Ознакомительная версия.
Я пустил в ход всю галантность, какую мог призвать на помощь, — мне страшно захотелось познакомиться поближе с этим разноцветным блуждающим огоньком.
Джордж игнорировал и мою галантность, и мое желание.
— Сью, золотко, где остальная прислуга? — тихо спросил он, — Попряталась?
Она ответила так же тихо, только тонким голосом:
— Вы, может быть, пойти в ту сторону, куда идете. Может быть, в том вагоне. Может быть, последняя дверь. Мне надо идти в другую сторону.
Она протянула руки к белью, поезд снова качнул ее ко мне — всего лишь легкое касание, — но огонь разгорелся во мне с новой силой. Джордж дернул меня за рукав.
— Ну ладно, мистер Очарованный. Ты, может быть, пойти со мной в ту сторону. Если не собираешься тут стоять и глазеть, как рыба на крючке.
Следующий вагон тоже был спальный, но более старый, и часть его занимали служебные помещения. На дверях были свежие надписи жирным цветным мелом: КЛАДОВАЯ, ТЕЛЕГРАФ, АВАРИЙНОЕ СНАРЯЖЕНИЕ. На последней двери значилось: ТОЛЬКО ДЛЯ Ж. Д. ПЕРСОНАЛА. Джордж приоткрыл ее, и мы заглянули внутрь. В помещении висела пыль, и полукругом, молитвенно, на коленях стояли люди. На полу было расстелено индейское одеяло с зигзагами, и, словно в алтаре, горел фонарь тормозного кондуктора. Я увидел черные лица и жесткие форменные пиджаки официантов, проводников, поваров, судомоев. Обслуга. Они не молились, они играли. По одеялу катались кости, туда и сюда перемещались зеленые бумажки. Игроки вели себя азартно, чертыхались, ликовали, призывали на помощь Даму Фортуну — но всё шепотом. Джордж со стуком распахнул дверь и ворвался с криком:
— Шабаш! Кончай игру!
Произошло смятение. Руки похватали деньги, люди вскочили на ноги. Потом они увидели, кто это гаркнул на них.
— Нелегкая тебя возьми, Джордж Флетчер! — крикнул один из игроков, — Нашел когда дурака валять!
— Правда, Джордж, — поддержал его человек постарше, с хмурым лицом. Он один не поднялся с колен, — Шутка дурного вкуса.
— Приношу извинения, ваше преподобие Линкхорн, — Джордж снял шляпу и смиренно поклонился. — Черт меня под руку толкнул, как говорил мой папа. Подурачиться захотелось, не удержался.
— У черта в дураках служить не годится, — сказал коленопреклоненный голосом, похожим на далекий похоронный колокол. Это был худой человек с печальным ртом, в очках с золотой оправой и в костюме, таком же черном, жестком и пасмурном, как его лицо. — Особенно человеку, который почти у всех успел походить в дураках.
— Да, ваше преподобие, сэр, — покаянно отозвался Джордж. Потом, повеселев, помахал рукой, как бы разгоняя пыль. — Не впустить ли вам немного свежего воздуха в вашу пыльную игру?
При этом вопросе его преподобие оживился.
— Свежая кровь никогда не помешает.
— Хорошо. А то у меня тут дятел, такой желторотый, что всех нас может сделать богачами.
Джордж втянул меня в душный отсек. Я был еще разгорячен после встречи с Сью Лин, не говоря уже о симпатическом смешении двух бокалов шипучки с желтым самогоном тети Рут, так что, боюсь, язык повиновался мне еще хуже обычного. Его преподобие Линкхорн наклонился, чтобы разглядеть поближе, — но не меня. Он щурился за очками на ноги Джорджа.
— Новые сапоги, брат Флетчер? Или ты опустился до осквернения могил?
— Нынче вечером Дама Фортуна заботилась о моих нуждах. Эти сапоги выиграны честно и благородно, спросите Нашвилла.
Его преподобие серьезно посмотрел на меня, и я серьезно кивнул в ответ. Он поднял кости и похлопал ладонью по одеялу.
— Так примите участие, братья. Дорогие друзья и братья, всех прошу… — Он окинул взглядом остальных, — Преклоним колени и посмотрим, упорствует ли мисс Фортуна в своих непристойных ухаживаниях за братом Флетчером.
Я стал на колени рядом с его преподобием и расстегнул рубашку для быстрого доступа к поясу с деньгами. Джордж присел рядом, взял у меня купюру и у Линкхорна — кости. Подул на кубики.
— Темные дамочки, повернитесь к нам лицом. Семеркой и одиннадцатью. И к черту дюжину [17]. Послушаем, что вы скажете, кости.
Рука его описала широкий круг, и кости покатились по одеялу. Змеиные глаза [18]. Джордж застонал, кружок заулюлюкал. Я зевнул. Все эти игроки в разных вагонах перетасовались у меня в голове. Паровоз дал долгий печальный гудок, колеса стучали у нас под коленями. Помню, что тоже бросал раз или два, но было трудно сосчитать очки и упомнить ставку. Я продолжал зевать. Выпитое, бормотание соседей в тесном отсеке, темные фигуры, душное тепло — все это погрузило меня в сонное оцепенение. Лица сделались окороками, висящими у нас в коптильне, где мне не полагалось играть — по крайней мере, с детьми батраков. Кости — двумя моими лучшими выбивальными шариками. Индейское одеяло — кругом, процарапанным на земляном полу коптильни, и я выбивал из круга рубиновые, мраморные и прозрачные и забирал в пухнущий мешочек у себя между коленями.
