Вера Васильевна встала.
– Девочки, я вас оставлю – пойду на кухню, а вы уж тут без меня…
И ушла.
– Вы Диму давно знаете? – продолжала интересоваться Наташа.
– Двадцать восемь лет, – не задумываясь, ответила Галка.
– Ого! Наверное, уже бывали здесь?
– Нет, первый раз.
– Как же добрались? Как дорогу нашли?
– Меня Дима встретил на вокзале.
– Вот как? Странно, а мне он ничего не сказал!
– Он и сам не знал. Я ему только сегодня утром позвонила.
– У вас есть номер его телефона?
– Ну да, он мне сам его дал!
Гостья, кажется, успокоилась и отвечала теперь с безмятежной улыбкой.
– У вас это первый ребенок? – не отставала Наташа.
– Дочке двадцать лет…
– А зачем же вам второй? Вам ведь уже, наверное, за сорок?
– Сорок три…
– Тем более в таком возрасте… – не стеснялась Наташа, чувствуя, как ее раздражает скрытое вежливое сопротивление этой неизвестно откуда взявшейся беременной особы, сидевшей ровно и прямо со сложенными на коленях руками в сиянии непогрешимой всемирной правоты. Она не заискивала перед хозяйкой и не искала расположения, вопросы отскакивали от нее, не в силах прояснить ее неожиданное появление, ни степень знакомства с женихом. Внезапная глухая неприязнь подсказывала Наташе, что женщина, сидящая напротив, знает явно больше, чем говорит. Задав еще пару незначительных вопросов, Наташа извинилась, прошла на кухню и там спросила Веру Васильевну:
– Вера Васильевна, а кто она, собственно, такая?
– Как кто? Димина знакомая по Кузнецку, если я правильно понимаю.
– То есть, вы ее не знаете?
– По правде говоря, впервые вижу! По-моему, очень приятная женщина…
И в этот момент хлопнула входная дверь – пришел хозяин. Задержавшись в прихожей ровно столько, сколько нужно, чтобы скинуть куртку, ботинки и сунуть ноги в тапочки, он с пакетами в руках появился в дверях кухни. Лицо его при виде Наташи поменялось с улыбчивого на глупое, и он произнес весьма характерную фразу:
– Наташенька, а ты почему дома?
То же самое хотел знать Мишка, когда она застала его с любовницей.
– Освободилась раньше времени, – бесцветным голосом отвечала Наташа.
– Вот и хорошо! Ты уже познакомилась с Галей? – забегали его глаза.
– Да, – поджала губы невеста.
– Вот и хорошо, вот и славно! Тогда сейчас все вместе будем обедать! – засуетился он.
Ни слова не говоря, она прошла мимо него и направилась в прихожую.
– Ты куда? – кинулся он вслед.
– Отвези меня домой, – сухо сказала она, не глядя на него.
– Но, Наташенька! – слабо запротестовал он.
Она молча открыла дверь и вышла на лестничную площадку. Он быстро оделся и заглянул на кухню:
– Мать, поухаживай за Галей, я вечером вернусь! – и выскочил вслед за невестой.
Он нашел ее, молчаливую, у машины, открыл дверцу и подождал, пока она сядет.
– Кто эта женщина? – повернула она к нему строгое бледное лицо.
– Эта? Галка Синицкая из Кузнецка, моя, можно сказать, подруга юности! – заторопился он, краснея.
– И что она у тебя делает, твоя подруга юности?
– Ну, как что… Она здесь проездом… Позвонила утром и предложила встретиться на вокзале. Ну, я поехал – отказать неудобно, все-таки мы знакомы столько лет! А когда увидел, что она в положении – решил привезти ее к нам: не бросать же ее на вокзале! Разве я не прав?
– Ты ничего не хочешь мне рассказать? – глядя на него в упор, спросила она с прокурорской прямотой.
– А что я должен рассказать? – попытался удивиться он, чувствуя как кровь отливается от лица.
– Может, я дура, но начало ее беременности совпадает по времени с твоей поездкой на похороны, – подчиняясь проклятому женскому наитию, отчеканила она. – По-моему, в этом и есть причина ее приезда. Скажи мне, что я не права…
Пронзительно и не мигая глядя ему в глаза, она ожидала ответа, чувствуя себя на краю пропасти, откуда он мог ее оттащить, либо толкнуть вниз.
– Наташенька… – начал он неуверенно и замолчал. Насмешливая, безжалостная даль вдруг открылась ему, и он понял, что если сейчас скажет правду, то разрушит их мармеладное настоящее, а если соврет, то погубит их безмятежное будущее.
– Ну, я жду… – дрогнул ее голос.
И он решился.
– Да, это мой ребенок, но ты сама знаешь, в каком состоянии я тогда был – я думал, что между нами все кончено… – зачастил он, боясь, что его прервут.
