он к вам теперь явился?» – «Едва ли узнал бы я его в лицо, – сказал мужик, – а есть у него родимое пятно на плече вроде боба».
Когда он это проговорил, приезжий снял с себя верхнее платье, обнажил плечо и показал мужику родимое пятно в виде боба на плече своем.
«Боже ты мой! – воскликнул старик. – Неужели ты точно мой сын? – И любовь к своему детищу шевельнулась в сердце его. – Но как же ты можешь быть моим сыном, – добавил старик, – когда ты такой большой барин и живешь в богатстве и изобилии? Каким же образом ты этого достиг?» – «Ах, батюшка, – возразил сын, – молодое деревце не было ни к какому колу привязано, оно кривым и выросло, а теперь уж и состарилось – его не выпрямишь. Вы спрашиваете, как я этого достиг? Я сделался вором. Не пугайтесь: из воров я мастер. Для меня не существуют ни замок, ни задвижка; что я пожелаю иметь, то уже мое. И не подумайте, чтобы я крал, как обыденный вор; я беру только от избытка богачей. Бедные люди от меня не страдают: я скорее сам им дам от себя, нежели возьму у них. Точно так же я не трогаю того, что могу получить без труда, без хитрости и уменья». – «Ах, сынок, – сказал отец, – все же мне твое ремесло не нравится; вор – все же вор, и я могу тебя уверить, что это добром не кончится».
Повел он его и к матери, и когда та услышала, что это ее сын, она стала плакать от радости; а когда он признался ей, что он сделался вором-мастером, она стала плакать еще сильнее. Наконец, она сказала: «Хотя он вором стал, а все же он мне сын, и я рада, что мне еще раз удалось его увидеть».
Вот и сели они у дверей домика, и он еще раз поел с ними той грубой пищи, которую он давно уже не пробовал.
Отец сказал при этом: «Вот если бы наш господин граф, что в замке там живет, узнал, кто ты таков и чем занимаешься, так он не стал бы тебя на руках качать, как в тот день, когда он был твоим крестным у купели, а заставил бы тебя покачаться на веревочной петле». – «Не беспокойтесь, батюшка, он мне ничего не сделает, я свое дело тонко знаю. Я вот и сегодня еще думаю сам к нему заглянуть, не откладывая в долгий ящик».
Когда завечерело, мастер-вор сел в свою карету и поехал в замок. Граф принял его весьма вежливо, потому что счел его за человека знатного.
Когда же приезжий объяснил, кто он, граф побледнел и на некоторое время смолк.
Наконец, он сказал: «Ты мне крестник, поэтому я сменю гнев на милость и обойдусь с тобою мягко. Так как ты хвалишься, что ты вор-мастер, то я испытаю твое искусство; если же ты испытания не выдержишь, то награжу тебя двумя столбами с перекладиной и придется тебе плясать на веревке под карканье воронов». – «Господин граф, – отвечал мастер-вор, – придумайте три испытания какой угодно трудности, и если я вашу задачу не разрешу, то тогда делайте со мною все, что вам угодно».
Граф на несколько минут задумался, потом сказал: «Ладно! Прежде всего ты должен увести моего парадного коня из конюшни; затем из-под меня и моей супруги ты должен во время нашего сна выкрасть простыни с постели, да так, чтобы мы не заметили, да при этом еще снять с пальца у моей жены ее обручальное кольцо; в-третьих, наконец, ты должен украсть священника и причетника из кирхи. И если хоть одно из этих испытаний не выдержишь – качаться тебе на виселице. Запомни хорошенько – ведь тут дело о твоей голове идет».
Мастер отправился в ближайший город; там он купил одежду у старой крестьянки и нарядился бабой.
Размалевал себе лицо, да еще и рябины подделал, так что никто бы не мог его узнать.
Затем наполнил бочонок старым венгерским вином, в которое еще подмешал очень сильного усыпительного зелья.
Бочонок взвалил он себе на спину поверх котомки и кое-как, переваливаясь и ковыляя, направился к графскому замку.
Было уже темно, когда он туда добрел, он присел во дворе на камень, стал покашливать старческим кашлем и потирал руки, будто бы озябшие.
И на том же дворе перед входом в конюшню расположились около огня солдаты, которые стерегли заветного коня. Один из них заметил старуху и крикнул ей: «Подойди сюда, тетка, погрейся около нашего огня! Небось, и ночлега-то у тебя нет, и ночуешь-то ты где придется?»
Старуха заковыляла к ним, попросила отвязать у нее со спины котомку и подсела к их огню. «Что у тебя там в бочонке, старая карга?» – спросил один из солдат. «Вина глоток, – отвечала она, – я им торгую, тем и живу; вот и вам за денежки да за доброе слово охотно дам по стаканчику». – «А ну-ка! – сказал солдат и, отведав стаканчик, крикнул: – Раз вино оказалось хорошим, так я не прочь и другой стаканчик опрокинуть!» – и велел себе еще налить, и все товарищи последовали его примеру.
«Эй, вы, там, приятели! – крикнул кто-то из солдат тем, что в конюшне сидели. – Тут тетка винца принесла, такого, что, пожалуй, еще старше ее будет – испейте глоточек! Ей-ей, старухино вино лучше нашего огня греет!»
Старуха не поленилась свой бочонок и в конюшню снести. А там один солдат сидел на оседланном графском коне верхом, другой держал коня под уздцы, а третий за хвост его ухватил.
«Искусный вор»
Художники – Филипп Грот-Иоганн, Роберт Лайвебер. 1892 г.
Старуха стала подносить им, сколько было их душе угодно, пока весь бочонок не опорожнился.
Вскоре один из них выпустил узду из рук, прилег наземь и захрапел; другой хвост из рук выпустил и захрапел еще громче того. Тот, что на коне был, хотя и усидел в седле, но ткнулся головой в гриву коня, заснул и засопел, словно кузнечный мех. Те, что сидели во дворе вокруг огня, давно уже спали, растянувшись на земле, и не шевелились, словно окаменели.
Увидев это, мастер-вор дал одному вместо узды веревку в руки, другому вместо хвоста – пучок соломы; но что ему было делать с тем, который на коне сидел верхом?
Сбросить его?
Так, пожалуй, еще проснется да крик подымет!
Он ухитрился вот как: распустил подпругу, подвязал к седлу пару веревок, прикрепив их к кольцам в стене