Я осознал, что игра кончилась лишь тогда, когда тугой, холодный свежий ветер вывел меня из забытья. Я снова был на крыше вагона! В серой скорлупе рассвета обозначилась фигура Джорджа, ползшего по-крабьи, боком. Одной рукой он тянул за собой женщину, Луизу, в другой держал лосиные сапоги Сандауна. Луиза сжимала на груди края наброшенного на плечи одеяла с зигзагами. Оно хлопало на ветру, Луиза смеялась и взвизгивала.
— Господи Иисусе, не могу поверить, что дала уговорить себя. Ты настоящий змей, Джордж Флетчер, о господи!..
Паровоз откликнулся, и пара провалилась в лунную пшеницу.
Сандаун уже был в нашем скотском вагоне, лежал, завернувшись в свое одеяло. Джордж и повизгивающая Луиза повалились рядом с ним на индейское с зигзагами. Я сел на свое одеяло и принялся стягивать сапоги — мои собственные сапоги. Оказалось, я лучше играю в шарики, чем думал.
Сандаун открыл глаза:
— Чертовски красивые сапоги.
Я поставил их в ящик под брезент. Паровоз загудел, я откинулся на седло. Жемчужная лента дыма пересекла диск луны. Паровоз пыхтел. Когда я очнулся, пыхтел он реже, мы останавливались. Небо было убийственно ярким, и глазами, красными, как солнце, я впервые увидел Пендлтон.
Я еще не был готов проснуться. Я предпочел бы поспать, пока тело и голова не придут в норму. Но слишком много было вокруг отвлечений. Поезд подкатывался к станции. Паровоз дернул напоследок и с облегчением выпустил пар. Я потряс головой, чтобы стряхнуть с мозгов паутину, и подполз к борту. Напротив — надпись свежей краской: ПЕНДЛТОН. На станционной площади никого, только сонная старая лошадь, запряженная в багажную тележку. На прилегающих улицах пусто и тихо, но… Я прислушался и уловил звуки далекого марша; они как будто приближались.
Я приподнялся на локте, чтобы лучше видеть. Из-за далекого угла показалась беспорядочная колонна горожан, маршировавших к поезду. За ними следовали жиденький духовой оркестр и два индейца рядышком на пегих лошадях. К их пикам был привязан транспарант. Когда они его растянули, я разобрал слова: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ НА РОДЕО — ПУСТЬ БРЫКАЕТСЯ.
Позади послышалась возня. Из одеял в подштанниках выбрался Джордж Флетчер. На подштанниках было столько заплат, что они походили на клоунские штаны.
— Подумать только, — ворчал он, подгребая к себе одежду. — Когда у чемпиона объездчика нет ничего, кроме паршивого старого армейского седла, они хотят его назначить гранд-маршалом парада. Закатный, просыпайся и наряжайся, напарник. Нам уже красный ковер раскатали.
— Уже нарядился, — сказал индеец. Он сидел на ящике, в своем синем шерстяном костюме. — Только дай еще твоей смазки.
Джордж пробормотал, что он не смазчик брату своему, и достал помаду. Я перевернулся на живот и высунул голову между досками. Взъерошенные игроки и пассажиры с припухшими глазами пялились из окон на неожиданный парад. Дверь персонального вагона открылась, и вышел Нордструм, сияя улыбкой, как политик. За ним появились Буффало Билл и Готч, и после них — мистер Хендлс.
— Голодные глаза, а, друзья? — обратился к своим спутникам Хендлс. — Цена славы. «Мир вечно жаждет знаменитых чудес», — сказала Саломея в остатней одежке. Или Савская, вылезая из ванны [19].
Буффало Билл устало кивнул. Готч расстегнул пиджак, чтобы показать свой чемпионский пояс с пряжкой. Вышли трое в угольных костюмах и подозрительно озирали парад. Нестройная колонна приветствующих делегатов наконец подтянулась к станции. Оркестрик нестройно бубухнул последний аккорд: ту-дух! Готч начал раздуваться, Буффало Билл сорвал шляпу и картинно подмел ею воздух. Приветственных криков не было. Нордструм сказал «кхе-кхе» и хотел обратиться к делегации, но тут оглушительный металлический грохот заставил всех повернуть головы. Это отвалилась дверь скотского вагона, образовав стальной пандус. По нему с визгом сбежала раскрашенная свинья. За ней верхом выехали Джордж и Сандаун. На этот раз делегация разразилась приветственными криками. Джордж не зря хвастался: это ради него граждане вылезли из теплых постелей и парадным строем пришли на станцию — ради городского своего героя и его индейской Немезиды! Оркестр стал смирно и исполнил «Девушек из Буффало» в ритме марша. Два всадника проехали мимо колонны, как генералы, принимающие парад.
Ознакомительная версия.
