– Пока он никто и ничто, и я могу сделать из него все, что пожелаю, – сказал Мостовой.
– В какой области?
– Естественно, в той, где все субъективно: в культуре.
– Так делай, что мешает?! – раздраженно бросил губернатор, не сумев до конца скрыть обиду.
– Полномочий начальника СБ для такой акции недостаточно. Тут нужны усилия полиции, СМИ и здравоохранения, действующие под единым началом.
– Не понимаю! – воскликнул Французов. – Ну… Ну, хорошо. Допустим, про полицию и СМИ я еще могу понять, они могут понадобиться. Но для чего тебе здравоохранение?
– Чтобы медперсонал находился рядом с великим бардом постоянно. Именно бардом. Нам известно, что он на досуге сочиняет песенки.
– Ваше превосходительство, мне кажется, полковник предлагает разумные вещи, – сказала Диана.
– Ладно, завтра подпишу указ о курировании этих департаментов главой Службы Безопасности, – решил губернатор.
– Полицией командует генерал, – сказал Антон Антонович. – Табель о рангах будет противоречить нашим служебным отношениям.
– Хорошо, – кивнул Французов. – Можешь нашить лампасы на штаны.
– Слушаюсь!
Мостовой удалился.
Разговор Автора с Дианой в садуУтро, как это бывает весной, выдалось хмурое, морозное. Но Диану что-то потянуло в сад. В саду прогуливался мужчина.
Диана. А я вас знаю. Вы Автор.
Автор. Верно. И жду здесь вас.
Диана. Зачем?
Автор. Вы с легкостью согласились помогать Мостовому. То есть доносить на любимого человека.
Диана. Любимого?!.. Бог мой, я уже и забыла, что означает это слово.
Автор. Неправда. Вы же воспитывались в институте благородных девиц, вы с подружками не одну ночь провели в разговорах о любви.
Диана. Только не в разговорах. Нас ориентировали на духовную любовь, а мы изнывали от желания физической близости. Секс, конечно, приятное занятие, но его девичье предвкушение, дикие фантазии и сладость мастурбации несравнимы с реальностью. В конце концов мы решили, что физическая близость и есть любовь, инстинкт и буйство гормонов сочли духовностью.
Автор. А дальше?
Диана. Это случилось много лет назад, мне было семнадцать…
Автор. Ох эти гуманитарии! Все, что чуть больше трех, для них много!..
Диана. Очень милый комплимент. Хорошо, это случилось девять лет назад. На выпускном балу я познакомилась с мичманом Славиным с корвета «Стремительный». Невозможно описать словами то неистовство, с которым мы отдавались друг другу. Осенью его фрегат отправился в кругосветный поход. Едва «Стремительный» отошел от берега, как я бросилась к модистке и заказала свадебное платье. Но мой мичман списался в Америке на берег, чтобы жениться на женщине, владеющей нефтеперерабатывающими заводами. Теперь, когда я случайно натыкаюсь в гардеробной на это платье, во мне возникает презрение к мужчинам.
Автор. Но все же вы его храните.
Диана. Да, оно напоминает мне о том, какой наивной я была когда-то. (Помолчав.) А вы говорите – любовь! Настоящая любовь бывает только к деньгам. Или за деньги, что, впрочем, одно и то же. Звучит омерзительно, но это правда. И теперь, если что-то угрожает моему благополучию… Вам пригодится мой рассказ?
Автор. Пригодится.
Диана. Я рада. Когда выйдет книга, пришлите мне гонорар за это интервью.
Самсон занимал одну комнату в четырехкомнатной коммунальной квартире на последнем этаже старого, еще дореволюционной постройки, дома. Соседнюю комнату занимал Юрик, идеолог молодежной монархической организации «Скифы», по коридору напротив жила бойкая продавщица Нюра, а в комнате в конце коридора устроила свое одинокое гнездышко библиотекарша Кира Арнольдовна. Кира была тридцатилетней девушкой. Воспитанная на русской классической литературе, она в каждом современном мужчине видела потенциального насильника и больше всего опасалась оказаться притиснутой к какому-нибудь злодею в часы пик в автобусе, ибо была уверена, что в такой давке от близости можно ненароком утратить девственность. Из мужчин только один Самсон не вызывал в ней отрицательных эмоций. Даже наоборот, иногда ей грезилось, что они вдвоем… Нет, мы не будем врываться в невинные девичьи грезы!
Утром, после встречи с губернатором, Самсон, проснувшись, с каким-то смешанным чувством жалости и отвращения взглянул на свое убогое жилище и вышел на общую кухню. Привычно пахло прогорклым маслом, а из крана над ржавой раковиной тонкой струйкой текла вода. Сейчас на кухне Юрик репетировал перед Кирой Арнольдовной речь, которую собирался произнести на сегодняшнем собрании, организованном в защиту арестованных.
