ДЖЕРРИ: Священный сосуд с гордо изогнутым носиком, плавной округленностью корпуса, с изящным изгибом ручки... Ну, как, ничего? (целует ее)
ГИТЕЛЬ: Понимаю. Это чайник. (снова долгий поцелуй; высвобождаясь из его объятий) Да, чуть не забыла, тебе звонили по междугородней. Скоро опять будут звонить.
ДЖЕРРИ: Кто?
ГИТЕЛЬ (весело): Твоя жена. (нюхает мыло) Это ее любимое мыло, ДЖЕРРИ?
ДЖЕРРИ (не сразу): Нет, и я редко делал ей подарки. У нее и так... было всего вдоволь.
ГИТЕЛЬ: Ну, я пошла. (уносит мыло в кухню, возится там у плиты)
ДЖЕРРИ (стоит неподвижно, потом нарочито небрежным тоном): Когда она звонила?
ГИТЕЛЬ (из кухни): Вскоре после того, как я сюда пришла. Сказала, что позвонит опять в восемь часов.
Джерри взглядывает на наручные часы, потом на телефон, убирает со стола газету и книги, и снова бросив взгляд на телефон, подходит к окну и смотрит на улицу. Входит Гитель, неся сковородку с цыплятами и карнишоны на тарелке. Ставит все на стол, оживленно болтая.
ГИТЕЛЬ: Должно быть, у нее уйма лишних денег, да? Два междугородних разговора, с ума сойти! Знаешь, я всего один раз в жизни заказывала междугородний разговор. (накладывает еду на тарелки) С городом Тэлесси, это во Флориде, вскорости после того, как мы с Уолли поженились. У него была там работа. То есть это он так говорил, но я случайно узнала, что это не работа а та рыжая, он к ней опять вернулся. Я не рухнула замертво, а взяла да позвонила ему туда...
ДЖЕРРИ: Я не стану с ней говорить, я не хочу.
Гитель, чуть сдвинув брови, продолжает накладывать еду на тарелки.
Гитель!
ГИТЕЛЬ: Не хочешь - не говори... Но вот когда мне принесли счет, тогда я действительно рухнула!
ДЖЕРРИ: Я не подойду к телефону.
ГИТЕЛЬ (быстро): Хорошо. Ты не принесешь вино?
ДЖЕРРИ: С удовольствием. (включает радио и идет в кухню) И напьемся вдрызг на все шестьдесят девять центов. У нас есть что отпраздновать. Сегодня я разговаривал с Фрэнком Таубменом.
Гитель тем временем стоит, глядя на телефон, потом выключает радио. Атмосфера в комнате становится иной; телефон словно гипнотизирует их обоих, приковывая к себе их взгляды и внимание, что бы они ни говорили и не делали.
(входит с бутылкой вина и штопором) Что случилось, детеныш?
ГИТЕЛЬ: Как видишь, ничего, даже народ не сбежался.
ДЖЕРРИ: Ты от того, что я не хочу подходить к телефону?
ГИТЕЛЬ: Ничего со мной не случилось, откуда ты взял?
ДЖЕРРИ: Все это давно умерло и похоронено. (откупоривает бутылку) Лежит глубоко под землей, гроб запечатан, памятник оплачен, и я не желаю ворошить могилу. (веселым тоном) Давай поговорим о чем-нибудь приятном. Как продвигается твоя концертная программа?
ГИТЕЛЬ: Это ты называешь приятным? Я опять ходила смотреть чердак. Этот подонок хочет сдать не меньше, чем на два года, и не уступает ни цента. Откуда я возьму такие деньги? Отличная была бы студия, но разве что для Рокфеллера.
ДЖЕРРИ: Зачем тебе Рокфеллер? У тебя и так есть целый капитал.
ГИТЕЛЬ: Где?
ДЖЕРРИ (стучит себе по лбу): Здесь. Сегодня у меня был длинный разговор с Фрэнком Таубменом.
