Тренер явился -- с расстегнутым воротником рубашки на толстой шее, чтоб не мешал свободно изъясняться. Плотно закрыв за собой дверь, сел и серьезно заворчал. Это ворчание означало: Хьюго разрешено сесть. Он и сел на деревянный стул с прямой спинкой, поставив трость перед собой -- пусть тренер получше ее видит.
За спиной тренера на стене портрет -- увеличенная фотография игрока в форме сороковых годов. Звали его Хойхо Бейнс, однажды единогласно признан лучшим игроком в Национальной футбольной лиге. Хьюго слышал в обычно суровом голосе тренера нежные нотки, лишь когда тот упоминал имя Хойхо Бейнса.
-- С того времени, как ты поступил в наш клуб, Плейс,-- начал он,-- я постоянно приходил в ужас, видя в стартовом составе команды твое имя,-- хоть вносил его собственной рукой.-- И чуть улыбнулся, надеясь, что Хьюго по достоинству оценит его грубую шутку.-- Не стану скрывать -- целых два года пытался от тебя избавиться. Ездил по городам, чьи команды принимают участие в розыгрыше лиги, с шапкой в руке, унижался, выпрашивал, умолял сдать мне в аренду другого защитника средней линии. Приходило даже в голову кого-нибудь просто украсть. Но все напрасно.-- Тренеру нравилось прибегать к риторике, когда подворачивался удобный момент.-- Все напрасно! -- торжественным тоном повторил он.-- Все прекрасно знали: пока я каждое воскресенье выставляю в стартовом составе тебя -- им ничего, абсолютно ничего не грозит.
Помолчал немного и продолжал:
-- Могу честно здесь, перед тобой, высказать свою оценку твоих спортивных способностей, Плейс. Ты очень медлителен у тебя старые руки, удар такой силы, что ты не способен сбить с кресла-качалки даже мою дряхлую бабушку; игнорируешь коллективную игру; бегаешь словно гусь с грыжей; не обозлишься, если кто-то трахнет тебя по голове автомобильным домкратом или изнасилует на твоих глазах жену; постоянно позволяешь противнику обманывать себя на поле,-- уловки, на которые ты попадаешься, вызвали бы приступ дикого хохота у руководителя хора весельчаков в средней школе в девятьсот десятом году. Я ничего не забыл? Что скажешь?
-- По-моему, нет, сэр, ничего.
-- Но, несмотря на все это,-- ты спас для нас три игры подряд. Ты, конечно, делаешь посмешище из нашего священного спорта -- футбола, но ты спас три игры подряд, и посему я увеличиваю твое жалованье на тысячу долларов на весь сезон. Проболтаешься об этом кому-нибудь в команде -- лично приколочу гвоздями твои руки к стене раздевалки. Ясно?
-- Ясно, сэр.
-- А теперь убирайся!
-- Слушаюсь, сэр.-- Хьюго встал.
-- Ну-ка, дай мне твою трость!
Хьюго протянул ему палку. Не вставая со стула, тренер разломил ее надвое о свое колено.-- Не выношу вида калек,-- резюмировал он.
-- Согласен, сэр.
Выходя из кабинета, Хьюго старался не хромать.
Следующее воскресенье оказалось для него невезучим. Все началось с подслушивания. Когда команда противника после совещания выла на линию схватки, Хьюго уже знал весь дальнейший план игры: последует короткая передача на правый фланг. Но вот полузащитник занял свое место позади центрового, и Хьюго заметил, как тот, оглядев построение защиты, недовольно нахмурился. Губы его не шевелились, но Хьюго слышал все так отчетливо, словно тот обращался прямо к нему. Полузащитник произнес про себя слово "нет!", сделал паузу, потом продолжал размышлять: "Ничего не выйдет -слишком сильно прессингуют".
Времени: задуматься над новым аспектом своих поразительных способностей у Хьюго не было, так как полузащитник начал подавать громкие закодированные сигналы, меняя на ходу план игры, принятый на совещании. Все, конечно, слышали, но один он понимал значение этих сигналов: полузащитник требовал перевести игру с намеченного правого края на левый. Перед самым вбрасыванием мяча, когда уже поздно вносить коррективы, Хьюго ринулся на левый край. Знал -- хотя, убей его Бог, не понимал откуда, что правый крайний сделает только два шага влево, потопчется секунду на месте и, развернувшись, кинется назад к полузащитнику, чтобы перевести мяч на другой конец поля. Как только мяч оказался в игре, Хьюго со всех ног с разбегу вклинился между ними, и, едва тот сделал два шага, жестко блокировал его и сбил с ног. Полузащитник остался один, в растерянности прижимая к себе мяч, как прижимает посылку почтальон, который ошибся дверью, и тоже был им повержен.
Но этот подвиг дорого стоил Хьюго. Когда вместе падали, колено полузащитника угодило ему прямо в лоб с такой силой, что у него в глазах потемнело. Его без сознания уносили на носилках, прозвучал финальный свисток.
Минут через десять, очнувшись, он увидел, что лежит за скамеечкой тренера; врач, стоя перед ним на коленях, ощупывал его шейные позвонки -все ли на месте,-- а тренер совал ему в нос флакон с нашатырным спиртом. Удар оказался настолько сильным, что даже после окончания первой половины игры -- тренер спросил его, как это ему удалось пресечь в зародыше обходной маневр противника,-- абсолютно не помнил своих действий на поле, в чем честно и признался. Помнил лишь, что сегодня утром выходил на игру не из дома, а из отеля и лишь после десятиминутного разговора с ним тренер сообразил наконец, как того зовут.
Врач не разрешил ему вернуться на поле, и незаменимая ценность его для команды была тут же наглядно продемонстрирована всем: проиграли с крупным счетом, уступив 21 очко.
В самолете, при возвращении домой, стояла тишина. Тренер, стоило команде проиграть, тут же забывал и высоком юношеском духе, и старании, и об упорном сопротивлении противнику. А они проиграли, да еще с позорным счетом. Как обычно в таких печальных случаях, он запретил, чтобы стюардессы подавали игрокам спиртное, так как никогда не верил, что горький вкус поражения можно подсластить алкоголем. Самолет летел в ночи, в салоне парило похоронное настроение.
Чувствовал себя Хьюго немного лучше, хотя все равно еще почти ничего не помнил о сегодняшней игре. Испытывал какое-то неприятное, не дававшее покоя ощущение -- с ним стряслось что-то особенное, абсолютно непонятное еще до того, как он получил травму,-- но никак не мог вывести это ощущение на уровень ясного сознания. Рядом играли в покер по маленькой, шепотом объявляя ставки, и он решил присоединиться, чтобы больше мучительно не вспоминать все перипетии борьбы на газоне,-- бесполезно. В карты он обычно проигрывал: любому внимательному игроку стоит бросить один взгляд на его открытое, простодушное лицо, чтобы догадаться, какие карты у него на руках -- пара, две или "стрит"1.
