить вы,
Я покупаю.
Мясозаводчики.
Купил, купил! Сам Маулер! Он купил!
Maулер.
По ценам дня!
Грэхем (приподнимая Маулера).
А то, что есть на складах?
Маулер (лежа на земле).
Куплю.
Грэхем.
По пятьдесят?
Маулер.
По пятьдесят!
Грэхем.
Вы слышите? Купил он! Он купил!
Маклеры (в глубине сцены кричат в мегафоны). Пирпонт Маулер поддерживает мясной рынок. Согласно контракту он берет по сегодняшней цене, то есть по пятьдесят, все содержимое складов мясного концерна. Одновременно он берет двухмесячную, считая с сегодняшнего дня, продукцию заводов, тоже по пятьдесят. Мясной концерн сдает Пирпонту Маулеру к пятнадцатому ноября минимум восемьсот тысяч центнеров консервов.
Маулер.
А теперь, друзья, прошу унесть меня.
Его уносят.
Иоанна.
Ладно. Теперь пусть вас выносят.
Мы тащим нашу миссионерскую работу,
Как лошади, а вы там, наверху,
Творите экие дела! Велели мне сказать,
Чтоб я молчала. Да кто же вы,
Что глотку господу заткнуть хотите?
Даже волу, хлеб молотящему,
Когда мычит он, глотку не затыкай!
Молчать не стану.
(К бедным.)
Работа будет с понедельника.
Бедные. Подобных ему людей мы еще не видали. Разве что таких, как те двое, стоявшие рядом с ним. Они, пожалуй, выглядят еще гаже, чем он сам.
Иоанна. На прощанье спойте гимн "Не бывает лишний рот".
Черные Капоры (поют).
Не бывает лишний рот
Там, где к богу прибегают,
Ах, нужды не знает, кто
В лоне божьем пребывает.
Снегу как попасть туда?
Нет там власти голода!
Перекупщики.
Он не в своем уме. Желудок страны
Обожрался мясом консервных жестянок
И протестует. А он велит
Запихивать мясо в жестянки,
Которых не купит никто.
Вычеркнуть его имя.
Скотоводы.
Ну подымайте цену, мясники!
Пока вы не удвоите ее,
Ни грамма мяса не дадим.
Мясозаводчики.
Оставьте свою дрянь себе! Не купим мы.
Ведь договор, что здесь был заключен,
Пустой клочок бумаги. Тот, кто подписал его,
Был не в своем уме. И не найдет и цента
Под это дело он от Фриско до Нью-Йорка.
(Уходят.)
Иоанна. А если здесь есть, кто действительно интересуется тем, что говорит господь, а не только тем, что говорит биржевой бюллетень, - есть же тут люди благопристойные, в страхе божьем ведущие свое дело, против чего мы не возражаем, - такие могут по воскресным дням посещать наши богослужения: улица Линкольна, начало в два пополудни, с трех часов музыка, вход свободный.
Слифт (скотоводам).
Что Пирпонт Маулер обещал, то свято.
Итак - покой, оздоровленье рынка!
Кто хлеб дает и хлеб берет, - вздохнет свободно!
Мы с мертвой точки сдвинулись. Опять
Доверие вернулось. Ожило согласье.
Работник и работодатель, верь:
В просперити опять открыта дверь.
Совет разумный, принятый всерьез,
Над неразумьем торжествует!
Ворота настежь! Ты дымись, труба!
