— А за что это он тебя так?
— А, — махнула рукой, — отпускать не хотела. И деньги отдавать. Он же, сволочь такая, все равно свалил, ни копейки ведь мне не оставил! Совсем ушел, вещи свои собрал... Все деньги эти проклятущие! Чувствовала я, что счастья они никому не принесут, — трясущимися руками взяла стакан и за несколько глотков полностью осушила.
— Да откуда у тебя деньги? Мои, что ли, до сих пор не поделили? — горько усмехнулась я.
— Твои давно уже потратили. И то не все — половину этот гнида себе заныкал. Но я их у тебя не крала! — горячо вскинулась она. — Это все он! Коробку твою нашел и выскреб все подчистую. Я и не знала сначала, потом он уже выпил и проболтался. Я было давай ругаться, а он говорит, что ничего страшного, я мать, имею право пожить получше. Ты прости меня, забил мне всю голову речами своими проклятущими! Нехорошие вещи меня заставлял делать, знала бы ты только...
— Ладно, что уж теперь. А то, что уехал — это даже хорошо. Не нужен он тебе, только головная боль одна. Живите себе спокойно с Никой, бросай пить, приведи себя в порядок. Ты же еще совсем молодая.
— Не буду, не буду пить. Брошу! Вот поглядишь, — уверенно закивала мать. — Спасибо, что пришла, доченька. Виновата я перед тобой, а ты вот все равно приехала к матери своей непутевой, — всхлипнула, смахивая набежавшие слезы.
— Все, бросай сырость разводить, дома лучше прибери, — поднялась с дивана и, наматывая по пути шарф, пошла к двери. — Сейчас тебе Ника уголь принесет, чтоб выпила. Я поехала, — уже вышла в коридор, как услышала вскользь брошенное:
— И никакой он тебе не отец.
— Кто? — застыла.
— Да кто-кто — депутат этот. Придумала я все.
Ее слова, сказанные так безразлично, выбили из-под ног поплывшую почву.
Забежала обратно, схватив мать за грудки:
— Как придумала? Соврала?! От начала и до конца?!
— Эй, ты чего это? — испугалась она, отбиваясь. — Ну не все соврала — было у нас с ним по молодости действительно, только не его ты дочка. Я это просто так сказала, чтобы ты прекратила меня обвинять, что нагуляла тебя от незнамо кого. Отец твой военный, Альберт...
— Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Понимаешь?! — закричала, разглядывая ее размытый сквозь пелену слез силуэт. — Ты мне чуть жизнь не испоганила! Я же сдохнуть хотела! Из-за твоего вранья!
— Дочка, Яночка, прости, прости! — запричитала, неуклюже поднимаясь. — Я же не знала, что тебя это так расстроит, понятия не имела!
— Все купила, вот сдача, — в комнату вошла Ника, но я, толкнув у дверей сестру, выбежала из дома. Спотыкаясь, бежала к остановке, смеясь и плача одновременно.
Редкие прохожие осторожно сторонились, пропуская безумную в распахнутом пальто. Какая-то женщина, окинув меня взглядом полным ужаса, притянула ближе к себе маленькую дочь.
Ян не мой брат! Никакой он мне не брат!
Хотелось хохотать. Хотелось обнять каждого прохожего. К чертям обман матери, к чертям деньги, к чертям все!
Ян мне не брат!
Мы можем быть вместе! Стало страшно, что если бы она вдруг не призналась, или когда-то потом, когда было бы слишком поздно...
Нужно срочно ехать на Звездную, нужно увидеть Яна. Любыми путями! Если они не пустят меня в дом, я залезу через окно, буду звать его под балконом, нам нужно увидеться с ним и объясниться!
Я вымолю прощения за свою ложь, за глупые слова. Все ему объясню. Он поймет, обязательно поймет.
Автобус плелся целую вечность, хотелось выскочить на ходу и нестись, расправив за спиной вновь выросшие крылья.
Чистые улочки, аккуратные дома, полутораметровые заборы...
Надавив кнопку звонка, принялась ждать. Нажала еще и еще. И еще. С той стороны лязгнул засов.
Ян! Пусть это будет Ян!
Но это оказался Роман Алексеевич. В махровом халате и расстегнутых ботинках на босу ногу.
Увидев меня, изменился в лице и, прикрыв за собой дверь, выпучил рыбьи глаза.
— Да как у тебя совести хватило явиться сюда! — прошипел, озираясь по сторонам.
— Мне нужно поговорить с Яном, прямо сейчас. Я не уйду!
— Я сказал — убирайся отсюда. И чтоб духу твоего здесь не было! Если сын у меня молодой дурак, то меня ты не проведешь смазливой мордашкой, поняла? Спелись с мамашкой своей? Я уже дал вам денег! Пришла требовать еще? Так вот знай — шиш вам, а не деньги, вымогательницы!
— Какие деньги? Вы вообще о чем?
— И поешь, главное, как убедительно, ты посмотри! Хочу, чтобы ты знала, — понизил голос и воровато обернулся, — как свою дочь я тебя никогда не приму, видеть тебя не хочу! А если еще заявишься — пожалеешь.
— Да никакая я вам не дочь! — бросила ему в лицо, и он, раскрыв от изумления рот, глупо захлопал блеклыми ресницами. — Мать все это придумала, только мне непонятно — зачем.
— Не дочь? Точно? Это точно?!
— Абсолютно. Так что можете спать спокойно.
