Лео Перуц - Парикмахер Тюрлюпэн

Викарий церкви Поликарпа не ответил, потому что игра поглотила все его внимание в этот миг. Но слова господина Гаспара возбудили неудовольствие в дворянине из Пикардии.

- Поистине вы хорошо затвердили, сударь, свой урок, - воскликнул он. Такие речи слышишь теперь на улицах повсюду. Я узнаю в них учение того сварливого философа, которого вы можете видеть на картинах у ног архангела Михаила; вы знаете, о ком я говорю. Нет, сударь, во Франции наблюдается во всем хороший порядок, и лучшего я себе не желаю. Богатые и бедные, сытые и голодные - так это было во все времена.

- То, что вы называете порядком, - сказал господин Гаспар, между тем как Тюрлюпэн брил ему подбородок,- я называю насильственным господством сильнейшего. Для кого существует он, этот порядок? Для тысячи двухсот уличных грабителей, которые с согласия короля распределили между собою должности и титулы, все счастье и все благосостояние.

- Откиньте голову назад, господин Гаспар! - произнес Тюрлюпэн.

- Будьте поосторожнее, сударь! - веско ответил господин Ле-Гуш. Такие слова мне не по сердцу, клянусь честью дворянина! Есть люди, за меньшие проступки посланные во Флориду или Гваделупу. А это путешествие не всякий переносит.

Господин Гаспар задумчиво взглянул на закопченный потолок, словно мысленно перенесся на далекие острова Запада.

- Пусть пошлют меня в Гваделупу, - сказал господин Гаспар. - Не все ли равно? Coelum, non animum mutant, qiu trans mare currunt13. И под чужим небом останусь я таким же, каков теперь.

- Ну, по-латыни я не понимаю, - ответил господин Ле-Гуш. - Но за такие речи можно и хлыста отведать, сударь, вам не мешает иметь это в виду.

И в знак того, что он считает вопрос исчерпанным, он обратился к вдове Сабо и сказал ей, показывая на ее грудь:

- У вас есть баррикада, сударыня, которую я охотно взял бы штурмом, не будь я человеком в летах, отвыкшим от военного искусства.

- Сударь, - сказала вдова, не отводя глаз от работы,-ваша любезность делает мне честь.

Вдруг входная дверь распахнулась, и на пороге показалась маленькая Николь. Она держала за кафтан человека огромного роста, по виду судя лодочника с Сены, изо всех сил стараясь втащить его в лавку. И тонким своим голоском уговаривала его:

- Входите, сударь! Отчего вы колеблетесь? Господин Тюрлюпэн знает свое ремесло как никто другой, вы останетесь довольны.

Мужчина с удивлением глядел на маленькую фигурку, вертевшуюся у него в ногах. Он, казалось, чувствовал себя неловко. Потом снял шапку перед кабатчиком, которого почему-то принял за хозяина дома.

- Мы оба, - сказал он, - товарищ и я, стояли перед дверью и ждали господина Сен-Шерона, потому что нам приказано проводить его к друзьям. Они его ждут, он знает, где. Сами понимаете, после того, что в минувшую пятницу приключилось, нельзя ему ходить одному по улицам. Тут подвернулась эта маленькая...

Он нагнулся и с чрезвычайной осторожностью высвободил полу кафтана из рук ребенка.

- Ты ждешь господина де Сен-Шерона? - воскликнул дворянин Ле-Гуш. - Не тот ли это человек, чьи приказы передаются из улицы в улицу? Где он? Где можно его найти? И что это за история с днем св. Мартина? Повсюду об этом говорят. Я много бы дал за то, чтобы повидать господина де Сен-Шерона.

Лодочник хмуро посмотрел на господина Ле-Гуша. Казалось, размышлял. Губы у него шевелились. Вдруг он громко расхохотался:

- Вы желаете видеть господина Сен-Шерона? Вот потеха! Слышишь, Жакоб? Войди-ка сюда! Туг вот хотят видеть господина Сен-Шерона. Потеха, ей-Богу!

- Молчи, болван! - послышался голос из-за двери.- Выходи, болтун! Знай, держи язык за зубами, вот и все.

Бородатая голова и рядом с нею толстое весло показались за спиною лодочника. Он стоял некоторое время, разинув рот, чрезвычайно недоумевая. Потом принял решение: повернулся и безмолвно, стуча сапогами, вышел на улицу.

- Странные фигуры, - сказал господин Ле-Гуш. - С некоторых пор они постоянно попадаются на глаза. Чем-то они встревожены. Сидели бы на своих плотах и барках. Они неповоротливы, как черепахи, когда сходят на берег.

Господин Гаспар встал. И пока Тюрлюпэн чистил на нем камзол, он положил два су на столик госпожи Сабо. Потом тихо и храня обычный свой сосредоточенный вид, он вышел, отвесив поклон присутствовавшим.

