и фантом медленно растаял во мраке. Подобно одержимому, сэр Джаспер ринулся в глубь галереи, но она была пуста, сам же он по возвращении выглядел очень странно. Бланш лишилась чувств, Эннон на руках понес ее прочь. Роза вцепилась в руку миссис Сноудон, Октавия прильнула к своему кузену и пылко прошептала:
– Слава богу, он указал не на тебя!
– Значит, я тебе дороже, чем родной брат? – шепнул в ответ Трехерн.
Словесного ответа не последовало, зато одна маленькая ручка как бы невольно сжала его ладонь, а другая вытянулась в направлении Джаспера, который как раз приблизился – бледный от потрясения, внешне спокойный, даже притихший. Желая разрядить обстановку, он вымученно улыбнулся и помог встать миссис Сноудон.
– Прислуга дурачится. Глупые шутки не стоят нашего внимания. Успокойтесь, Эдит, вы на себя не похожи.
– О нет, Джаспер, то был не человек, и вам это известно не хуже, чем мне. Зачем только я привела вас сюда! Теперь вы столкнулись с фантомом, который предрек несчастье!
– Чепуха! Если мой срок не за горами, призрак нашел бы меня где угодно. Я не верю в нелепые предрассудки, я смеюсь или игнорирую их. Идемте вниз и выпьем за мое здоровье! Вино будет из погребка, что принадлежал самому аббату Бонифацию.
Однако продолжать веселье никто уже не хотел и не мог. Мало того, выяснилось, что Эннон всполошил намеками леди Трехерн. Пришлось все ей рассказать, она же увидела в произошедшем дурной знак, чем усугубила замешательство компании. По распоряжению леди Трехерн дом обшарили до последнего закоулка, а слуг подвергли допросу. Словом, были предприняты все усилия, чтобы установить природу явления.
Да только напрасно: в доме царил обычный порядок, а лакеи и горничные дружно бледнели от одного предположения, будто можно в полночь пойти на северную галерею. По просьбе миледи все обещали ни словом не упоминать о призраке, после чего наконец-то разошлись по комнатам, чтобы вкусить сна – если, конечно, получится.
Мрачны были лица гостей и хозяев, собравшихся за завтраком. Когда, по обыкновению с опозданием, вошел сэр Джаспер, на него устремились исполненные тревоги взгляды, сам же он имел вид человека беспечного и всем чрезвычайно довольного, ибо ни разу еще ни единое серьезное событие не оставило достаточно глубокого впечатления на непостоянной, словно ртуть, натуре сэра Джаспера. Скорее уж, про́клятым казался Трехерн – очень бледный, осунувшийся, сидел он за столом, и лицо его светлело, только когда он смотрел на Октавию. Все утро Трехерн ходил за Джаспером как тень, чем вызвал досаду молодого джентльмена. Миледи и Октавия тоже буквально пасли Джаспера, и их лица выражали плохо замаскированный страх за сына и брата.
К полудню терпение Джаспера иссякло. Он восстал против нежной опеки, приказал, чтобы седлали коня, и заявил решительно:
– Нынче в доме все жуть какие мрачные, мне это надоело до смерти. Надо проветриться. Добрый галоп будет в самый раз, не то я взорвусь или сам предамся унынию.
– Джаспер, поедем со мной в экипаже. Мы давным-давно не катались вместе, прогулка доставила бы мне огромное удовольствие, – сказала миледи, удерживая сына.
– Миссис Сноудон явно не помешает свежий воздух, а то ее розы поблекли. Катание в экипаже, запряженном вашим пони, матушка – это именно то, что ей нужно, а я только рад буду уступить миссис Сноудон свое место, – со смехом отвечал Джаспер, высвобождая руку, которой завладела миледи.
– Прокати Розу, Бланш и меня в кларенсе [34], Джаспер. Нам нужен воздух, а ты лучше всех владеешь кнутом. Прояви галантность, скажи «Да».
– Благодарю покорно, но нет, сестричка. Роза и Бланш спят, да и ты жаждешь подняться к себе в спальню – после вчерашнего бдения. Как мужчина и как брат советую: ляг, отдохни, а мне позволь проехаться верхом.
– Позови для компании Эннона, – с напускным спокойствием предложил Трехерн.
Сэр Джаспер нахмурился, резко обернулся к нему и отчеканил, за шутливым тоном скрывая раздражение:
– Тебя послушать, так я либо мальчишка, либо и вовсе младенец. Хватит меня опекать! Ты очень ошибаешься, если решил, что я теперь буду влачить свои дни в постоянном страхе перед несчастьем. Нет, я намерен развлекаться, пока могу, невзирая на призрак. Предпочитаю брать от жизни все, пусть даже жизнь моя будет коротка. Так что прощайте все, до ужина!
Родные и гости проследили, как Джаспер скачет прочь по главной аллее, и разошлись, тяготимые смутным предчувствием. Октавия направилась в оранжерею, думая, что тишина и благоухание, там царящие, освежат ее, однако отдохнуть не удалось, ибо в оранжерею проследовал полный надежд Эннон.
– Мисс Трехерн, я дерзнул явиться за ответом. Скажите, что даст мне наступивший год – блаженство или печаль? – с огнем во взоре спросил он.
– Извините, если ждали иного. Я должна говорить без обиняков и поэтому с сожалением отказываюсь от чести, которой вы меня почтили.
– Могу я узнать причину?
– Можете: я вас не люблю.
– Зато вы любите вашего кузена! – гневно вскричал Эннон, пожирая глазами профиль Октавии.
Она обернулась к нему и отвечала с врожденной прямотой:
– Да, я его люблю всем сердцем, и теперь матушка не будет против, потому что Морис спас мне жизнь, и я имею право посвятить эту жизнь ему.
– Счастливец! Вот бы калекой был я, а не он! – вздохнул молодой человек. Впрочем, в следующую минуту он сделал над собой огромное усилие, стремясь быть справедливым и великодушным, и добавил с жаром: – Ни слова больше! Он заслужил вас, а я не желаю, чтобы вы принесли себя в жертву долгу. Я отступаюсь и немедленно уеду, вы же будьте благословенны сейчас и всегда. Об этом отныне мои молитвы.
Эннон поцеловал руку Октавии и удалился, чтобы проститься с миледи, ведь никакие уговоры не удержали бы его в доме. Сэру Джасперу он оставил записку и поспешил прочь – к немалому облегчению Трехерна и глубокому огорчению Бланш, которая, впрочем, не теряла надежды предпринять вторую попытку позднее.
– Вон скачет Джаспер, маменька, целый и невредимый! – крикнула Октавия часа два спустя, когда вышла на террасу, которую миледи мерила шагами чуть ли не с той минуты, как уехал ее сын.
С улыбкой невыразимого облегчения Октавия стала махать брату носовым платком. Лошадиные копыта уже выбивали отчетливую дробь по главной аллее, и Джаспер в ответ тоже замахал – шляпой и рукой. Обычно он спешивался у дверей, ведущих в большую залу, но тут, повинуясь порыву, поскакал вдоль террасы, ведь из окна за ним наблюдала миссис Сноудон. Павлины с пронзительными криками бросились врассыпную, один из них заполошно пронесся прямо перед конем, когда
