Лаврентий. Это хорошо. Мне нужно поговорить с тобой об Анико. Это добрая душа, только она очень, очень чувствительный человек. Никто о нас ничего особенного еще не сказал, а она уже настороже. Как-то одна телятница пришла в церковь в рваном чулке. С тех пор моя дорогая Анико надевает, когда идет в церковь, две пары чулок. Просто невероятно. Сказывается старинная семья. (Прислушивается.) Ты уверена, что здесь нет крыс? Если здесь крысы, нельзя, чтобы вы здесь жили.
Слышен звук капели.
Что это тут каплет?
Груше. Наверно, клепки разошлись в бочке.
Лаврентий. Да, наверно, бочка. Вот ты уже и полгода здесь, правда? Кажется, я начал говорить об Анико? Так вот, я не сказал ей про латника, у нее слабое сердце. Поэтому она не знает, что ты не можешь искать места. Поэтому она вчера и ворчала.
Снова слышится звук капели.
Можешь себе представить, она беспокоится о твоем солдате. "А что, если он вернется и ее не застанет?" - говорит она и не может уснуть. До весны, говорю, он никак не может вернуться. Добрая душа.
Капли падают чаще.
Лаврентий. Когда, ты полагаешь, он вернется?
Груше молчит.
Не раньше весны, ты ведь тоже так думаешь?
Груше молчит.
Я вижу, ты сама не веришь, что он вернется.
Груше продолжает молчать.
Когда наступит весна, когда здесь и на перевалах растает снег, тебе нужно будет уйти отсюда. Тебя начнут опять искать, а люди уже поговаривают насчет внебрачного ребенка.
Громкая непрерывная капель.
Груше, это капает с крыши. Вот и весна пришла.
Груше. Да.
Лаврентий (горячо). Послушай, что мы сделаем. Тебе нужно какое-то пристанище, и раз у тебя есть ребенок (вздыхает), тебе нужен муж, чтобы не было разговоров. Так вот, я потихоньку навел справки. Я поговорил с одной женщиной, у нее есть сын. Сразу за горой. Небольшое хозяйство. Она согласна.
Груше. Но я же не могу выйти замуж, я жду Симона Хахаву.
Лаврентий. Конечно. Это мы обдумали. Тебе нужен муж не в постели, а на бумаге. Как раз такого я и нашел. Сын женщины, с которой я договорился, сейчас при смерти. Ловко, правда? Он уже при последнем издыхании. И все будет так, как мы говорили: "муж за горой"! Ты к нему перебираешься, он испускает дух, и ты вдова. Каково?
Груше. Наверно, для Михаила мне нужна будет бумага с печатями.
Лаврентий. Печать - это самое главное. Без печати и персидский шах не мог бы утверждать, что он шах. И, кроме того, у тебя будет пристанище.
Груше. Сколько она за это просит?
Лаврентий. Четыреста пиастров.
Груше. Откуда у тебя деньги?
Лаврентий (виновато). Это деньги, которые жена выручила за молоко.
Груше. Там нас никто не будет знать. Я согласна.
Лаврентий (встает). Я сейчас же извещу эту женщину. (Быстро уходит.)
Груше. Михаил, сколько с тобой хлопот. Понесло меня к тебе, как яблоню к воробьям. Так уж устроен человек: увидит хлебную корку - нагнется и подымет, чтобы ничего не пропадало. Лучше бы я в то пасхальное воскресенье поскорее ушла. Теперь я в дураках.
Певец.
Жених умирал, когда пришла невеста.
Мать жениха невесту у двери ждала,
торопила.
Ребенка невесты прятал сват, покуда шло
венчанье.
Комната, разделенная перегородкой. С одной стороны - кровать, на которой за пологом из прозрачной ткани неподвижно лежит очень больной человек. В другую часть комнаты вбегает свекровь, она тянет за руку Груше. Позади них
Лаврентий с ребенком.
Свекровь. Скорее, скорее, не то он еще до венчанья окочурится. (Лаврентию.) А что у нее уже есть ребенок, об этом речи не было.
Лаврентий. Какая разница! (Указывая в сторону умирающего.) В таком состоянии ему все равно.
Свекровь. Ему-то да! Но я не переживу позора. Мы люди почтенные. (Плачет.) Незачем моему Давиду брать жену с ребенком.
Лаврентий. Хорошо, я прибавлю двести пиастров. Что хозяйство переходит к тебе, записано в договоре, но она имеет право жить здесь два года.
Свекровь (вытирая слезы). Только-только покрыть расходы на похороны. Хоть в работе-то пусть она мне поможет. Куда же делся монах? Не иначе как вылез в кухонное окошко. Как только соседи разнюхают, что Давид кончается, вся деревня нагрянет. Ах ты боже мой. Я пойду за монахом, но ребенка ему не показывайте.
Лаврентий. Об этом уж я позабочусь. Но почему, собственно, монах, а не священник?
Свекровь. А чем плох монах? Вот только не нужно было давать мне ему денег вперед, чтобы не сбежал в кабак. Понадеялась... (Убегает.)
Лаврентий. Решила выгадать на священнике, негодяйка. Наняла монаха по дешевке.
Груше. Если Симон Хахава все-таки придет, пошли его ко мне.
