ГЛАВА IX
На сцене появляются две знатные дамы. Изысканный наряд предполагает
изысканные манеры
Едва успел мистер Берчелл откланяться, а Софья принять приглашение капеллана, как из дома примчались мои малыши, чтобы сообщить, что к нам прибыл помещик и с ним целая толпа народу. Мы поспешили домой, где застали помещика с его прихлебателями и двумя нарядными молодыми особами, которых он нам представил как знатных дам, пользующихся большим влиянием в столичном свете, где они привыкли блистать. Когда обнаружилось, что для такого многочисленного общества у нас не хватает стульев, мистер Торнхилл тотчас предложил, чтобы дамы посадили джентльменов себе на колени. Этому я воспротивился самым решительным образом, оставив без внимания неодобрительный взгляд, который жена метнула в мою сторону. Тотчас снарядили Мозеса за стульями к соседу. А так как оказалось, что для контрданса не хватает дам - то два джентльмена, прибывшие с мистером Торнхиллом, присоединились к Мозесу, чтобы заодно подыскать себе пару. Ни дамы, ни стулья не заставили себя ждать. Джентльмены привели двух румяных дочерей соседа Флембро; на макушке у каждой красовалось по алому бантику.
Но одно непредвиденное обстоятельство чуть было не испортило всего дела: хоть обе мисс Флембро и почитались первейшими плясуньями в нашем приходе, в совершенстве владея искусством джиги и хороводных плясок, они не имели ни малейшего понятия о контрдансе. Сперва мы были несколько обескуражены, но затем принялись их вертеть в разные стороны: то легонечко подтолкнем одну, то подтянем за руку другую, и, глядишь, все пошло как по маслу! Оркестр наш составляли две скрипки, флейта и барабан. Ярко светила луна; бал открыли мистер Торнхилл с моей старшей дочерью, вызвав восторг зрителей: прослышав о том, что у нас затевается, соседи сбежались и обступили нас со всех сторон.
Движения моей дочери были преисполнены такой грации, столько в них было огня, что жена не удержалась и стала уверять меня, будто девчонка только потому так ловко пляшет, что переняла все фигуры у матери. Столичные гостьи, как ни старались подражать ей, все не могли держаться с такой же легкостью. Они плыли, приседали, замирали и подскакивали но все ото было не то. Правда, зеваки говорили, что танцуют они великолепно, но, по меткому замечанию соседа Флембро, "ножки мисс Ливви так и вторят музыке - что твое эхо!". И часу не прошло, как столичные дамы, опасаясь простуды, предложили закончить бал. Одна из них при этом выразилась весьма, на мой взгляд, грубо.
- Черт меня подери, - сказала она, - я ужас как взопрела!
Дома нас ожидал изысканный холодный ужин, который мистер Торнхилл позаботился привезти с собой. Разговор сделался немного чопорнее; тут уж столичные дамы совершенно затмили моих девиц - они только и говорили, что о свете и светской жизни; коснулись также таких модных тем, как художества, благородный вкус, Шекспир и музыкальные стаканы. Правда, раза два, к великому нашему смущению, они обмолвились бранным словом, но тогда я принял это за вернейший признак светскости (впоследствии, впрочем, я узнал, что сквернословие нынче уже вышло из моды). Однако великолепие их одежды служило как бы вуалью, благодаря которой грубое выражение, слетавшее с их уст, теряло свою резкость.
Девицы мои смотрели на гостий с нескрываемой завистью и восхищением. Все, что в их манерах не совсем отвечало нашему представлению о приличии, мы относили за счет хорошего тона, принятого в высшем обществе. А необычайное снисхождение, какое оказывали нам эти дамы, затмевало в наших глазах все прочие их достоинства. Одна из них заметила, что Оливии столичная жизнь пошла бы очень на пользу, а другая тотчас прибавила, что короткая зима в столице сделала бы Софью неузнаваемой. Жена горячо поддержала обеих, говоря, что и сама только о том и мечтает, как бы послать дочерей на один сезон в столицу, дабы они там пропитались светским обращением. Я не удержался и возразил, что воспитание их и без того не соответствует скромному положению, которое им суждено занимать в обществе, и что приучать их к более изысканному образу жизни было бы насмешкой над их бедностью, ибо у них развился бы вкус к удовольствиям, для них недоступным.
- Нет таких удовольствий, нет таких радостей, - перебил меня мистер Торнхилл, - которых они не были бы достойны! Ведь сами они словно созданы на радость людям. Что касается меня, - продолжал он, - то я обладаю изрядным состоянием; а как девиз мой - любовь, свобода и наслаждение, - то, если половина всего, чем я владею, способна доставить прелестной Оливии радость, я готов передать эту долю ей, не попросив взамен ничего, кроме дозволения присоединить в придачу самого себя!
