– Господа!.. Насколько я понимаю, мы все пришли сюда, чтобы оплакать горькую судьбу России!.. Так давайте же кручиниться организованно!.. Предлагаю сеанс коллективной ностальгии!.. Итак, подо что сегодня плачем, господа?.. Что наиболее эффективно вышибает у нас слезу?.. «Очи черные»?.. «Амурские волны»? Или «Подмосковные вечера»?..
Публика озадаченно молчала, но Толик и не нуждался в диалоге. Он достал из кармана несколько скомканных купюр и размашистым жестом швырнул их аккордеонисту. Оркестр заиграл что-то элегическое. Толик легко, как редиску, выдернул из-за столика какую-то старушку и повел ее в медленном танце, чуть придерживая за талию…
– Господа, не отлынивать! – Толик яростно продолжал активизировать массы. – Плачут все без исключения!.. Второй столик слева, не вижу слез!.. Третий столик справа, не слышу рыданий!.. Господа Шереметьевы, Юсуповы, Голицыны, па-а-ачему такая пассивность?!..
Он наконец отпустил свою невесомую партнершу, и та опала у него в руках, как проколотый воздушный шарик. Толик элегантно донес ее до первого попавшегося стула и тут же принялся составлять другие танцевальные пары. Он беспардонно срывал с мест старичков и старушек и выталкивал их в центр зала. Белоголовые старички колыхались под музыку, как одуванчиковое поле под слабым ветром…
– А ну, вынуть платки!.. – надрывался Толик. – Изойдем слезой во славу отечества!.. Столик у окна, не откалывайтесь от коллектива!.. Вам что, нечего оплакивать?.. А бестужевские курсы?.. А государственная дума?.. А уха с расстегаями?..
Он продолжал выкрикивать нечто пламенное, даже когда Андрей сгреб его в охапку и понес к выходу. В последний момент в Толиковых глазах сфокусировалось лицо дамы в каштановом парике. Она смотрела на Толика без улыбки, но с явной заинтересованностью. И Толик решил, что она, в общем, ничего. Не красавица, конечно, но ничего, ничего…
* * *
Андрей тащил упирающегося Толика к машине и попутно старался успокоить метрдотеля. Следом за ними на улицу выскочили еще несколько служащих ресторана – видимо, гости со столь ярко выраженной индивидуальностью, как у Толика, были в этом заведении большой редкостью…
– Без рук!.. – буянил Толик. – Я сказал, без рук!.. В няньках я не нуждаюсь!.. Я вполне взрослый человек и могу сам отвечать за свои поступки!..
– Взрослый, взрослый!.. – миролюбиво согласился Андрей, запихивая Толика в машину. – Ты у нас очень взрослый!.. Вот только бы отучить тебя писаться в постельку!..
* * *
…В холле был пригашен свет. Видимо, все жильцы, включая мадам Лоран, уже спали. Толик ступил на лестницу, как на заминированный мост. Он тщательно проверял подошвами каждую ступеньку, будто она того и гляди уплывет из-под ног…
И все же перед самым финишем случился конфуз. В какой-то момент Толик вдруг не ощутил под рукой перил, потерял равновесие и, хватая воздух руками, грохнулся на все четыре конечности…
От него шарахнулись две тени, и он понял, что спугнул любовную парочку. Лилипут и лилипутка замерли в коридорной нише и смотрели на Толика с таким ужасом, как если бы он был внезапно вернувшийся из командировки муж. Лицо лилипута цвело алыми пятнами губной помады…
– Ай-яй-яй!.. – ласково пожурил влюбленных Толик. – Такие маленькие, а занимаются такими делами!.. Вот я скажу вашей пионервожатой – она оставит вас без компота!..
Наверху скрипнула дверь. Толик поднял глаза. Сильви стояла на пороге своей комнаты и молча смотрела на Толика. Толик скорбно вздохнул и попытался подняться. Лестница снова попробовала встать на дыбы, но он уже крепко держался за перила…
* * *
…Вот уже минуту Толик тщился содрать с себя брюки. Незамысловатый этот трюк сегодня давался ему с превеликим трудом. Брюки никак не хотели расставаться с Толиком, пока он не сообразил, наконец, что не худо бы сначала снять туфли.
– …Глупый город!.. – сказал Толик тоном, исключающим всякую полемику. – Город канареек!.. Все чего-то клюют, все чего-то щебечут, и никому ни до кого нет дела!..
– Толя!.. – мягко возразила Сильви. – А может, это и есть свобода?.. Когда никому ни до кого нет дела?.. Ты же сам говорил, что в Москве к тебе испытывали слишком пристальный интерес…
– Что ты знаешь о Москве?.. – сентиментально оскорбился Толик. – Это потрясающий город!.. Для того, чтобы понять, что такое Москва, надо там жить!..
