Ознакомительная версия.
Ведь пока мы шли, ярко светило солнце, и хотя мы ещё на поверхности включили наши «копыта», светильники то есть, разглядеть мы ничего не могли, пока глаза не привыкли к темноте и стало хоть что-то различимо, неровная, корявая лестница, например. Я и мои спутники, которые впервые попали в шахту, как мне показалось, смутились немного, мягко выражаясь, а то и испугались. А тут ещё и наша инструкторша, увидев, что новички чрезмерно успокоились, попыталась возродить осторожность, припугнув негативными по случаю примерами.
Указывая на вагонетку, куда, перегнувшись через её край, заглядывали её подопечные, она противным, зловещим голосом одёрнула их:
– Вот так один нагнулся через край вагонетки, а тут сверху вывалился огромный кусок породы, и раз – на две половины его.
Потом нас, согнувшихся в три погибели, инструкторша провела, или протащила, по наклонной лаве. Мы попали на промежуточный, откаточный штрек, половину ширины которого занимал конвейер, или скребковый транспортёр.
Транспортёр в это время работал, скребыхая железом по железу, и качал уголь из лавы, по которой мы только что спустились и своими спинами даже немножко подшуровали уголь на него, чем помогли уже выполнять план этой шахтёнке. Транспортёр низвергал уголь в шурф, поднимая густое облако угольной пыли. Здесь же сидел машинист транспортёра, получая световые сигналы от лавы, когда включать, когда выключать. Когда он видел вертикальные световые сигналы, он включал транспортёр, когда горизонтальные – выключал и тут же обрабатывал почерневшее от пыли своё рабочее место известковой пылью, нейтрализуя угольную пыль.
Известно каждому, что облаку из угольной пыли достаточно искры, чтобы произошёл мощный взрыв. По длинному бремсбергу мы скоро добрались до основного откаточного штрека. Под кровлей штрека тянулась троллея постоянного тока. Неспешно катились, повизгивая, электровозы, таща за собой то составы порожняка, то гружёные углём или породой вагонетки. По этому штреку мы дошли до ствола, сели в клеть и мигом оказались на поверхности. Инструктор объяснила, что, прежде всего, нужно забрать свой номерной жетон, что и куда ставить из нашего оборудования.
Показала, как попасть в баню, и попросила зайти после бани к ней в кабинет по технике безопасности, для дальнейшего оформления допуска на подземные работы. Меня поселили в шахтёрское общежитие, в комнату, где я оказался третьим жильцом. Казалось бы, как удобно, всегда можно бы «на троих». Но пока я там работал и жил в этом общежитии, конкретно в этой комнате, мне ни разу не довелось видеть нашу компанию полностью в одно время. Причина одна: все работали в разные смены. Начальник участка, на который меня направили, предложил мастеру смены определить место, достойное моего положения.
«Только бы не место главного инженера шахты», – с ужасом подумал я.
Благодаря этой моей краткой молитве, мастер и подыскал мне достойное место. Судьба, как добренькая тётенька, притащила меня за шиворот, как щенка, именно на то место машиниста транспортёра, с которым я ознакомился во время прохождения экскурсии по технике безопасности.
Начальник участка выписал мне небольшой аванс, так что первая практика далась мне даже очень легко. Работа не напрягала, в комнате общежития я почти всегда был один, что создавало уют и душевный комфорт. Питался я в шахтёрской столовой, где еда была сытной и обильной.
Я совершенно не выглядел измождённым от непосильного труда на подземных работах. От нечего делать я сверстал отчёт по практике. Тщательно ответил на программные вопросы. Так что я даже радовался, что избрал эту профессию. Непосредственно на работе, в качестве машиниста транспортёра, когда не было угля и нечего было «качать», я шёл в лаву, или, как правильно, в очистной забой. Помогал, если что подворачивалось, ГРОЗ, то есть горнорабочим очистного забоя. Как я выяснил, помимо добываемого угля в этой лаве, какой-то институт разрабатывал здесь новую технологию при работе на сильно газоносных пластах.
Так что я оказался свидетелем, если не участником, этого процесса. А идея была такова: бурились длинные шпуры, в них вставлялись резиновые армированные шланги, которые могли выдерживать очень высокое давление. Посредством этих шлангов в пласт нагнеталась вода. Насосами создавалось очень высокое давление, и вода, проникая в пласт, разрыхляла его. При относительной тишине в забое, слышны были потрескивания разрушаемого угольного пласта. По замыслу авторов этого проекта, вода должна была вытеснить газ метан, так называемый гремучий газ.
