Гертруда снова в волнении вздохнула.
- Что ж, если она несчастна, - сказала она, - я рада, что она приехала к нам.
Гертруда настолько была всем этим поглощена, что не услышала шагов на крыльце, хотя шаги эти всегда узнавала; только когда они раздались уже в пределах дома, то привлекли наконец ее внимание. Она тут же посмотрела в окно: все возвращались из церкви - отец, сестра, брат и кузен с кузиной, которые обычно по воскресеньям у них обедали. Первым вошел мистер Брэнд; он опередил остальных, так как, очевидно, был все еще расположен сказать ей то, что она не пожелала выслушать час тому назад. Отыскивая ее глазами, он вошел в гостиную. В руке у него были две маленькие книжечки. При виде собеседника Гертруды он замедлил шаг и, глядя на него, остановился.
- Это кузен? - спросил Феликс.
Тогда Гертруда поняла, что должна его представить, но слух ее был переполнен услышанным, и уста, будучи, как видно, с ним заодно, произнесли:
- Это принц... принц Зильберштадт-Шрекенштейн.
Феликс расхохотался, а мистер Брэнд смотрел на него, застыв на месте, между тем как за его спиной выросли в открытых дверях успевшие к этому времени войти в дом и все остальные.
3
В тот же вечер за обедом Феликс Янг докладывал баронессе Мюнстер о своих впечатлениях. Она видела, что он возвратился в наилучшем расположении духа. Однако обстоятельство это не являлось, по мнению баронессы, достаточным поводом для ликования. Она не слишком доверяла суждениям своего брата. Его способность видеть все в розовом свете была так неумеренна, что набрасывала тень на этот прелестный тон. Все же в отношении фактов ей казалось, на него можно было положиться, и потому она изъявила готовность его выслушать.
- Во всяком случае, тебе, как видно, не указали на дверь, - проговорила она. - Ты отсутствовал часов десять, не меньше.
- Указали на дверь! - воскликнул Феликс. - Да они встретили меня с распростертыми объятиями, велели заклать для меня упитанного тельца (*8).
- Понимаю, ты хочешь этим сказать, что они - сонм ангелов.
- Ты угадала; они в буквальном смысле сонм ангелов.
- C'est bien vague [это довольно неопределенно (фр.)], - заметила баронесса. - С кем их можно сравнить?
- Ни с кем. Они несравнимы, ты ничего подобного не видела.
- Премного тебе обязана, но, право же, и это не слишком определенно. Шутки в сторону, они были рады тебе?
- Они были в восторге. Это самый торжественный день моей жизни. Со мной никогда еще так не носились - никогда! Веришь ли, я чувствовал себя важной птицей. Моя дорогая сестра, - продолжал молодой человек, - nous n'avons qu'a nous tenir [нам нужно только не терять выправки (фр.)], и мы будем там звезды первой величины.
Мадам Мюнстер посмотрела на него, и во взгляде ее мелькнула ответная искра. Она подняла бокал и пригубила.
- Опиши их. Нарисуй картину.
Феликс осушил свой бокал.
- Итак, это небольшое селение, затерявшееся среди лугов и лесов; словом, глушь полнейшая, хотя отсюда совсем недалеко. Только, доложу я тебе, и дорога! Вообрази себе, моя дорогая, альпийский ледник, но из грязи. Впрочем, тебе не придется много по ней разъезжать. Они хотят, чтобы ты приехала и осталась у них жить.
- Ах, так, - сказала баронесса, - они хотят, чтобы я приехала и осталась у них жить? Bon! [Прекрасно! (фр.)]
- Там совершенная первозданность, все неправдоподобно естественно. И удивительно прозрачный воздух, и высокое голубое небо! У них большой деревянный дом, нечто вроде трехэтажной дачи - очень напоминает увеличенную нюрнбергскую игрушку (*9). Это не помешало некоему джентльмену, который обратился ко мне с речью, называть его "старинным жилищем", хотя, право, вид у этого старинного жилища такой, будто оно только вчера построено.
- У них все изящно? Со вкусом?
- У них очень чисто; но нет ни пышности, ни позолоты, ни толпы слуг, и спинки кресел, пожалуй, излишне прямые. Но есть можно прямо с пола и сидеть на ступеньках лестницы.
- Это, конечно, завидная честь и, вероятно, там не только спинки кресел излишне прямые, но и обитатели тоже?
- Моя дорогая сестра, - ответил Феликс, - обитатели там прелестны.
- В каком они стиле?
- В своем собственном. Я бы определил его как старозаветный, патриархальный; ton [тон (фр.)] золотого века.
- У них только ton золотой и ничего больше? Есть там какие-нибудь признаки богатства?
- Я бы сказал - там богатство без признаков. Образ жизни скромный, неприхотливый; ничего напоказ и почти ничего - как бы это выразить? - для услаждения чувств; но предельная aisance [непринужденность (фр.)] и уйма денег - не на виду, - которые извлекаются в случае надобности без всякого шума и идут на благотворительные цели, на ремонт арендного имущества, на оплату счетов врачей и, возможно, на приданое дочерям.
