Сомнения заронились в наивной душе «товарищеской судьи» только после звонка сорокапятилетней непьющей и очень стеснительной учительницы музыки. С первой же фразы та исповедалась в своем безнадежном девстве и этим чрезвычайно умилила целомудреннейшую Варвару Матвеевну. Отчитавшись о своей беспорочной жизни, дама с рыданиями сообщила о поразившем ее, несмотря ни на что, межпальцевом грибке! Этот самый грибок и раскрыл Варваре Матвеевне глаза. Грибок однозначно свидетельствовал об ошибке, так как грибок судить нельзя… никак! Даже чисто по-товарищески.
Но и после прозрения Варвара Матвеевна отвергла все предложения мужа и сына относительно проблемы бесконечного ночного перезвона. Она не стала ни выключать телефон на ночь, ни ходить с заявлением на телефонный узел. Вместо этого она узнала у одной из старух-активисток номер домашнего телефона проживавшего по соседству главврача КВД и целых две ночи подряд переадресовывала к нему всех звонящих.
На третью ночь Мишину мать взяли.
Я помню, как Миша в лицах рассказывал мне, маме и бабушке о том, как это произошло. В четыре часа утра в дверь их квартиры начали барабанить. «Откройте, милиция!» – раздалось снаружи. Первой к двери добежала Варвара Матвеевна в ночной рубашке. За ней, словно тень отца Гамлета, в майке и кальсонах, хватаясь руками за стены, следовал Мишин отец – инвалид. После многочисленных контузий, полученных во время войны, он плохо видел, и его порой сильно качало. Осторожный Миша в коридор не вышел, но, высунувшись из своей комнаты, с интересом наблюдал за происходящим.
Едва открылась дверь, в квартиру ввалились два рослых сержанта с рацией.
– Что же вы безобразничаете, гражданочка? – пробасил один из них. – Вам государство телефон установило, а вы сразу его в хулиганских целях употребляете!
Кроме милиционеров, явились и сами пострадавшие: толстый лысый мужчина в пижаме, главврач КВД, и его жена, истеричная тощая брюнетка в халате и бигуди.
– Арестуйте их! Хулиганов арестуйте! – кричала она. – Что же это такое делается! Ни на кого управы нету! Соседи у нас – алкаши, который год дерутся, матерятся, и хоть бы что – а тут еще теперь и эти, телефонные хулиганы! Муж и так на работе угорает со своими сифилитиками с утра до ночи, а теперь мы все с ума сойдем! У меня дочь в музыкальной школе, ей на конкурсах еще выступать! А тут ей ночью звонят: рассказывают, кто кого развратом испоганил, прости господи. А как я ей запрещу трубку брать, девочке моей?! Кто звонок первый услышал, тот и ответил. Мы же культурная семья! А тут такое рассказывают, у кого чего на каком месте вскочило да распухло! Как же можно так в ночи над людьми измываться? У матери моей – диабет! Вы знаете, что такое диабет? Это страшная болезнь!
Миша очень здорово изображал, как супруга главврача выпаливала свои слова, словно из пулемета.
Все, кроме папы, смеялись до слез. Даже бабушка Рая. Завершил рассказ Миша тем, что Варвару Матвеевну до середины дня продержали в опорном пункте охраны порядка и только после вмешательства высоких чинов из Верховного суда вернули семье.
Выслушав эту историю, мама еще больше укрепилась в сознании собственной правоты.
– Нам ничего и никогда не нужно быстрее, – говорила мама. – Мы получим телефон вместе со всеми, в порядке общей очереди.
Правда, бабушка Рая, однажды сильно простудившись, немного испугалась и выразила готовность написать просительное письмо хоть куда-нибудь. Как-никак вдова инвалида Великой Отечественной.
– Что ты! Зачем? – вскинулась мама. – Папа бы этого не одобрил. Разве он за то отдал свою жизнь, чтобы мы лезли куда-нибудь вне очереди?
– Да, но… – робко возразила бабушка. – Я ведь уже старая совсем. Если мне станет плохо, то… как же мне «Скорую» вызывать, если что?
– Мама! У тебя есть мы. Ты ни о чем не должна волноваться. Мы всегда рядом. И не смей болеть!
– Я и не болею… обычно… – покачала головой бабушка.
При этом я видела, насколько она гордится мамой. Однажды, разговаривая со мной по душам, бабушка призналась, что лишь дважды в жизни оказала на свою дочь хоть какое-то давление. В первый раз, когда маму звали после окончания института в аспирантуру, бабушка посоветовала ей не делать этого, а пойти инженером на завод. «Ведь для аспирантуры, для диссертации нужны очень большие способности! – объясняла мне бабушка Рая. – Смотри, как папа твой над диссертацией трудится. А Инночка в войну росла, была слабенькая. Какая там наука? А на заводе интересно. Способный ты или не очень, но сделал работу – и сразу видишь плоды своих трудов. Сегодня начертил, а завтра рабочие уже все сделали в металле. Ощущаешь свою роль в жизни завода, общества и даже целой страны. Ведь это же счастье!»