Насчёт газа не знаю, но вот уголь после такой обработки почти не давал пыли. Кое с чем из этой технологии я встречался впоследствии. Так, опрессовка центрального отопления, для проверки его на герметичность, осуществляется таким же образом – увеличением давления воды в трубопроводе. А этот страшный в шахте гремучий газ метан, при соблюдении определённых правил, работает в бытовых газовых плитах, и никто его не боится. Хотя он и в этом случае не любит небрежности и потери осторожности. С полным карманом денег, не жалели тогда гербовой бумаги для ассигнаций, и даже с некоторым сожалением уезжал я после окончания практики, для продолжения учёбы.
Глава 14. «Матрос с «Кометы»
Вся жизнь земных существ, особенно человека, состоит из двух частей: теории и практики. Ещё с пелёнок, если только не с утробы матери, начинается эта теория и практика. И так у нормальных людей всю жизнь. Правда, отношение к этому дуализму бывает разное. Гёте через Мефистофеля урезонивает Фауста: скучна теория, мой друг, а древо жизни пышно зеленеет – намекая на то, что теории у Фауста – хоть отбавляй, а вот практики, опыта, где обретаются радости жизни, – «кот наплакал». Что же касается меня, то и здесь имела место диспропорция теории и опыта с практикой.
В основном из книг, а также из других источников информации, у меня появились обширные теоретические познания о жизни.
Как-то свирепой северо-уральской зимой мой товарищ по комнате Федя Пашнин, с некоторым лукавством, предложил мне составить ему компанию, а проще сходить с ним в кино, на фильм «Матрос с Кометы». Почему с лукавством, выяснилось чуть позже, когда мы пришли в кинотеатр. Там его, оказывается, уже ждала девушка. Мало того, с подружкой. Я с укоризной посмотрел на Фёдора.
– Ну, ладно, ладно, – успокоил он меня, когда мы отвернулись, чтобы покурить. – Должны же мы выручать друг друга. Моя одна не хотела приходить. Пришлось мне соглашаться на этот вариант.
Тут сработал закон: сам погибай, а друга выручай. И я успокоился. Дружба всегда требует жертв, тем более что я не имел никаких обязательств перед другими особами женского пола. Кино оказалось фестивальное, разумеется, про любовь, с присущими ей капризами, ревностью и прочей дурью.
После сеанса, когда мы немного отошли от кинотеатра, Федя со своим «плюсом», по-английски, не прощаясь, свернули в какой-то переулок и растворились в ночной темноте, слабо освещаемой холодными звёздами, оставив меня попечителем зазябшего существа, одетого больше по моде, чем по погоде. Если и называли её имя в начале встречи, то я его не запомнил, а переспрашивать было как-то неловко. Но я тут же нашёлся и спросил: в честь кого она получила своё имя?
– В честь бабушки, – ответила она. Тут же последовал новый вопрос: а как звали бабушку? Она назвала имя своей бабушки, даже не заметив в моих вопросах коварства.
А меня назвали, и я с гордостью произнёс имя Стольного князя Киевского крестителя Руси, примазавшись, таким образом, к Великому имени, так сказать. А что? Эта косвенная связь, даже имён, иногда производит впечатление, а то и повышает авторитет. Пока мы так общались, подошли к калитке.
– Вот здесь я живу, – остановилась моя спутница. И хотя шли мы быстро, подгонял мороз, согреться нам так и не пришлось. Я сильно продрог, а ноги и руки совсем окоченели. Что же касается девушки, то только самолюбие и характер не позволяли ей уж если не расплакаться от холода, то только что не броситься со всех окоченевших ног в тёплый свой домашний уют.
Через несколько дней после встречи Фёдора со своей он насмешничал надо мной, что девушка на меня очень обиделась.
– Телёнок какой-то, не согрел ни словом, ни телом.
Впоследствии выяснилось, что эту тираду Федька вспомнил из своей юношеской практики. Какого же мнения обо мне была та девушка, я так и не узнал, потому что мы больше не встретились. Я же себе дал зарок, по наивности, конечно: зима не есть время для «амуров».
Библейский Адам был первый человек на Земле. Библейский Адам был самый одинокий человек на Земле. У Адама, первого человека на Земле, было всё для жизни на Земле. Питался Адам фруктами и травами, которые произрастали в саду Эдемском. Нужды в одежде не было, так как тепло было круглый земной год. Страдал ли Адам от одиночества? От недостатка общения с себе подобными? Впрочем, о себе подобных Адам даже не подразумевал, так как фантазировать не умел.
Ознакомительная версия.