Увидев Самсона, Кира Арнольдовна запахнула чуть приоткрытый ворот халатика, а Юрик обрадовался.
– Вас уже выпустили?! Отлично! На собрании вы расскажете о пытках, учиненных над вами в застенке!
– Я не могу на собрание, – сказал Самсон. – Мне на работу надо.
– Уклоняетесь от участия?! – обиженно вскричал Юрик. – Мы тут митинг против беззакония властей, а вы!..
– А мне чаю пить пора, – сказал Самсон, доставая с полки свой чайник. – Я опаздываю.
– Возьмите мой, он только вскипел, – предложила Кира Арнольдовна.
Самсон поблагодарил, взял соседский чайник и удалился. Юрик проводил Самсона презрительным взглядом, а Кира Арнольдовна, посмотрев вслед на его бедра, густо покраснела.
Самсон наскоро выпил чай и, дожевывая на ходу трехдневный засушенный бутерброд, помчался в банк. Зайдя в кассовый зал, он с удивлением обнаружил на своем месте постороннего человека.
– Вам сюда нельзя, – сказал незнакомец. – Зайдите к главному кассиру.
Главный кассир встретил Самсона, хмуро прищурившись.
– На вас из органов затребовали характеристику, – сказал он, не пригласив Самсона присесть. – Мы написали все как есть.
– Я преданно служу здесь со дня создания банка, – сказал Самсон. – И за двенадцать лет ни одного замечания.
– Мы так и написали, – кивнул главный кассир. – Вы были хорошим работником. Но теперь вы утратили доверие председателя правления банка.
– Из-за чего?
– Не из-за чего, а почему. Потому что кассиру, задержанному за правонарушения, нельзя доверять деньги. Согласитесь, это справедливо.
– Не соглашусь.
– Я передам ваше мнение председателю. Но, боюсь, оно его не заинтересует.
Самсон промолчал. Он вспомнил совет, данный ему магом, – не изменять свою жизнь, и невольно улыбнулся, обстоятельства оказались сильнее его желания следовать этому совету.
– Спасая репутацию банка, мы вас увольняем. Войдите в наше положение. – Главный кассир встал и пожал руку Самсону, крепким рукопожатьем давая понять, что в глубине души он на стороне Самсона, но у него двое детей и зависимая должность. Необходимость приносить домой жалованье сделала его двуликим.
Если бы Самсона уволили несколько дней назад, он бы, наверное, заболел от обиды. Но сегодня потеря работы его почему-то нисколько не огорчила. Насвистывая, он шел по операционному залу банка. Остановившись в центре, он повернулся к коллегам, сидящим за окошками касс, и помахал на прощанье рукой. Но никто ему не ответил. Кассиры, сделав вид, что не замечают его, сидели, уткнувшись носами в какие-то бумаги.
– Ну и черт с вами! – крикнул Самсон и покинул учреждение, которому он отдал двенадцать лет сознательной жизни.
Гулявший по городу ветер, разогнав облака, утомился и стих. На белесом небе появилось солнце, день обещался быть по-весеннему тихим и теплым.
Самсон подставил солнцу лицо и блаженно улыбнулся. Мимо пробежала стайка девушек. Одна из них пальцем указала на нелепо застывшего Самсона, ее подруги расхохотались и скрылись за поворотом. Женский смех проник в его уши, и ему вдруг показалось, что это смеется Диана. Больно защемило сердце. Самсон затряс головой, отгоняя наваждение, отогнал, но вернуть хорошее настроение не удалось. Захотелось побыть одному, чтобы вокруг не было ни души, ни одного человеческого лица. И он торопливо направился в городской парк. За ним, сменяя друг друга на перекрестках или возле магазинов, следовали оперативники из ведомства Службы безопасности.
В парке было пустынно, только по искусственному озеру шныряли жадные утки и скользили высокомерные лебеди.
Самсон обошел озеро и свернул на боковую аллею. Ветви просыпающихся деревьев на этой аллее оккупировали стаи воробьев. Завидев Самсона, воробьи снялись с мест и посыпались ему под ноги, звонким щебетом требуя пищи: решили пернатые, что люди обязаны их кормить.
– У меня нет ничего, – сказал им Самсон и в доказательство протянул вперед раскрытые ладони.
Одна из птиц села ему на руку и нагло скосила голову, изучая ладонь. «Совсем как Маэстро, – подумал Самсон. – Непременно в пятницу пойду на вокзал».