Бабушка очень гордилась тем, что мама послушалась ее и проработала три года после института на огромном машиностроительном заводе. Вместо того чтобы перенапрягаться умственно и страдать от посещений аспирантуры по свободному графику, мама каждое утро к семи тридцати приезжала на проходную и проводила восемь часов у кульмана. Второй своей заслугой бабушка считала мамин брак. Подробностей я не знала, конечно, и бабушка тоже категорически отказывалась объяснять, почему в этом деле вообще потребовался ее совет, но очень упирала на то, что если бы не ее участие, то папа с мамой не были бы вместе и я не появилась бы на свет.
Меня всегда очень интересовало, благодаря чему мои родители оказались вместе и как мама выбрала в мужья моего отца. Что касается моей дочери, то она, по-моему, с рождения понимала, что мой собственный брак был досадной ошибкой, и родной отец интересовал ее не более, чем она его. Я сама почти сразу получила гордое звание матери-одиночки, но при этом представить не могла, как моя мама влюбилась в то существо, которое она называла тошнотворным словом «Борюсь». Они прожили вместе долгие годы, но я никогда не понимала, как можно было влюбиться в такого человека, как мой отец, или хотя бы увлечься им, или хотя бы лечь с ним в одну постель, чтобы сделать меня.
Хоть что-то о личной жизни своей мамы я узнала благодаря Ленке буквально на следующий день после «телефонизации» нашей квартиры.
Телефон нам установили днем, когда родители были на работе, а бабушка Рая ушла за покупками. Ленка стала вторым человеком, которому я позвонила со своего телефона. Первой была бабушка Рита. Но с бабушкой я поговорила очень быстро: продиктовала ей номер, пожаловалась на то, что телефон у нас все-таки «спаренный», то есть номер этот вроде только наш, но если соседи из квартиры напротив будут говорить или даже просто плохо положат трубку, то мы не сможем ни звонить сами, ни принимать звонки. Впрочем, даже это досадное обстоятельство не испортило праздника.
Ленка очень обрадовалась моему звонку и пригласила меня в гости. Просто так. Ей было скучно одной дома и хотелось со мной поболтать.
Уроки я уже сделала, никаких кружков в этот день не было – и через полчаса я спускалась в метро. До станции «Багратионовская» ехать всего четыре остановки. По дороге я купила на имевшиеся у меня карманные деньги брикет мороженого за сорок восемь копеек. И мама, и бабушка всегда учили меня, чтобы я никогда не приходила в гости с «пустыми руками»!
Как я и думала, Ленке не терпелось поделиться со мной последними событиями своей жизни. Ее отношения с молодым человеком стремительно развивались, и держать всё в себе она просто не могла. А кроме того, ее очень волновало и радовало, что Дима, мало того, что был на целый год ее старше, он был еще сыном директора школы, где Ленка училась и где давным-давно учились обе наши мамы. В те времена, рассказала мне подруга, это была обычная районная школа. А теперь в ней появились специализированные классы с углубленным изучением разных предметов. Сама Ленка «углубленно изучала» литературу и французский язык, а Дима в этом году заканчивал математический класс и собирался поступать в МГУ на факультет вычислительной математики и кибернетики или, короче, ВМК.
Выслушав рассказ, как счастлива Ленка в личной и во всей прочей жизни, я, честно сказать, не по-товарищески затосковала и в свою очередь поделилась своими печалями.
Хорошо, что подруга была устроена очень конструктивно. Она недолго выслушивала мое занудство про дебилов-одноклассников, про училок, которые меня терпеть не могут, какой бы вежливой и старательной я ни была. Ленка незамедлительно предложила мне поступать в ту школу, где училась сама.
С одной стороны, эта мысль меня чрезвычайно вдохновила, но с другой – мне казалось, что это слишком ответственный шаг, чтобы я принимала такое решение сама.
– Я не знаю, как мне договориться об этом с родителями…
– Они обязаны тебя поддержать! – перебила меня Ленка.
– Мама считает, что все и в старой школе было нормально, а все проблемы только внутри меня… Она хочет, чтобы я шла туда же, куда и все…
Я напомнила Ленке, что после восьмого класса нас всех должны были перевести преимущественно в профтехучилища, то есть ПТУ и техникумы. Переход в нормальную школу-десятилетку нам представляли как непростое, неправильное и ненужное дело. Да и видеть у себя в девятом классе недавних учеников восьмилетней школы тоже мало кто хотел. На помощь родителей я рассчитывать, как обычно, не могла. Мама уже несколько раз говорила мне, что при моих не слишком хороших способностях и заурядных внешних данных, может быть, действительно стоит пойти вначале в какое-нибудь ПТУ, чтобы получить рабочую специальность. А уже потом, по маминым соображениям, мне нужно будет поступать в вуз на какую-нибудь инженерную специальность.