Лаврентий. Ладно. (Указывая в сторону больного.) Хочешь посмотреть на него?
Груше берет на руки Михаила и отрицательно качает головой.
Он даже не шевелится. Будем надеяться, что мы не опоздали.
Прислушиваются. Входят соседи, оглядываются, становятся у стен, бормочут
молитвы. Входит свекровь с монахом.
Свекровь (неприятно удивленная, монаху). Вот, пожалуйста, явились. (Кланяется гостям.) Прошу вас немного подождать. Сейчас прибыла из города невеста сына, и они срочно обвенчаются. (Входит с монахом в каморку больного.) Так я и знала, что ты разболтаешь. (Груше.) Сейчас и обвенчаетесь. Вот он, документ. Я и брат невесты...
Лаврентий, поспешно взяв Михаила у Груше, пытается спрятаться среди гостей.
(Делает ему знак, чтобы он ушел подальше.) Я и брат невесты - свидетели.
Груше склоняет голову перед монахом. Они идут к постели больного. Мать откидывает полог. Монах гнусавит по-латыни венчальную молитву. Лаврентий, чтобы развлечь готового заплакать ребенка, хочет показать ему обряд бракосочетания, а свекровь непрестанно делает знаки Лаврентию, чтобы он передал ребенка кому-нибудь. Груше бросает взгляд на ребенка, и Лаврентий
машет ей ручкой Михаила.
Монах. Согласна ли ты быть верной, послушной и доброй женой своему мужу и не расставаться с ним до тех пор, пока вас не разлучит смерть?
Груше (глядя на ребенка). Да.
Монах (умирающему). Согласен ли ты быть хорошим, заботливым мужем своей жены до тех пор, пока вас не разлучит смерть?
Так как умирающий не отвечает, монах повторяет вопрос и нерешительно
оглядывается.
Свекровь. Конечно же, он согласен. Разве ты не слышал, как он сказал "да"?
Монах. Отлично, бракосочетание состоялось. А как насчет последнего причастия?
Свекровь. Не выйдет. Хватит с тебя за венчанье. Теперь я должна позаботиться о гостях. (Лаврентию.) Мы как будто договорились, что семьсот?
Лаврентий. Шестьсот. (Отдает ей деньги.) Я не стану сидеть с гостями и знакомиться с кем попало. Ну прощай, Груше. Если моя овдовевшая сестра вздумает навестить меня, моя жена скажет ей "милости просим". Иначе я рассержусь. (Уходит.)
Гости равнодушно смотрят ему вслед.
Монах. Позвольте спросить, что это за ребенок?
Свекровь. Какой ребенок? Не вижу никакого ребенка. И ты не видишь, ясно? Я, может быть, тоже кое-что видела на заднем дворе кабака. Пошли.
Груше сажает ребенка на пол и успокаивает его. Затем они выходят из
каморки умирающего.
(Представляет Груше соседям.) Это моя сноха. Она еще застала в живых дорогого Давида.
Одна из соседок. Он лежит уже, кажется, год? Когда забрали моего Василия, он, по-моему, был на проводах?
Другая соседка. Беда для хозяйства, когда кукуруза на корню, а хозяин в постели! Это его избавление, если только долго не промучается. Право.
Первая соседка (искренне). А мы-то, знаете ли, поначалу думали, что это он от военной службы прячется. А теперь он умирает, надо же!
Свекровь. Пожалуйста, садитесь и отведайте пирогов.
Свекровь делает знак Груше; обе женщины идут в каморку и поднимают с пола противни с пирогами. Гости, в том числе и монах, садятся на пол и заводят негромкий разговор. Монах протянул крестьянину бутылку, вынув ее из-под
сутаны.
Крестьянин. Ребенок, говорите? Как это могло получиться у Давида?
Соседка. Как бы то ни было, ей еще повезло, что успела выскочить замуж, если он так плох.
Свекровь. Теперь уж они всласть поболтают, да еще и поминальные пироги упишут. А не умрет он сегодня, так изволь печь завтра опять.
Груше. Я испеку.
Свекровь. Вчера вечером тут проезжали латники. Я вышла посмотреть. Возвращаюсь, а он лежит, как мертвец. Я сейчас, же послала за вами. Нет, теперь ждать недолго. (Прислушивается.)
Монах. Дорогие гости, свадебные и поминальные! В умилении стоим мы у смертного одра и брачного ложа. Она выходит замуж, а он уходит на тот свет. Жених уже омыт, а невеста наготове. Ибо на брачном ложе лежит последняя воля. А это настраивает на чувственный лад. Как несхожи, друзья мои, судьбы людей! Один умирает, дабы обрести крышу над головой, другой вступает в брак, чтобы плоть его стала прахом, из которого он сотворен. Аминь.
Свекровь (она все слышала). Это он мстит. Не надо было нанимать его по дешевке. Дешево - гнило. Дорогие, те хотя бы умеют вести себя. В Сурами есть один такой, его считают даже святым, но уж зато и берет он целое состояние. А если священник нанимается за полсотни, откуда у него достоинство? И благочестия-то у него только на полсотни, никак не больше. Когда я пришла за ним в кабак, он как раз держал речь. "Война кончилась! - кричит. Страшитесь мира!" Ну пойдем.