– Я допускаю, – коварно согласилась Сильви, – что Москва – лучший город в мире, а Россия – лучшая в мире страна… Но я не могу понять, почему вы оттуда бежите?..
– Не можешь понять?.. – глаза у Толика заволоклись туманом, в голосе появились инфернальные интонации. – И правильно, что не можешь!.. Запад никогда не сможет нас понять!.. Потому что мы для вас – величайшая загадка!..
С этими словами Толик гордо отчалил в туалет. Через секунду оттуда донеслись мучительные звуки рвоты…
* * *
…Среди ночи в доме опять поднялся переполох. Зажглись окна, захлопали двери. Толик открыл глаза, пошарил рукой по одеялу – Сильви рядом не было. В световом прямоугольнике полуоткрытой двери всполошенно метались неясные тени. Толик натянул майку и джинсы и осторожно выглянул в коридор.
Пестрая толпа полуодетых жильцов нервно топталась возле комнаты Фуэнтесов. Дверь была распахнута настежь, но зрителей собралось так много, что они не могли поместиться в дверном проеме. Лилипуты залезали друг другу на плечи, желая получше разглядеть, что происходит внутри.
Толик несколько раз обошел толпу с тыла, пытаясь втиснуть голову в какой-нибудь зазор, но вовремя понял, что это не более здравая затея, чем поместить ее в слесарные тиски. Из-под чьей-то подмышки вынырнула встревоженная Сильви.
– Полиция арестовала Рикардо! – сообщила Сильви. – Оказывается, он был организатором какой-то террористической группы!.. Что-то вроде «Красных бригад»!..
Толпа любопытствующих всколыхнулась, образуя живой коридор, и двое полицейских вывели из комнаты Рикардо. Лицо его было известково-белым, на руках посверкивали никелированные наручники. Рикардо приветственно вскинул руки и выкрикнул что-то по-испански…
Мадам Лоран одышливо металась по лестнице, шарахаясь от стен и задевая за перила, как пожилая летучая мышь. Она хватала полицейских за руки, пытаясь что-то им объяснить. Те вежливо отстранялись.
– Мадам Лоран говорит, – переводила Сильви, – что семья Фуэнтес всегда была ей несимпатична. Но она не подозревала, что пригрела в своем доме бандитов и убийц!..
Между тем полицейские выносили из комнаты Фуэнтесов ящики с опасной начинкой – гранаты, автоматы, пластиковые бомбы… Тускло отсвечивали черные автоматные стволы… Толпа завороженно молчала…
* * *
Где-то в глубине комнаты забилась в истерике Долорес. Сильви и Толик, расталкивая толпу, кинулись на крик. Всклокоченная и полураздетая Долорес, бурно жестикулируя и обливаясь слезами, произносила трагический монолог, обращенный ко всем сразу и ни к кому в отдельности.
– Долорес боится, – переводила Сильви, – что теперь мадам Лоран выставит ее на улицу. Но Долорес ни в чем не виновата. Рикардо не посвящал ее в свои дела…
В толпе зашмыгали носами. Если еще минуту назад симпатии жильцов были на стороне романтического бунтаря Рикардо, то теперь единственным объектом их сочувствия была бедная покинутая Долорес…
– Долорес говорит, – продолжала переводить Сильви, – что она никогда не любила Рикардо. Ей всегда нравился Хорхе Гонсалес. Но Хорхе был женат, и она не хотела разбивать семью…
Долорес рванулась к платяному шкафу, рывком распахнула дверцы и вытащила из вороха шмотья неведомо как и откуда попавшую сюда буденовку.
– Долорес говорит, – Сильви едва поспевала за темпераментной речью южанки. – Долорес говорит, что Рикардо был политический извращенец. Когда он занимался с ней любовью, он заставлял ее надевать вот это!..
Долорес нахлобучила на себя буденовку и выразительно развела руками, точно призывая всех стать свидетелями ее поруганной чести.
Так и стояла она перед разноцветной и разноязыкой толпой – экзотическое дитя экватора в вылинявшей русской буденовке – не умеющая постичь все запутанные экзистенциальные связи этого безумного мира…
* * *
Утром уезжали лилипуты. Они высыпали на улицу стайкой цветных колибри. Цирковая дирекция прислала за ними специальный автобус, два огромных негра забрасывали в багажное отделение саквояж и чемоданы.
Часть жильцов спустилась вниз проводить отъезжающих.
– Пустеет дом, – печально сказала Сильви. – Как все-таки люди привыкают друг к другу… Вот уедут эти маленькие – и жизнь станет немножко другой…
Автобус наконец тронулся, открывая противоположную сторону улицы, и Толик вздрогнул от неожиданности: перед ним, облокотившись на капот своего автомобиля, стоял улыбающийся Андрей.
– Добрый день, мадемуазель! – Андрей поклонился Сильви. – Вы не возражаете, если я украду вашего друга?.. Нам предстоит срочный деловой визит!..
