- Я хочу их заставить вылезти из кроватей и бунтовать, и я этого добьюсь! - резко ответил маркиз, грозя кулаком в сторону города. - Причина у них будет, можете быть уверены. Я давно держу мой план в голове готовым, и я положу мою душу и тело в залог того, что он удастся.
Минуту или две все трое молчали и смотрели на костер, обдумывая каждый свое. Герильясы шептались между собой. Ночной ветер шелестел ветвями и стряхивал дождевые капли с ветвей.
- А в чем будет наша задача в этом предприятии? - спросил наконец капитан.
- Вы дождетесь моих сигналов. Я дам их три. По первому вы соберете людей, займете дороги на подступах к городу, подтянете свои пушки и взорвете оба моста через Альяр. Но только по сигналу, потому что крайне важно, чтобы немцы в городе были до тех пор уверены в полной безопасности!
- Дальше! Дальше! - потребовал Дубильная Бочка.
- По моему второму сигналу вы начнете обстрел города бомбами и зажигательными гранатами. И завяжете малыми силами перестрелки у внешней линии укреплений, которую немцы, конечно, построят - они быстро делают саперные работы.
- А потом?
- Тогда и начнется восстание в городе, и, как только немцы будут вынуждены повсеместно обороняться от бунтующих горожан, я дам третий сигнал, и вы начнете штурм всеми силами.
- Это хорошо, - отозвался Дубильная Бочка.
- А какие будут сигналы? - англичанин достал записную книжку.
- Вам известен мой дом в Ла Бисбале? - спросил маркиз у Дубильной Бочки.
- Дом перед городскими воротами или тот, что с головой сарацина, на улице Кармелитов?
- Дом на улице Кармелитов. С крыши этого дома поднимется столб густого черного дыма. Дыма от горящей сырой соломы... Это и будет первый сигнал.
- Дым горящей сырой соломы, - повторил капитан.
- Затем, когда вы ночью - при полной тишине в Ла Бисбале - услышите звук органа из монастыря Сан-Даниэль, то это будет второй сигнал.
- Орган в соборе монастыря Сан-Даниэль, - записал капитан. - А третий?
Маркиз подумал несколько мгновений.
- Дайте-ка мне ваш кинжал, полковник Сарачо! - сказал он.
Дубильная Бочка вынул широкий клинок, из тех, что в Испании зовутся "бычьими языками", с рукояткой из резной слоновой кости.
Маркиз взял его себе.
- Когда мой вестник принесет и вернет вам этот кинжал, тогда отдавайте приказ о штурме. Не раньше и не позже; успех дела будет зависеть от этого, полковник Сарачо!
У лейтенанта фон Рона, который, лежа под крышей, не упустил ни слова, горел лоб и кровь стучала в висках. Хотя он и не понимал, какие действия намерен предпринять сам де Болибар в городе, но он знал три обусловленных сигнала. И знал, что теперь успех этой затеи зависит не только от маркиза и Дубильной Бочки, но и от него...
- Есть еще некоторые обстоятельства, которые надо взвесить, задумчиво начал англичанин, спрятав записную книжку. - Немцы могут догадаться, что им следует обезопасить себя от господина маркиза... В таком случае мы едва ли дождемся сигналов, кроме разве что первого.
- Маркиза де Болибара немцы никогда не найдут. Они будут видеть слепого нищего, просящего подаяние у церкви, или крестьянина, торгующего на базаре яйцами, сыром и каштанами. Пусть попробуют узнать меня в сержанте, проверяющем их же посты у порохового склада, или в драгуне, который поведет купать лошадь какого-нибудь из офицеров...
Англичанин заулыбался.
- Ну, ваше лицо - из тех, что не забываются, - заметил он. - Я могу спорить, что опознаю вас в любом костюме, господин маркиз!
- И вправду хотите поспорить? - усмехнулся старик и немного задумался. - Хорошо. Вы знаете вашего генерала Роуленда?
- Я не раз имел честь видеть лорда Роуленда, виконта Хилл оф Хоукстоун. В последний раз я был в Саламанке четыре месяца тому назад, когда делал закупки кое-какого снаряжения вблизи от ставки генерала. А что вы ищете на земле, господин маркиз?
Маркиз наклонился к земле. Выпрямившись, он ловко накинул на плечи алый плащ капитана, который во время их беседы англичанин уронил на траву. В первую секунду лейтенант фон Рон не уловил ничего особенного, и только потрясенное выражение лица англичанина привлекло его внимание к фигуре маркиза.
Лицо де Болибара стало неузнаваемым. Рон впервые видел эти худые, изрытые складками щеки, ледяные глаза, беспокойно скользящие по окружающим людям и предметам, твердый, резко очерченный рот и тяжелый подбородок, свидетельствующий об энергии и непоколебимой воле. И вдруг этот незнакомый рот приоткрылся, и скрипучий баритон медленно произнес, отчеканивая каждое слово, на чистейшем английском языке:
- Если вы в следующий раз при атаке наткнетесь на сильную артиллерию, капитан...
