ПАГАНИНИ пожал плечами. Невесело усмехнулся.
ПАГАНИНИ: И чем вы ее будете ловить, если не секрет? Сетями?
ВЛАД махнул рукой. Его глаза возбужденно блестели.
ВЛАД: Причем тут это? Если эта русалочка стоит всех женщин вместе взятых. А вдруг эта женщина вообще первая на земле? Женщина до первородного греха?
ПАГАНИНИ (рассеянно, шаря взглядом по квартире): Да уж… Куда ей до греха… В чешуе. Ты, видимо, прав, ВЛАД.
ВЛАД(высокопарно): Я сделаю гениальный репортаж, ПАГАНИНИ! Репортаж века. О том, как в нашей захламленной, запыленной, застроенной, сумасшедшей цивилизации появляется женщина-ангел. Она чиста и невинна до божественности. Она прекрасна до умопомрачения. Она великодушна и милосердна. И только она способна перевернуть наши захламленные, запыленные, застроенные сумасшедшие души. И мы, возможно, наконец-то осознаем, как неверно живем. Как губим жизнь ложью, изменами, завистью, страхом за собственные шкуры!
В проеме коридора появилась КАПА… Она была в черном шерстяном платье, почти до пят. Оно удивительно гармонировало с ее рыжими волосами. Лицо было бледное, похудевшее, заостренное.
ВЛАД (хлопнув ПАГАНИНИ по плечу): Слышишь, ПАГАНИНИ? И она не захочет к нам. Она все равно выберет море. Потому что только море может подарить ей чистоту и свободу.
ПАГАНИНИ (свирепо): Она выберет море, потому что не умеет ходить по земле, ВЛАД. Ты разве забыл, что у нее вместо ног хвост?
ВЛАД засуетился.
ВЛАД: Ну ладно, старик. Я исчезаю, так и быть. Кстати, я тебе звонил. А у тебя все занято, занято, занято. Чем это ты так занят целыми днями, не понимаю. Я подумал, вдруг ты тут.
Он попятился к двери.
ПАГАНИНИ: Как видишь, я тут…
Тут же хлопнула входная дверь за Владом.
КАПА по-прежнему стояла, не двигаясь. Бледная и спокойная. ПАГАНИНИ приблизился к ней и до боли сжал ее плечи. Она даже не шелохнулась.
КАПА (монотонно): Я должна тебе сказать…
ПАГАНИНИ вздрогнул. Сжал до боли кулаки.
ПАГАНИНИ: ВЛАД?
Она не выдержала и разрыдалась.
КАПА: ПАГАНИНИ, ПАГАНИНИ…
Она упала на кровать. И ее плечи тряслись от беззвучных рыданий.
ПАГАНИНИ: КАПА, ну скажи, девочка моя, ну что случилось?
Она подняла красное, опухшее от слез лицо.
ПАГАНИНИ: Что случилось, КАПА?
КАПА: Я… Я была у врача. Я тебе не говорила… Но…
ПАГАНИНИ нахмурился.
КАПА (закрыв лицо руками): Я серьезно больна, ПАГАНИНИ. Я не знаю… Не знаю, сколько мне осталось…
Он побледнел. И сжал кулаки.
ПАГАНИНИ (решительно, оторвав ее руки от лица): КАПА! Ты слышишь меня, КАПА? Ты никогда не умрешь, КАПА! Ты меня слышишь? Пока ты со мной – тебе нечего бояться! Я все… Слышишь, все сделаю. Чтобы с тобой ничего не случилось, моя девочка.
КАПА прильнула к его груди, все крепче и крепче прижимаясь к нему.
ПАГАНИНИ идет, шатаясь из стороны в сторону. Он совершенно пьян. Остановился возле дороги. Бессмысленным взглядом посмотрел на светофор.
Зажегся красный свет.
Он решительно пошел вперед.
Машина едва задела его своим носом. И резко притормозила.
Чьи-то руки потащили его назад, на тротуар.
На тротуаре он оглянулся. ВИКА крепко держала его. ПАГАНИНИ не выдержал и расплакался у нее на груди.
ПАГАНИНИ: Она умрет, ВИКА, она скоро умрет. Почему не могу умереть я? Ну почему? Это так нечестно, неправильно, где эта проклятая машина! Почему она остановилась!
Они сидят на диване. ВИКА гладила его по голове, как маленького.
ВИКА: Успокойся, ПАГАНИНИ, успокойся, мы что-нибудь обязательно придумаем. В мире все не так безнадежно, поверь…
Он лежал на диване прямо в ботинках. И засыпал под ее тихий, хрипловатый голос. ВИКА тихонько улеглась рядом, не раздевшись.
Они спали, как брат и сестра.
Квартира Капы. Прихожая. Утро
ПАГАНИНИ, небритый, помятый, стоял напротив Капы.
Она прекрасно выглядела. Ни бледности, ни мешков под глазами. Она улыбалась, сладко потягиваясь при этом.
КАПА: А, ПАГАНИНИ! Боже, как я рада, что ты пришел! Еще в такую рань! Наконец-то ты как настоящий гений прогуливаешь уроки. (она обвила его шею руками. И потерлась щекой о его небритый подбородок). И все-таки ты мне больше нравился лысым, честное слово! А если бы еще шрам на щеке, я бы от тебя не оторвала глаз, ПАГАНИНИ, честное слово…
ПАГАНИНИ (резко перебивая): КАПА! КАПА, послушай, ты должна мне дать адрес своего врача. Я поговорю с ним. А потом мы обратимся к классным специалистам. ВИКА обещала помочь. У нее мама профессор.