– Все! Достаточно! – вскинула она руку, словно воздвигая преграду между его новостью и собой. Несколько секунд она сидела неподвижно, затем сонным движением стянула с пальца кольцо и уронила его себе под ноги.
– Верни мне ключи от квартиры… – тихо сказала она, отставив в его сторону руку.
Похолодевшими руками он вытащил, отцепил от связки и протянул ей растерянно звякнувшие ключи. Она, не глядя, схватила их и толчком открыла дверцу.
– Наташа! – попытался он остановить ее за руку.
Обернувшись к нему, она тихо выдавила, едва шевельнув белыми губами:
– Ненавижу! – и, вырвав руку, выскочила из машины, впечатав в кузов испуганную дверь.
Он тоже выскочил и устремился было за ней, но вдруг остановился, глядя ей вслед. Неестественно прямо, торопливо и едва не спотыкаясь, уходила она от него, пока не скрылась за углом…
Он вернулся домой с бледным застывшим лицом, и мать спросила его, где Наташа. Он ответил, что ушла, совсем ушла.
– Как, совсем? А как же свадьба? – испугалась Вера Васильевна.
Он ничего не ответил и прошел в гостиную, где на диване терпеливо ждала Галка. Помедлив, он сел рядом с ней.
– Но почему совсем? – не отставала следовавшая за ним мать.
– Потому что Галя ждет моего ребенка, а ее мать когда-то целовалась с моим отцом… – невыразительно ответил он.
– Господи, что ты такое говоришь? – всплеснула руками Вера Васильевна.
– Что случилось, Димочка? – тихо и тревожно спросила Галка.
– Все нормально, Галка, все нормально… – успокоил он ее.
– Так что же теперь будет? – донимала его Вера Васильевна.
– Успокойся мать и корми Галю, – велел он и отправился в ванную мыть руки.
Потом он молча сидел с ними за столом, пока они обедали – сам он ни к чему не притронулся. Потом женщины перешли на диван, и Галка рассказывала его матери о своих исторических отношениях с ее сыном, и Вера Васильевна плакала, жалела и обнимала будущую мать ее внучки, которую она, скорее всего, никогда не увидит. Он удалился в свою комнату и, сидя там перед компьютером, был спокоен тем последним спокойствием, которое словно арьергард сдерживает натиск передовых сил отчаяния в борьбе за сердце сраженного неожиданностью человека.
– Димочка, прости меня! – приходила к нему виноватая Галка, и он, улыбаясь непослушными губами, неизменно отвечал:
– Все нормально, Галчонок, все нормально…
В пять часов он повел ее гулять. Они пришли в парк и ходили там среди голых деревьев, стесняющихся своих некрасивых корявых тел и с завистью взирающих на энтузиазм озимой травы. Галка делилась подробностями провинциального житья, он же, глядя под ноги, слушал невнимательно, думал о своем, и в мыслях продолжал удерживать невесту за руку, горячо и убедительно излагая доводы в свою пользу и стараясь при этом щадить ее самолюбие. Вернувшись домой, они сели ужинать, и снова он обошелся одним чаем. Галка не выдержала и отодвинула тарелку:
– Если ты чего-нибудь не съешь, МЫ тоже не будем есть!
Ему пришлось подчиниться.
В семь часов он позвонил невесте. После третьего гудка его послали к черту, и он даже ощутил то остервенение, с каким это было сделано. Бедная кнопка сброса – ей, кажется, попортили лицо…
Так дотянули до половины одиннадцатого и стали собираться на вокзал. Вера Васильевна всплакнула и напоследок перекрестила гостью, что редко себе позволяла по причине махрового проектно-конструкторского образа мысли.
– Береги себя, Галочка! – поцеловала она гостью, а стоявшему рядом сыну сказала: – Вот какая жена тебе, дураку, нужна!
Ехали молча, и блики фонарей, словно бледные неоновые мысли скользили по их застывшим лицам. Он думал о том, какому ужасному и несправедливому наказанию подвергся на пороге счастья, удивляясь в то же время стечению терпеливых обстоятельств, через двадцать лет соединивших их с Галкой в доме бабушки, чьи следы пребывания на земле еще не успели остыть, чтобы вопреки всяким ожиданиям дать жизнь ее правнучке.
Оставалось пятнадцать минут до посадки, когда они приехали и устроились в том же зале ожидания, где он утром узнал о ребенке.
– Твоя невеста очень красивая, – осторожно нарушила молчание Галка, – но я не понимаю, почему она так поступила – ведь ты же не виноват! Как ты можешь отвечать за то, что случилось до нее?
И он, не в силах молчать, рассказал ей все, как было. Стало немного легче.
– Бедный Димочка! – пожалела она его. – Не грусти, она вернется! Вот увидишь – обязательно вернется!
