Александр Покровский
Единый учебник новейшей истории
Всякий новый труд писателя приводит читателя-ненавистника в суматошливое неистовство.
Перед тем, как начать, небольшое посвящение:
Пишу я, в основном, для себя. Я понимаю мир, когда пишу. Чем больше я пишу, тем меньше мир понимает написанное.
Посвящается мне.
Не понимаю, почему я до сих пор не богат. Господи, это просто какой-то недогляд, я считаю. Ты за мной не доглядел, вот я и остался ни с чем. Хотя, творчество, конечно… «У попа была коза, трахались мы оба…» – вот видишь, что с голоду пишется?
«Ил однажды утром обрезал всю свою армию!» – вот так иногда бывает, совершил-таки Ил обрезание, но не в одиночку, а, стало быть, всем обществом.
Интересно, а кто такой Ил?
А, впрочем, какая разница – генерал, он и в Африке генерал. Полагаю, сразу же после этого действия они стали резво бегать.
А воевать? Не мешало ли им эта операция воевать?
Видите ли, генералы, они сначала действуют, а потом историки усматривают в их действиях скрытый смысл.
Хотя, возможно, это было решение полевого суда.
Чему я теперь посвящен? Я посвящен изысканиям. Я отыскиваю изыски. Они у нас всюду. Надо только наклониться к какой-нибудь луже, вооружившись глазом, и увидеть в ней чудище. Это чудище и будет изыск.
Моими уединенными ночными занятиями заинтересовались. Все спрашивают: что вы, как вы, где вы и как там в ночи? Отвечаю: в ночи отлично, тишина и пустыня. Иногда ржут кони, но то они и кони, чтобы ржать, а так – ни ветерка, ни дуновенья. Такое впечатление, что чиновники просто все сдохли. Хорошо-то как!
Ум мой необходим мне только изредка. Когда в нем является нужда, он немедленно возникает неоткуда, унося меня в некуда.
А у нас теперь новый фараон. Правда, он не совсем новый, но он отлежался в своем саркофаге какое-то время и теперь, как новый, нетленный такой.
Через неделю после того, как Медведев, явив свое высокое нравственное начало (цитата от РПЦ), предложил Путина в президенты, мне позвонил приятель и сказал: «Предлагаю переименовать Россию в Путистан». С приятелем мы в очень хороших отношениях, поэтому я ему сразу и сказал: «Ну, ты и сволочь!»
Диспутанты! В этом деле нам нужны диспутанты. Путанты уже имеются, а вот диспутантов – нет, как нет. Я бы привел в пользу этого утверждения двадцать два основания – только меня попроси. Но никто меня ни о чем не просит. Все мелькают, как картины – ничего там не поправить, не подмазать – это кино.
Особенно умиляют критики. Эти притупили уже все, что только могли притупить, защищая противоположное мнение, а на их противоположное мнение была наложена большая куча – только самые тупые спросили: «Чего?»
25 июля День Военно-Морского флота.
Была когда-то такая страна – Советский Союз – и был у этой страны флот.
Этот праздник был установлен 22 июля 1939 года постановлением Совета Народных Комиссаров СССР и ЦК ВКП(б). Вот с тех пор его и отмечают. В последнее воскресенье июля. Это самый любимый праздник. Нет, не на флоте, потому что на флоте не бывает праздников, на флоте бывает или море или парад – какой же это праздник. Но это любимый праздник для всех кто когда-то имел отношение к флоту – для людей, отдавших ему лучшие годы своей жизни, для их жен и детей, потому что служили в далеких гарнизонах не только они, но и их жены и дети.
Это особенные жены и особенные дети, которые в школе, перед уроками могли хором петь гимн Советского Союза.
А жены бегут навстречу. Они так встречают пришедших с моря. И никто их не понуждает бежать, просто так получается, когда долго ждешь, а потом наступают минуты до встречи, а потом секунды, а потом – «Вон они!» – «Где? Где?» – и бегут, конечно.
В те времена, замечательные, дизельные подводные лодки могли уходить на службу на 14 месяцев. Бог знает, что там творилось с семьями. Не все дожидались, но те, кто встречали моряков, те бежали навстречу.
А атомные подводные лодки ходили по 90 суток по два раза в году.
А надводные корабли могли уходить и на год и на полтора.
Море забирает лучших. Море всегда забирает лучших, поэтому тут не принято говорить, что ты – лучший, чтоб не забрало море. Оно же сильнее самого могучего корабля. Оно способно разбросать, как щепки, целую армаду могучих кораблей. Оно способно разбросать, искорежить, погубить, потопить. Уходишь в поход и не знаешь, вернешься ли.