КАПА смотрела на него широко раскрытыми глазами. И хлопала от недоумения выгоревшими ресницами.
КАПА: Ты о чем, ПАГАНИНИ?
Он потрепал ее по румяной после сна щечке.
ПАГАНИНИ: Успокойся, КАПА. Мы тебя обязательно вылечим. Все будет хорошо, моя девочка.
КАПА: Я ничего не понимаю, ПАГАНИНИ. Какой профессор? Какая ВИКА? Кого вылечим?
ПАГАНИНИ: КАПА, я понимаю, ты возможно, пожалела о том, что мне вчера рассказала. Чтобы меня не…
КАПА расхохоталась во весь голос. Громко и заразительно.
ПАГАНИНИ зажмурил глаза.
Она хохотала ему в лицо, забросив руки за голову.
ПАГАНИНИ (схватив ее за руку): КАПА! В чем дело?
КАПА: Боже, ПАГАНИНИ! Я совсем забыла, что вчера ляпнула от скуки.
ПАГАНИНИ (резко от нее отпрянув): Что значит – от скуки?
КАПА: А ты и поверил, мой бедненький. Ты сошел с ума! Поверить в такую чушь! Подумаешь, пошутила немного. И сразу же забыла. Да ты посмотри на меня. Разве я похожа на больную? Да я тебя здоровее в сто раз!
Она подскочила на месте. И сделала легко сальто. И вновь расхохоталась, убирая пряди рыжих волос с лица. Он бессмысленным взглядом смотрел на нее, словно впервые изучал.
ПАГАНИНИ: КАПА, скажи, что это неправда. Что ты сейчас пошутила. Сейчас, а не тогда.
КАПА обиженно надула губы.
КАПА: Тебе и впрямь, я вижу, хочется, чтобы я была непременно больна.
ПАГАНИНИ (приказывая): Я хочу знать правду. Скажи мне правду, КАПА.
Она раздраженно махнула рукой.
КАПА: Ты надоел мне своими дурацкими расспросами. Сумасшедший, вбил себе в голову всякую ерунду (она тут же прильнула к нему). Дурачок мой, я так по тебе скучала.
Она отскочила назад, показала язык, дразня за собой в комнату.
КАПА: Как ты всему веришь, ПАГАНИНИ. Как ребенок. Представляю, как ты вообразил, будто кладешь свежие розы на мою могилу.
Она вновь рассмеялась.
Тут ПАГАНИНИ не выдержал, рванул к ней и замахнулся. Со всей силы ударил ее по лицу. Она лишь покачнулась.
ПАГАНИНИ (сквозь зубы): Дрянь.
И еще раз ударил.
Она закрыла глаза. Она еле слышно считала удары.
КАПА: Раз, два, три, – она замолчала. Ни один мускул не дрогнул на ее хладнокровном лице.
ПАГАНИНИ за роялем. Он ударял по клавишам со всей силы. Со всей злостью и ненавистью. Считая вслух аккорды:
ПАГАНИНИ: Четыре, пять, шесть.
Закрытые глаза Капы. Ее спокойное лицо. Она считает удары:
КАПА: Семь, восемь, девять.
ПАГАНИНИ за роялем с еще большей силой стучит по клавиатуре:
ПАГАНИНИ: Десять, одиннадцать, двенадцать.
Лицо Капы мертвенно-бледное. С глаз текут слезы. Еще один удар:
КАПА: Остановись, ПАГАНИНИ.
Он опустил руки.
ПАГАНИНИ за роялем. Еще один удар по клавишам.
Из глубины аудитории раздается властный приказ учителя.
УЧИТЕЛЬ: Остановись, ПАГАНИНИ!
Он опускает руки.
УЧИТЕЛЬ сидел нахмурившись. Крепко сцепив перед собой тонкие, почти прозрачные пальцы.
УЧИТЕЛЬ: Да, возможно, ПАГАНИНИ. Это лучше равнодушия. Музыку можно делать злостью, даже ненавистью. Как ни странно, но иногда она выходит более красивой, чем музыка от любви. Но запомни, ПАГАНИНИ. Эта злость, эта ненависть – она не от сердца музыканта. Она от минутной слабости, от минутного бессилия. Она временна. И не ее место обязательно вновь придет любовь. Сердце музыканта всегда должно быть открытым. Всегда любящим. Честным и чистым. Иначе он никогда не сочинит хорошую музыку. Никогда. Музыку можно рождать минутными порывами злости. Но исполнять со злостью ты не имеешь права. Звуки – удары сердца музыканта. Со злым сердцем нечего делать за роялем. Злым сердцем можно только совершать преступления. Ты меня понял?
ПАГАНИНИ так и не поднял головы.
ПАГАНИНИ: Мне так тяжело, учитель.
УЧИТЕЛЬ: Я знаю, но это не повод для ненависти к музыке.
ПАГАНИНИ: Я понимаю, учитель.
УЧИТЕЛЬ: Уже совсем, совсем скоро конкурс. И ты обязательно его выиграешь, мой мальчик. Ты прославишься на весь мир. У тебя хорошее сердце, я знаю. У тебя сердце настоящего музыканта.
ПАГАНИНИ и ВИКА появились в дверях ресторана.
Все на них тут же обернулись.
Они удивительно не подходили друг другу. Ярко накрашенная красавица ВИКА в меховом манто, из-под которого выглядывало серебристое платье. И ПАГАНИНИ, небритый, помятый, в потрепанном пальто, напоминающий скорее бродягу, чем музыканта.