- Ну, а дочери, - спросила мадам Мюнстер, - сколько их?
- Две, Шарлотта и Гертруда.
- Хорошенькие?
- Одна хорошенькая, - сказал Феликс.
- Которая же?
Молодой человек молча смотрел на свою сестру.
- Шарлотта, - сказал он наконец.
Она посмотрела на него в свою очередь.
- Все ясно. Ты влюбился в Гертруду. Они, должно быть, пуритане до мозга костей; веселья там нет и в помине.
- Да, веселья там нет. Люди они сдержанные, даже суровые, скорее меланхолического склада; на жизнь они смотрят очень серьезно. Думаю, что у них не все обстоит благополучно. То ли их гнетет какое-то мрачное воспоминание, то ли предвидение грядущих бед. Нет, эпикурейцами их не назовешь. Мой дядюшка, мистер Уэнтуорт, человек высокой нравственности, но вид у бедняги такой, будто его непрерывно пытают, только не поджаривают, а замораживают. Но мы их взбодрим. Наше общество пойдет им на пользу. Расшевелить их будет очень нелегко, но в них много душевной доброты и благородства. И они готовы отдать должное своему ближнему, признать за ним ум, талант.
- Все это превосходно, - сказала баронесса, - но мы, что ж, так и будем жить затворниками в обществе мистера Уэнтуорта и двух этих молодых женщин - как, ты сказал, их зовут, Дебора и Гефсиба? (*10)
- Там есть еще одна молодая девушка, их кузина, прехорошенькое создание; американочка до кончиков ногтей. Ну и, кроме того, существует еще сын и наследник.
- Прекрасно, - сказала баронесса. - Вот мы добрались и до мужчин. Каков он, этот сын и наследник?
- Боюсь, любитель выпить.
- Вот как? Выходит, он все же эпикуреец. Сколько же ему лет?
- Он двадцатилетний юнец, недурен собой, но, думаю, вкусы у него грубоватые. Есть там еще мистер Брэнд - рослый молодой человек, что-то наподобие священника. Они о нем очень высокого мнения; но я его пока не раскусил.
- А между двумя этими крайностями, - спросила баронесса, - между загадочным священнослужителем и невоздержанным юнцом никого больше нет?
- Как же! Там есть еще мистер Эктон. Думаю, - сказал молодой человек, кивая своей сестре, - мистер Эктон тебе понравится.
- Ты ведь знаешь, - сказала баронесса, - я очень привередлива. Он достаточно благовоспитан?
- С тобой он будет благовоспитан. Он человек вполне светский. Побывал в Китае.
Баронесса Мюнстер засмеялась.
- Так он светский на китайский лад? Это, должно быть, очень интересно.
- Если я не ошибаюсь, он нажил там огромное состояние, - сказал Феликс.
- Ну это всегда интересно. Он, что ж, молод, хорош собой, умен?
- Ему под сорок, он лысоват, остер на язык. Я готов поручиться, добавил молодой человек, - что баронесса Мюнстер его очарует.
- Вполне вероятно, - сказала эта дама.
Брат ее, о чем бы ни шла речь, никогда не знал заранее, как это будет встречено, но вскоре баронесса заявила, что он превосходно все описал и что завтра же она отправится туда и посмотрит на все собственными глазами.
Итак, назавтра они сели в поместительную наемную коляску - экипаж не вызвал у баронессы никаких возражений, кроме цены и того обстоятельства, что кучер был в соломенной шляпе (в Зильберштадте слуги мадам Мюнстер носили желтые с красным ливреи). Они выехали за город, и баронесса, откинувшись на сиденье, покачивая над головой зонтик с кружевной оборкой, обозревала придорожный ландшафт. Прошло немного времени, и она произнесла: "Affreux" [ужасно (фр.)]. Брат ее заметил, что, судя по всему, передний план в этой стране значительно уступает plans recules [заднему плану (фр.)]. Баронесса в ответ на это сказала, что пейзаж здесь, по-видимому, весь можно причислить к переднему плану.
Феликс заранее уговорился со своими новыми друзьями, когда он привезет сестру; они решили, что самое подходящее для этого время - четыре часа пополудни. У большого, блещущего чистотой дома, к которому подкатила коляска, был, по мнению Феликса, очень приветливый вид; высокие стройные вязы отбрасывали перед ним удлиненные тени. Баронесса вышла из коляски. Американские родственники дожидались ее, стоя на крыльце. Феликс помахал им шляпой, и длинный худой джентльмен с высоким лбом и чисто выбритым лицом двинулся по направлению к воротам. Шарлотта Уэнтуорт шла рядом с ним. Гертруда несколько медленнее следовала позади. Обе молодые женщины были в шуршащих шелковых платьях. Феликс подвел свою сестру к воротам.