Тут уважают море. Тут все уважают море. Тут любое отклонение от правил может закончиться смертью. Поэтому и бегут люди навстречу друг другу, и дети взлетают вверх, а потом их подхватывают на руки и снова отправляют в небеса. А ребята визжат, особенно, девчонки. Они сильно любят своих отцов. Парни тоже любят, но в этом больше напускной суровости, хотя глаза-то все равно на мокром месте, а вот девчонки – те с рук не сходят, а за шею обнимут – не разомкнуть рук.
Парады? Ну, куда ж от них деться. Как только праздник, так у моряка и парад. Голова в цветах, тыл в пене.
А в День ВМФ еще и «водноспортивный праздник» может случиться – это когда стреляем холостыми по зрителям, да мины подрываем, да торпеды пускаем, да еще дымами все это украшаем.
Каких только приключений в этот момент не случается – то танк плавучий утонет, то торпеда не туда пойдет. Винить флот в этом можно, конечно, но это же наши будни, случайно попавшее на праздник. На флоте без приключений не обходится. Всегда что-то случается – это же стихия.
И гордились флотом все. Не только те, кто на нем служил, но все, весь народ, потому что дорогой ценой тот флот тому народу доставался. Все работали на флот. Вся страна. Заводы, КБ, смежники. Вся страна – одни сплошные смежники.
А судостроительные заводы напоминали города – такой они были величины.
Так что гордились флотом – и в далеких аулах Средней Азии, и в горах Киргизии и Кавказа. И мордва, и карелы, и русские, казахи, киргизы, туркмены, таджики, узбеки, и башкиры, и украинцы, белорусы и грузины, и армяне, азербайджанцы, и чеченцы, и прибалты, и тунгусы, и еще сотни две различных народов и народностей Страны Советов – все гордились своим флотом.
Потому что это был их флот, который всегда готов выйти в море на защиту интересов Советского государства.
Проклятие и чесотка! Заговор сыпи! Пепел и снег! И все это вам на голову, на голову, пока есть голова.
Ум мой состоит из множества других умов. Они всплывают в моем сознании на манер островков тины в болотце. Вот сейчас, например, всплыл Френсис Бекон, и он тут же сказал: «Окотитесь! Худшее впереди!»
В общем, мне не скучно. Всегда есть с кем перемолвиться, пораскинуть словцом.
Кстати, как там обстоят дела с рядовыми писателями? Очень уж хочется это знать, потому что как обстоят дела у писателей нерядовых, я знаю – херово у них обстоят дела.
А как у рядовых?
«Предрассудок воспитания – это Диавол!» – старовато выражение. Какой там «Диавол»? Какое там воспитание? Какой там предрассудок? У них там и рассудка-то никакого нет отродясь не было, не то что перед этим самым рассудком был бы еще и предрассудок. Там сразу желудок. Даже пищевод и тот укорочен, чтоб быстрее попадало в желудок, а после него – сразу в клоаку. То есть, по моему разумению, они состоят только из укороченного пищевода, расширенного желудка и уютной клоаки.
Танюша Голикова пожаловалась Владим Владимычу на доктора Рошаля, мол, дискредитирует деятельность министерства, а сам ничего не предлагает.
Ах, Танечка, Танечка, чего уж там. Как вас еще-то можно дискредитировать, если вы сами все за всех, по части дискредитации, уже сделали. У вас не медицина и не здравоохранение, у вас что-то другое и название ему пока не удается подобрать. Скорбь? Нет, не скорбь, но что-то в этом роде… Поточнее хочется, но все никак. Все слова какие-то пресные, не гадистые, не жилистые.
Она казалась такой невинной и благовидной, что не стоило выскакивать из нор, чтобы ее обольщать – это я об идее государственности тут речь веду. Она казалось такой, такой… словом, в конце все проворовались.
Сняли Илью Клебанова – батюшки светы! Что творится-то в Тридевятом царстве – сняли, сменили. Весь день проведу в постах и молитвах. Сменили одного на другого – есть от чего возрадоваться.
Вот так, глядишь, к выборам-то и подготовиться поляна – а на ней цветы, цветы, цветы до горизонта. Полная смена караула – хорошо, что без жертв. Жертвы – это меня больше все беспокоит. Только бы все были живы.
А потом-то все будет только ускоряться и ускорятся – только бы все ушли на своих-то ногах.
Очень об этом прошу.
Каждая мысль содержит в себе подвох – это я сразу вас всех предупреждаю. Каждая моя мысль содержит подвох. Вот видите? Я совершенно открыт для исследований. Мало того, я еще и помогаю, указую и веду своего читателя по всем этим дорожкам и путям, выстроенным мною. Я же намекаю и так и этак, мол, не возьмете ли вы эту мысль себе на ум, не попробуете ли ее на вкус, не ощутите ли аромат дара? Дар – это то, что вам дали даром. Его и отберут, если вы им не воспользуетесь. Так что думайте, на то и голова, иногда вмещающая ум.