Не такой уж я был невежда в мирских делах, чтобы не знать, что за подобными оборотами обычно кроются самые гнусные предложения. Впрочем, я старался обуздать свое негодование.
- Сударь! - вскричал я. - В семье, которую вам угодно было удостоить своим посещением, развито чувство чести не менее щепетильной, нежели ваша собственная! И всякая попытка оскорбить это чувство может вызвать самые неприятные последствия. Да, сударь, одна честь и осталась нам от всех наших богатств, и это единственное сокровище мы должны беречь как зеницу ока.
Впрочем, я тут же и пожалел, что погорячился, ибо молодой человек, схватив меня за руку, стал клятвенно меня уверять, что благородство моих чувств приводит его в восторг, хотя суть моих подозрений огорчает его до крайности.
- Что же до того, - продолжал он, - на что вы только что изволили намекнуть, уверяю вас, сударь, что я и в мыслях ничего подобного не имел. Нет, нет, клянусь всеми соблазнами мира, добродетель, которая требует длительной осады, - не в моем вкусе! Молниеносный наскок - вот залог моих любовных успехов!
Тут столичные дамы, которые до сих пор держались так, словно не понимали, о чем шла речь, стали проявлять признаки крайнего неудовольствия по поводу его последних чересчур вольных слов и завели благопристойную и чинную беседу о добродетели; моя жена, капеллан и я не замедлили принять участие в разговоре, а под конец и сам помещик умилился и сказал, что раскаивается в своих сумасбродствах. Мы говорили о радостях умеренной и воздержанной жизни, о лучезарной ясности души, не оскверненной пороками. Я был так доволен, что даже позволил малышам посидеть с нами попозже, чтобы и они могли вкусить душеспасительной беседы, - мистер Торнхилл пошел еще дальше и попросил меня прочитать молитву. Я с радостью исполнил его просьбу.
В таком духе мы приятнейшим образом скоротали вечер, и гости наконец начали подумывать о возвращении допой. Знатным дамам, по-видимому, очень не хотелось расставаться с моими дочерьми, к которым они привязались необычайно, и они стали упрашивать меня, чтобы я позволил девицам проводить их до дому. Помещик поддержал их просьбу, моя жена присоединила к ним свою, а девицы глядели на меня с мольбой. Несколько потерявшись, я выдвинул было кое-какие доводы против такого предложения, но дочки с легкостью их опровергли, так что в конце концов я был вынужден прямо и безоговорочно воспретить поездку. В награду на другой день все кругом меня хмурились и на все мои слова мне отвечали только односложными "да" и "нет".
ГЛАВА Х
Мы не желаем отставать от сильных мира сего. Невзгоды, постигающие
бедняка, когда он пытается казаться выше своего состояния
Я начал замечать, что все мои пространные и усердные лекции об умеренности, простоте и смирении были начисто забыты. Внимание к нам сильных мира сего разбудило гордость, которую я отнюдь, как оказалось, в них не уничтожил, а только усыпил. Снова, как в былые времена, на подоконнике теснились баночки с притираниями для лица и шеи. Выйдут ли во двор солнышко оказывалось врагом, посягающим на белизну кожи, дома ли сидят - огонь в очаге грозился испортить цвет лица. Жена заявила, что от раннего вставания у барышень могут пострадать глазки, что от работы после обеда краснеют их носики, и в конце концов уверила меня, что ничто так не способствует белизне рук, как безделье. И вот вместо того, чтобы дошивать рубашки для Джорджа, они у нас теперь перекраивали наново старую свою кисею или вышивали по канве. Общество барышень Флембро - еще в недавнем прошлом резвых их подружек оказалось вдруг недостаточно изысканным, и бедняжкам вышла полная отставка; отныне свет и светская жизнь, художества, благородный вкус, Шекспир и музыкальные стаканы составляли исключительно предмет нашего разговора.
Все это, впрочем, мы могли бы снести, но тут, на беду нашу, подоспела цыганка: вот когда мы взвились под самые облака! Едва только появилась эта смуглая сивилла, как девицы мои обе прибежали ко мне просить по шиллингу на гаданье. Сказать по правде, мне наскучило быть всегда благоразумным, и на этот раз я не в силах был отказать им - я так любил видеть радость на их личиках! Я дал каждой по шиллингу; ради чести семьи, однако, я должен заметить, что у девиц при себе всегда были деньги, ибо жена моя щедро оделила каждую монетой достоинством в одну гинею, которую, впрочем, строго-настрого заказала разменивать. Когда они после довольно длительного совещания у гадалки наконец с ней расстались, я понял по их лицам, что нас ожидают великие удачи.
