Они хорошие мужики.
— Любишь сестру?
— Никого нет дороже, старая ты тварь.
— Это хорошо, — обрадовалась Бетони. — Значит, будешь стараться!
Она смеялась, и какая-то ночная птица вторила ей криком из лесов за рекой.
…Дверь распахнулась, наружу, и они выбежали мне навстречу, двое — Хорнбори и Мили, я его видел однажды, и давно. Фемур выскочил вслед за ними, роняя кровь с клыкастой морды. Он весь был забрызган.
— Альбин, беги! Эта тварь заколдовала коня!
Я молча прошёл мимо, с мечом наголо, отодвинув гнома. Зверь сунулся мне поперёк дороги.
— Именем Бетони, — прошептал я.
— Альбин! — закричал Хорнбори, бросаясь на меня. Я ударил его крестовиной меча, и он покатился с разбитым лицом. Да он и так истекал кровью.
Я направился к двери в задней стене огромной мастерской, переступая части маленьких тел.
— …Жаль, я не могу решить это по-другому. Я бы многое отдал, чтобы заставить тебя страдать.
— Если б не я, вы с сестрой уже костьми б легли на болоте, друг Альбин! — Бетони закончила колдовать над восково-белым яблоком, плюнула на него и насухо вытерла рукавом. Меня передёрнуло.
— Не зови меня другом.
— А чего ж не звать-то, друг Альбин? Твоя мать так сильно сыночка просила, что я не смогла ей отказать. Только, сказала, сын твой мне послужит однажды.
Я в ужасе вытаращился на неё, не в силах понять, врёт она, бредит или ни то, ни другое.
Бетони засмеялась железным, трескучим смехом.
Я поднялся, вдохнув сухим от страха ртом, и молча выскочил за дверь.
…Я повернул ключ. Рука почему-то не дрожала. Толкнул дверь и вошёл в покои.
Она сидела спиной к стене, в зёлёном кресле, в лиловом платье, миниатюрная, тоненькая, с сияющей кожей открытых плеч, огромными прозрачно-зелёными глазами, фарфоровая и бархатная одновременно.
Она не спросила ничего, только затаила дыхание, испуганно глядя на меня.
Горячие, как лава, слёзы ужаса подступили к моим глазам и жгли их так же, как мою душу.
Я протянул руку, схватил за сказочную ручку и дёрнул на себя. Она казалась невесомой.
Я взял её на руки, и понёс к выходу по залитому кровью полу. Хорнбори пытался выговорить что-то, видно, проклятие, но я обошёл его. И вышел на свет.
Сорока кричала ближе. Да, кто-то преследовал меня, но кто? Я не ждал погони.
Я обмер, когда из-за елей выехал рыцарь на гнедом коне, и к его стальной груди прижималась дева с медными волосами.
Мне стало холодно и жарко посреди устроенной мной бойни.
Ибо то был Мадок и моя сестра.
Я посмотрел в её глаза, побледневшие, выцветшие, но всё ещё с искрой. Посмотрел на лицо.
— Мерна?..
— Альбин?..
Я поставил гномку на землю, и она упала на каменное крыльцо без чувств.
Мадок молча выдернул меч.
Да, он спас её, нашёл её, это его чуяла ведьма в тот вечер, и не поехала его искать только лишь из-за меня.
Ну хоть как-то я помог сестре. А сейчас её жених зарубит меня и будет прав.
— Что ты наделал, Альбин?.. — Мерна закрыла руками лицо, только глаза жгли меня насквозь. — Беги, брат, беги!..
Я свистнул Фемуру, вскочил на это чудовище с окровавленной мордой, и мы бросились через лес напролом, под крик сестры, ради которой я утопил свою душу в чужой крови.
* * *
Мне иногда по-прежнему снится болото. Не дом Бетони, не кровавая бойня у Хорнбори, не сестра и не гномка. Мне снится болото Гемоды, как воплощение всего, что случилось, и перед каждым пробуждением я жалею, что выбрался оттуда.
А после пробуждения жалею ещё сильнее.