ГИТЕЛЬ: Ну и что он тебе сказал? (но взгляд ее то и дело устремляется на телефон)
ДЖЕРРИ: Что поскольку у меня нет разрешения на адвокатскую практику в Нью-Йорке, он может мне предложить подготовку дел для адвокатов.
ГИТЕЛЬ: Да?
ДЖЕРРИ: Так что завтра утром мы с тобой пойдем к подонку и внесем плату за два месяца.
ГИТЕЛЬ: Из каких денег?
ДЖЕРРИ: Я сегодня уже работал. За это платят сдельно. Скоро мы будем обклеивать деньгами стены.
ГИТЕЛЬ: Я сниму чердак, когда я получу работу. (опять взглядывает на телефон)
ДЖЕРРИ (на этот раз перехватывает ее взгляд): Молчит.
ГИТЕЛЬ: Кто?
ДЖЕРРИ: Телефон.
ГИТЕЛЬ: Да. Говорят, в кондитерской Шрафта нужны девушки. Завтра пойду туда.
ДЖЕРРИ: К Шрафту? Обслуживать столики?
ГИТЕЛЬ: Уж что придется. Я работала там в прошлом году, отпускала конфеты, поправилась на семь фунтов. Очень хорошие там конфеты.
ДЖЕРРИ: Сделай мне маленькое одолжение - разреши сделать тебе маленькое одолжение.
ГИТЕЛЬ: Пожалуйста. Какое, например?
ДЖЕРРИ: Например, устроить тебе этот чердак. Знаешь, сколько я могу зарабатывать у Таубмена? Сотню в неделю, а конфеты я буду тебе покупать. Незачем тебе идти к Шрафту, это глупо.
ГИТЕЛЬ: Что ты имеешь против Шрафта?
ДЖЕРРИ: Боюсь, что кто-нибудь по ошибке вместо конфеты съест тебя. Словом, истец дает Шрафту отвод. (принимается за еду) Слушай, цыпленок просто сказочный! Чем тебе удалось придать ему вкус джина?
ГИТЕЛЬ: Джином.
ДЖЕРРИ: Сказочно. Ты умеешь шить, ты умеешь готовить, ты... (вдруг замечает тарелку с корнишонами. Зловеще) Кажется, мы собираемся есть корнишоны?
ГИТЕЛЬ: Ты их любишь.
ДЖЕРРИ: Ничуть, тем более что у тебя всю ночь болел живот.
ГИТЕЛЬ (с негодованием): Ты же говорил, что корнишоны твоя слабость!
ДЖЕРРИ: Эта моя слабость может продырявить твои кишки. А твои кишки тоже моя слабость. Сколько штук ты съела?
ГИТЕЛЬ: Три.
ДЖЕРРИ: Три - это слишком много.
ГИТЕЛЬ: Я их люблю.
ДЖЕРРИ (колеблется): Четыре и ни одного больше. (берет с ее тарелки корнишоны, один бросает на тарелку обратно, остальные уносит в кухню)
ГИТЕЛЬ: Эй, эй! (но протест ее не очень энергичен, она хватает корнишоны с тарелки Джерри и запихивает в рот)
Джерри возвращается с двумя ломтиками хлеба.
ДЖЕРРИ: Вот взамен. Тебе необходим крахмал, он поглотит все кислоты, я прочел целый трактат о желудочных язвах. Оказывается, ты просто не знаешь, куда девать свои кислоты. На нашем медицинском языке мы в таких случаях говорим, что больной киснет. Давай-ка будем есть то, что тебе можно, ладно?
ГИТЕЛЬ (с набитым ртом): Давай.
Джерри бросает взгляд на часы, хмурит брови и смотрит на телефон. Садясь, встречается глазами с Гитель.
Молчит.
ДЖЕРРИ: Кто?
ГИТЕЛЬ: Телефон.
ДЖЕРРИ: Да... Я как раз подумал о том, что совсем забыл, как звучит ее голос. Какой у нее голос?
