Ознакомительная версия.
– Егор, правда можно?
– Дима, ты меня угробишь, – сердито ответил Егор. – Можно, конечно. Чего ж нельзя-то. Только уговор: я там тебе не нянька! У меня работа. Алмазов – та еще сука, он нас не любит. А мне скандал нужен. Возможно, придется делать ноги.
– Бли-ин, – протянул Димка. – Я даже не знаю, как тебя отблагодарить…
– Сочтемся, когда звездой станешь, – усмехнулся Егор.
На подобных вечеринках Диме бывать еще не приходилось.
Егор, миновав секьюрити, сразу же отобрал у приятеля сумку с фотоаппаратом, диктофоном и прочими причиндалами, бросил на прощание «удачи!» и растворился в толпе.
Оставшись один, Дима заскучал.
Клуб подавлял помпезностью, обилием зеркал и позолоты. В многочисленных отражающих поверхностях сверкали бриллиантами, настоящими и поддельными, гламурные девицы со взбитыми в львиную гриву локонами а-ля Памела Андерсон. Из до предела декольтированных платьев выглядывали прелести – натуральные и силиконовые. Девицы были хороши! Некоторые прогуливались под руку с импозантными мужчинами, гордящимися своими выпирающими пузами, плешками на голове и многокаратными перстнями на пальцах рук. Ну и, конечно же, все кругом утопало в Картье, Версаче и Дольче Габбана, настоящих и поддельных, но одинаково ослепительно переливающихся…
Девочек, которым со спутниками не повезло, в зале тоже было предостаточно. Они обшаривали хищными лазерными взглядами густо накрашенных глаз одиноких мужчин, оценивая их с точки зрения перспективности. Дима хмыкнул, увидев, как на отошедшего от столика рулетки известного телеведущего Александра Галахова с разных сторон набросились сразу две нимфы неопределенного возраста. Под толстым слоем пудры, румян и тонального крема было тяжело разглядеть истинную сущность гарпий, вцепившихся острыми ногтями вызывающе красного цвета в рукава телезвезды.
Галахов пребывал под солидной «мухой», посему шел довольно нетвердой походкой. Девицы одновременно схватили его за руки и потащили в разные стороны. Набриолиненный ежик волос Галахова зашатался, как Пизанская башня и даже слегка опал на левый глаз, отчего телеведущий стал похож на юного Гитлера.
– Сашенька, – защебетала нимфа с длинными локонами, – вы знаете, я так мечтала с вами познакомиться! Моя мама просто без ума от вашей передачи…
– А уж как я хотела с вами встретиться, – запела ему в ухо вторая дамочка, у которой бюст был не столь обширен и локоны покороче. – Всегда хотела попасть к вам на передачу. Скажите, а как можно это сделать?
Тройка прошествовала мимо Димы.
Галахов поднял голову. Затуманенный алкоголем взгляд его темных глаз сверкал нездоровым блеском… Вокруг стоял шум, из углов откровенно несло дымком, в котором не было даже намека на никотин. То и дело в поле зрения Димы попадали люди с вытаращенными глазами и некоординируемыми движениями. За столиками мужчины откровенно лапали своих барышень.
Танцпол ревел.
Зеркальные шары отбрасывали на стены и лакированный, как туфли франта, пол мириады отблесков.
Где-то под потолком в золоченых клетках извивались гибкие тела стриптизерш, пикантные места которых прикрывало сверкающее стразами полупрозрачное белье. На эстраде метался тощий индивид, старательно выпевающий что-то непонятное. Дима вслушался в слова, стараясь уловить смысл…
Смысла не было.
Певец хилым голоском в полторы октавы под «минусовку» пел: «Ты меня любила, я тебя не любил. Ты меня разлюбила, я тебя полюбил. Дождь…» Дима пригляделся. Да это же Влад Голицын, любимчик тинэйнджерок от девяти до семнадцати! Вокруг извивались в такт музыке несколько молоденьких девочек, пара нервно дергающихся парней в модно приспущенных джинсах и толстый лысый мужик в пиджаке наизнанку. Напротив эстрады за столиком сидел продюсер Влада, Юрий Люксенштейн, хмуро глядящий на своего подопечного. На ухо Люксенштейну что-то орал, потрясая локонами, музыкальный критик и журналист Гия Кантридзе. Люксенштейн кивал, стряхивая пепел с дорогой сигары прямо в тарелку, на которой лежал недоеденный краб.
«А ведь я могу петь гораздо лучше, – с завистью подумал Дима, глядя, как кривляется на сцене Влад. – Я, по крайней мере, умею петь. Почему кому-то достается все, а кто-то так и останется охранником в ночном магазине?»
Дима отвернулся от эстрады.
Внезапно атмосфера клуба стала ему ненавистной. Он подошел к стойке бара, заказал себе рюмку коньяку и мрачно уставился в заставленную бутылками стену. Бармен с кривой ухмылкой покосился на Димину рубашку, но от комментариев воздержался. Дима почувствовал, как его щеки наливаются краской. Даже паршивый бармен этого развлекательного центра был одет лучше!