Англичанин живо схватил маркиза за руку и издал возглас - не то восхищенный, не то испуганный.
- Какой дьявол из комедиантов выучил вас этому? - спросил он затем. Если бы я не знал, что лорда Хилла здесь никак не может быть и он не говорит по-испански, то я... Да скиньте вы этот мой плащ, это же адский ужас! Герильясы смеялись испугу и удивлению английского капитана, но один торопливо перекрестился и сказал громко - правда, боязливо косясь на маркиза:
- Наш милостивый господин маркиз умеет делать еще и другие дивные вещи. Дайте ему пару мерок крови, фунтов сорок мяса и мешок костей - и он сотворит вам человека, хоть христианина, хоть мавра, ему все равно...
- Ну, капитан, вы все еще думаете, что немцы сумеют меня узнать? насмеявшись, спросил маркиз, возвращаясь в свой прежний облик. - Если я решусь исчезнуть, то хоть сейчас могу пройти во время вечерни по Пуэрта дель Соль7, и никто меня не узнает и не остановит, хоть я известен там как дворянам, так и простолюдью...
- Да. Но я хотел бы, - озабоченно проговорил капитан, - знать, в каком костюме мы вас увидим, а то, я боюсь, наши люди во время штурма Ла Бисбаля могут по ошибке выстрелить в вас...
- А я и не желаю ничего другого, - безмятежным тоном возразил старый маркиз. - Только чтобы меня схоронили неузнанным и чтобы с моей жизнью кануло в небытие имя, покрытое теперь горьким срамом и бесчестьем. Ведь у нашей ветви Болибаров нет других детей и наследников, кроме того несчастного юноши...
Огонь костра начинал угасать. Холодный ветер нес сырость, и за темным лесом слабо брезжил утренний свет.
- Но слава, которую принесет вам ваш подвиг... - неуверенным тоном попробовал возразить англичанин, глядя на тлеющие угли.
- Слава? - гневно перебил маркиз. - Знайте, капитан, что в боях и сражениях не стоит искать славу. Я ненавижу войну - она заставляет нас против воли творить мерзости... Последний крестьянский парнишка, который в простоте души пашет свой клочок земли, больше заслуживает славы, чем полководцы, генералы и солдаты. Вам следует это знать, капитан. Ибо он служит земле, которую мы все губим и портим на этой войне. Нет, я вступаю в дело войны вовсе не ради славы...
После этих слов все находившиеся вокруг костра словно онемели и с удивлением, боязнью, а иные - с благоговением смотрели на старика, так презирающего войну, который все же принял только что на себя кровавую задачу, чтобы искупить преступление своего наследника перед родиной.
- Я - солдат, - первым решился нарушить молчание Дубильная Бочка. - И я хотел бы еще поговорить с вами о славе, которую приносит война храброму солдату, но только после того, как наше предприятие удастся. Потому что мне хочется ближе узнать и понять вас, господин маркиз.
- Нет, этого быть не должно. Но если вы меня опознаете среди убитых, то будьте милосердны, не называйте моего имени, которое ныне связано с бесчестьем. Схороните меня тайно. А если я буду перед вами еще живой отвернитесь и дайте мне уйти моей дорогой неузнанным. А теперь - прощайте, господа.
- С Богом, - сказал капитан, - и да поддержит небо ваши планы.
Когда старик отошел, Дубильная Бочка обратился к англичанину и начал вполголоса:
- Я все-таки сомневаюсь, что этот маркиз де Боли-бар...
Он осекся, потому что старик остановился и оглянулся через плечо.
- Вы повернули голову, услышав свое имя? - воскликнул Сарачо. - Если вы это сделаете невольно, вас опознают!
- Вы правы, благодарю вас... Но я этого не сделаю невольно. Я научил свои уши различать оклик и заочную насмешку, дорогой мой Сарачо...
Дубильная Бочка на сей раз был заметно сконфужен. Маркиз через несколько мгновений скрылся в лесу.
Совершенно ясно, что в это время маркизу де Болибару и пришла мысль, исполнение которой я наблюдал в первое утро у ворот Ла Бисбаля, совершенно не понимая смысла странного поведения старого маркиза.
Лейтенант Рон тем временем изнывал в своем убежище от страха за нас и нетерпения. Он сознавал, что только он один может предостеречь полк "Нассау" о грозящей опасности. И он не мог дождаться, когда же испанцы снимутся с ночлега, а его ординарец сможет вытащить его из укрытия и отвезти в Ла Бисбаль. И особенно пугало его, что маркиз, конечно, будет в городе раньше его и успеет выполнить свои ужасные замыслы.