ГИТЕЛЬ (сердито): Что значит - какой?
ДЖЕРРИ (скучающе): Да просто как он звучит по телефону, и давай
не будем...
ГИТЕЛЬ: Прелестный голос, очаровательный голос! Хочешь послушать поговори с ней. Чего ты трусишь?
ДЖЕРРИ (положил вилку, смотрит на нее. Ровным тоном): Ты в самом деле хочешь, чтобы я подошел к телефону?
ГИТЕЛЬ: Кто, я?
ДЖЕРРИ: Почему ты этого хочешь?
ГИТЕЛЬ: А почему нет?
ДЖЕРРИ: Потому что я сейчас вкушаю блаженство в райском саду, с тобой и жареными цыплятами. Мы - Адам и Ева, а значит, что такое эти тысяча двести миль телефонного провода? Змея. Зачем же ее впускать к нам, мы только что насилу избавились от клопов.
ГИТЕЛЬ: За что ты ее так ненавидишь?
ДЖЕРРИ: Я ее не ненавижу. Поговорим лучше о чем-нибудь другом.
Оба снова принимаются есть.
Завтра я пойду с тобой договариваться насчет чердака. Скажешь тому подонку, что я твой поверенный, что я занимаюсь исключительно твоими делами по найму помещений. Я сам буду вести переговоры. Я даже возьму с собой портфель.
ГИТЕЛЬ: Что это за хлеб?
ДЖЕРРИ: Очень полезный для здоровья. Смотри, не сломай зубы.
ГИТЕЛЬ: Не сломаю, пока ты мне их заговариваешь! (хохочет)
ДЖЕРРИ: Ты ящерица. Обыкновенная ящерица. И как это ты забралась в мою плоть и кровь? Но слушай, я говорю серьезно: если ты танцовщица, пора что-то делать, дни идут...
ГИТЕЛЬ (яростно): Конечно, я танцовщица и, наверное, скоро от этого сойду с ума! Другие получают известность, а я получаю только счета за починку швейной машины!
ДЖЕРРИ: Ладно, тогда я помогу тебе снять чердак. Ты будешь готовить концерт, а я - дела для адвокатов.
ГИТЕЛЬ: Что это значит - готовить дела?
ДЖЕРРИ: Выискивать для каждого дела прецедент.
Гитель не понимает.
Видишь ли, когда один стрючок возбуждает дело против другого стрючка, суд не может решить, кто из двух стрючков пострючковее, пока не узнает, как решилось такое же дело других двух стрючков в другом суде в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году.
ГИТЕЛЬ: И это занятно?
ДЖЕРРИ: Не очень, если у тебя нет особой страсти копаться в архивах. Но я не собираюсь заниматься этим всю жизнь, я смогу выступать в суде, как только сдам квалификационный экзамен.
ГИТЕЛЬ: Почему же ты не сдашь?
ДЖЕРРИ (улыбаясь): Страшно.
ГИТЕЛЬ: Ха! Ты их всех за пояс заткнешь.
ДЖЕРРИ: Почему ты так считаешь?
ГИТЕЛЬ (безмятежно): У меня сложилось такое впечатление.
ДЖЕРРИ: Я ведь не то что законов, даже здешних правил уличного движения не знаю. В каждом штате свои законы, поэтому я...
ГИТЕЛЬ: Подумаешь, можно вызубрить.
ДЖЕРРИ (сухо): Не тот возраст, чтобы садиться за зубрежку.
ГИТЕЛЬ: Каждый день читаешь в газетах: чья-то бабушка начала учиться в Нью-Йоркском университете; одиннадцать внуков, семьдесят лет...
ДЖЕРРИ: Ты считаешь, что я тоже чья-то бабушка? Мне еще не семьдесят лет, но у меня есть уже опыт в адво... (внезапно выпрямляется, разглядывая ее) Как это ты ухитрилась?