Неподалеку стоял лучезарный Теодор Алмазов, привычно таращившийся на журналистов с высоты своего двухметрового роста. Журналисты подсовывали Алмазову свои микрофоны, беспрерывно щелкали фотовспышки, отовсюду пялились красные глаза камер. Блестящий костюм Теодора затмевал даже блеск софитов. Томно обмахивая платочком потный лоб, Алмазов что-то снисходительно бубнил в услужливо подставленные микрофоны. В толпе журналистов Дима увидел Егора, протягивавшего в вытянутой к Алмазову руке диктофон.
Дима фыркнул.
Так протягивают кость собаке, которая сидит на цепи, длину которой ты не знаешь. И если сейчас Алмазов вцепится Егору в горло, это станет гвоздем программы!..
Егор что-то сказал Алмазову, тот налился кровью, как помидор, и ответил с возрастающей экспрессией. Егор, видимо, не остался в долгу. Алмазов тоже. Журналисты радостно сомкнули ряды и направили телекамеры и фотоаппараты на брызжущего слюной Теодора. Алмазов начал нервно сучить ногами сорок шестого размера и что-то кричать, указывая в сторону выхода. Но фотовспышки быстро привели его в себя. Спустя минуту он снова улыбался. Только взгляд остался недобрым, белки глаз налились кровью…
Бармен поставил рядом с Димой пузатый бокал с коньяком и постучал пальцем по неровно оторванной бумажке, где шариковой ручкой была написана запредельная за рюмку коньяка сумма. Отступать было некуда. Дима вытащил тощий кошелек из дешевой синтетики, достал деньги и сунул их бармену. Тот презрительно скривил губы и отошел к поджидавшим его клиентам.
– Пьешь? – выдохнул прямо Диме в ухо Егор, подкравшийся незаметно, как мышь, и уселся рядом, скрестив ноги в обтягивающих кожаных штанах.
– Пью, – кивнул Дима.
Говорить было тяжело. Музыка оглушала, бухая в перепонках так, что вместе с воющими колонками бухало сердце, а в голове колотились неистовствующие барабаны. Егор махнул рукой бармену.
– Лёнчик, кофе, черный, с сахаром, – прокричал он, взявшись за мочку уха бармена. Бармен кивнул головой так интенсивно, что едва не остался без уха.
«Ишь ты, – подумал Дима. – Уже и бармен с ним знаком…»
– Как тебе Алмазов? – прокричал он другу. – Взял интервью?
– Взял, – отмахнулся Егор. – А вообще, он – козел.
– Почему?
– По кочану! Дома расскажу.
На эстраде появилась девица с волосами, выкрашенными в голубой и розовый цвета. Влад Голицын, получив свою долю аплодисментов, раскланялся и удалился, чтобы через пару минут появиться рядом с Люксенштейном. Продюсер был недоволен, Влад хмур. Кантридзе молча пил водку. Егор пил кофе и просматривал в цифровом фотоаппарате снимки, хмуря брови и чертыхаясь.
– Интересно, о чем они говорят, – сказал Дима, махнув подбородком на Влада и Люксенштейна.
Егор бросил короткий взгляд в указанном направлении и снова уставился на экран своего фотоаппарата.
– Влада, похоже, скоро побреют, – пояснил он. – Девчонки сегодня в редакции болтали, что Люксенштейн им недоволен. В проект вбухана уйма денег, Юрий сделал из Влада звезду, а тот начал крутить носом. А кому это понравится?
Девица на эстраде пела не слишком громко, так что с грехом пополам можно было даже вести беседу.
– К тому же Влад женился, – хмуро произнес Егор, крутя фотоаппарат в разные стороны, чтобы лучше рассмотреть снимок. – Люксенштейну это очень не понравилось. Правда, жена Влада из «золотой молодежи», дочка медийного магната, но все равно… Юрик считает, что кумир должен быть свободным: тогда девочки на него будут вешаться гораздо охотнее. Но я думаю, подоплека здесь все же была другая.
– Какая? – удивился Дима.
– Личная… Или ты всерьез думаешь, что Влад пробился на эстраду своим талантом? Он поет под «фанеру», вокал за него вытягивают на компьютере.
– Да ладно?!
– Сам подумай: у Люксенштейна в продюсерском центре три основных проекта и еще фиг знает сколько потенциальных. Он рьяно раскручивает Влада, трио «Тротил» и певичку Соню. Соня – проект коммерческий, у нее папа банкир, а вот «Тротил» и Влад – другое дело. В «Тротиле» только один из солистов петь умеет, потому что Гнесинку закончил. Второй тоже немного может, но третий – бывший стриптизер, только рот раскрывает. «Тротилы» сильно не рыпаются, потому что музычка их не слишком форматная. Бросит продюсер, куда им деваться? Влад – другое дело, у них с Юрием чуть ли не любовь была…
Ознакомительная версия.