Сейчас же после него ушел и кабатчик, опираясь на руку друга своего, викария. Этого мгновения ждал Тюрлюпэн, потому что хотел поговорить с господином Фруассе о деле, про которое не всякому надлежало знать.

Глава VIII

Тюрлюпэн приблизился к писцу парламентского советника с очень почтительным поклоном.

- Чем могу служить, сударь? - спросил он. - Я весь к вашим услугам.

Господин Фруассе уселся в кресло с видом мученика и объяснил Тюрлюпэну, что нужно сделать с его наружностью.

- Только поживее! - приказал он. - Мне здесь чертовски неудобно. Волосы справа - до уха, а слева - до плеча.

Тюрлюпэн взялся за ножницы и длинный гребень.

- К этой прическе, - сказал он, - не подходит ваша старая шапка из кроличьих шкурок. Для нее нужна широкополая шляпа с длинным пером.

Господину Фруассе очень не понравился такой совет. Он собирался носить свою старую шапку до тех пор, пока ему не подарит новой господин парламентский советник.

- Да уж ладно, - буркнул он в раздражении, - Что слышно нового?

- Нового? А и вправду есть одна новость, - шепнул ему Тюрлюпэн, только это большой секрет. Вы будете поражены, господин Фруассе, послушайте только. Одна знатная дама, из числа самых высокопоставленных, вы, может быть, догадаетесь, о ком я говорю...

- Погромче! - сказал господин Фруассе. - Я ни слова не слышу.

- Извольте. Так я повторю, - крикнул из другого угла комнаты господин Ле-Гуш. - Я рассказываю госпоже Сабо о том, как в последний год царствования покойного короля мои фермеры продали молочного поросенка за семнадцать су. Нынче ровно столько же стоит курица, больше я ничего не сказал.

- Словом, герцогиня, - продолжал шепотом Тюрлюпэн.- И у нее есть от законного супруга сын, которого она скрывает от общества.

- Какое мне до этого дело? - сказал господин Фруассе.

- Но ведь это поразительно.

- Ничего в этом нет поразительного,- заявил писец парламентского советника. - Такие случаи бывали. Было время, когда многим вельможам опасно было иметь наследников по мужской линии. Я сам знавал одного дворянина-гугенота...

- Но этому сыну, - перебил его Тюрлюпэн, - стало известно его происхождение, и он предъявляет свои права.

- А, это меняет дело, - воскликнул писец и стал быстро прикидывать в уме, какую сумму смогут извлечь из такого процесса он и его господин. - Это очень запутанный судебный казус. Подсуден он парламенту. И если парламент признает его права...

Тюрлюпэн, с ножницами в руке, блаженно улыбаясь, закрыл глаза. Он представлял себе пергамент с печатью из желтого воска, висящей на зеленом шелковом шнурке.

- Это, конечно, нелегко, - продолжал писец. - Перед парламентом каждое заявление должно быть подкреплено доказательствами. Чуть только заявишь то или другое, сейчас же со всех сторон раздается: доказательства, сударь, не угодно ли представить доказательства?

- А что ему нужно сделать, чтобы добиться признания своих прав?

- Прежде всего он должен раздобыть выпись из актов о крещении, объяснил господин Фруассе. - Это стоит денег. Затем - двух ходатаев, одного из судейского сословия, другого - из дворянского. За деньги он их найдет. Затем - готовых присягнуть свидетелей.

- Свидетелей? - спросил придушенным голосом Тюрлюпэн. - Как же он найдет в таком деле свидетелей?

- Если у него есть деньги, то он их сколько угодно найдет, - ответил писец. - Это очень просто.

Чрезвычайно озабоченный, Тюрлюпэн окончил прическу. Деньги! У него их не было. Он стал соображать, какую сумму может наспех сколотить. Продать праздничный камзол - он стоит двенадцать ливров; перину; маленькое серебряное распятие. Потом - стенной ковер, тот, что у него в комнате наверху, с изображением царицы Юдифи. Но перина и ковер принадлежали не ему, а вдове Сабо.

И Тюрлюпэн сказал тихо и удрученно:

- Денег у него нет.

- Нет денег? - разочарованно воскликнул писец. - Отчего же вы этого сразу не сказали? Если у него нет денег, то дело его заранее проиграно.

Тюрлюпэн положил на столик ножницы и гребень.

- Он беден, - сказал он уныло, - где же ему достать деньги?

- Это его дело, а не мое, - заявил писец. - Пять тысяч ливров, никак не меньше.

- А я думал, достаточно пряди белых волос, - прошептал совсем тихо и растерянно Тюрлюпэн.

Господин Фруассе встал и взялся за шапку. Но не ушел. Положил вдруг руку на плечо Тюрлюпэну и отвел его в угол комнаты.

- Надо ей написать, что вся тайна раскрылась, - шепнул он ему доверчиво.

- Написать? Кому написать? - спросил Тюрлюпэн.

- Можно таким способом извлечь пользу из дела, раз вы в него посвящены.

И так как Тюрлюпэн все еще не понимал его, писец высказался яснее: