Голоса в зале стали чуть тише, словно кто-то убавил громкость людского гула, давая возможность трогательной и нежной мелодии побыть на первом плане.
– Я прошу прощения, – бархатистый голос мужчины заставил вздрогнуть вслушивающихся в плавный музыкальный ритм женщин, они встрепенулись и вопросительно уставились на него.
– Можно вас на танец пригласить? – робко произнес незнакомец и протянул руку Тане Дунаевой. Она растерянно захлопала глазами и даже слегка возмутилась, как будто услышала что-то непристойное.
– Иди, потанцуй, – по-матерински заботливо протянула Карасева.
– Да вы что, девочки, я не пойду! – противостояла испуганная Дуня.
– Я вас очень прошу, – мужчина, чуть склонившись, навис над столиком, ожидая ответа на приглашение. Дунаева взволновано посмотрела по сторонам, она выглядела растеряно, как ребенок в магазине сломанных игрушек.
– Но ведь здесь никто не танцует! – возмущенно отбивалась она от непривычного внимания.
– Но ведь это не значит, что танцевать запрещено. Это моя любимая песня. Если вы согласитесь, официантка сделает радио погромче – я договорился.
Дуня неуверенно посмотрела сначала на Карасеву, затем на Ксюшу и, получив одобрительные кивки, встала со стула. Она покачнулась – то ли от волнения, то ли от выпитого вина, и, опираясь на крепкую руку незнакомца, поплелась за ним, позволяя себя увлечь в приятный круговорот.
– Ну, Дунаева! И, правда, хорошая песня. И почему он меня не пригласил? Так что ты там говорила, какой он раз позвонил?
– Не важно, Карасик, не важно, – прошептала Ксюша, вслушиваясь в трогательные слова мелодичной песни, в которой мягкий голос сообщал, что ничего нет прекрасней нежности, зарождающейся в сердце любящего человека. Ксения наблюдала за танцующей парой, зрелище тронуло ее: среди столиков в такт музыке двигались два одиноких человека, которые встретились на мгновение, на маленький отрезок жизни длиною в песню. И возможно они больше никогда не увидятся, но уж точно будут вспоминать, как однажды остались вдвоем посреди людного зала кафе.
Нервно взвизгнул колокольчик, немного нарушая музыкальную гармонию, в зал вошли Баль и Борковская, обе улыбались, было очевидно, что их перекур прошел без эксцессов. Карасева поморщилась, посетовав на запах табака, когда подруги сели за стол.
– А где Дуня? – весело уточнила Борковская, проигнорировав лекцию о вреде курения из-под смешной шляпы.
– Танцует, – откликнулась Ксюша, не отрывая взгляда от медленно двигающейся пары.
– Танцует?
– Да, ее пригласили.
– Кто? Тут нет ни одного приличного мужика, – Борковская бесцеремонно развернулась и уставилась на Дунаеву и ее кавалера.
– Не завидуй, тебе не идет! – по-детски капризно произнесла Карасева, делая вид, что не наблюдает за парой.
– Вот еще! Я? Завидовать? Дунаевой?
– Вижу их прямо по курсу. Может пойти сцену ревности устроить? – энтузиазм Бали, пугал всех присутствующих за столиком.
– Ему? Ты его знаешь? – удивилась Борковская, с трудом представляя подругу в компании какого-либо боле менее приличного мужчины.
– Его нет. А вот ее знаю.
Баля выпила рюмку водки и, покашляв, начала подниматься с места, прокряхтев:
– А подойду. Разыграю их! Вот смеху-то будет: он подумает, что мы с ней пара!
– Не надо, пусть потанцуют, – с волнением произнесла Ксения. Понимая, что ей не под силу остановить идущий напролом танк с фамилией Баль, она выразительно посмотрела на Карасеву, которая сразу взяла огонь на себя и притворно беспомощно воскликнула:
– Девочки, а научите меня курить!
– Ты что, одичала? – удивилась Борковская.
– А я иногда делаю то, что не пробовала ни разу в жизни. Например, я ни разу не прыгала с парашютом.
– И что прыгнула?
– Нет. Но я планирую, – соврала Карасева и весело подкрепила свою нелепую идею задорным смехом.
Короткий диалог о желании нанести себе вред курением отвлек настроенную на юмор Балю и она уселась обратно на место.
– Так, рыбе больше влаги не давать, а то наша парашютистка-курильщица сиганет с крыши кафе. Веселенький финальчик встречи получится!
Тани в шутку начали обсуждать возможности прыжка, придумывая варианты самодельных парашютов, и почти договорились прыгнуть втроем, как вдруг вернулась смущенная Дуня и забрала все внимание на себя. Она держалась за полыхающие щеки и еле сдерживала счастливый смех. Таня чувствовала себя Золушкой, вернувшейся с долгожданного волшебного бала, ей хотелось танцевать еще и еще.
– Ну, как? – заворожено, вымолвила Карасева, немного завидуя своей подруге.
Дуня лишь кокетливо пожала плечами в ответ и, схватившись за полыхающие щеки, уселась на стул.
– А встретиться договорились? – любопытствовала Борковская, ожидая пикантных подробностей.
– Нет, конечно.
– Дуня, ну, ты чего растерялась-то?
– Да командировочный он, девочки!
– Ну и что? Роман бы закрутила, – не унималась Борковская.
– Да ну тебя! Просто он по жене скучает.
– Хорошо, однако, скучает! Пригласил на танец незнакомую женщину в кафе! Если бы мой так скучал, я б ему быстро рога вкрутила!
– Он с супругой познакомился, когда эта песня играла по радио. Он оперировал, а песня играла… И завезли женщину с осколочным ранением.
– Так они на войне познакомились? – Борковская умилилась, вспоминая старые фильмы о войне, сюжетом которых частенько была трогательная любовь.
– Я не спросила. Мне было неудобно.
– Выглядит молодо.
– Так ведь не в сорок первом же на войне, дуреха! – подключилась к беседе Баля, глядя на Борковскую подавляя смешки.
– Почему же сразу на войне? Сейчас осколочное ранение где угодно может быть. Чуть ли не каждый день взрывы, – произнесла Ксения задумчиво и поежилась, словно от холода. Ей показалось, что кто-то дотронулся до ее щеки. Она с волнением посмотрела по сторонам. В это же мгновение громко взвизгнул колокольчик, и в кафе ввалилась пьяная компания мужчин, которые рьяно и очень громко что-то обсуждали. Лиричная и располагающая атмосфера кафе была разрушена нетрезвым кваканьем веселящихся людей.
– Да. Каждый день, как лотерея, – подытожила Карасева, качнув своей шляпой. – Что мы вытянем сегодня?
– А мы вытянем тост! – бодро воскликнула заскучавшая Таня Баль, устав от тоскливых тем. – Наливай, виночерпий.
– Слушаюсь! – отчеканила Карасик, по-солдатски приложив руку к головному убору, после чего ухватилась за бутыль вина. Баль дождалась пока ей нальют водку, важно покашляла и медленно поднялась с места. Она обвела взглядом подруг и с очень серьезным выражением лица произнесла:
– Ну, за содружество Татьян, за СОТУ, девочки!
– С Татьяниным днем, – подхватила ее Дуня.
– Я не мешаю? – не сдержавшись, вылила порцию желчи Ксюша, снова ощущая себя лишней за столиком.
– Можешь с нами выпить, – разрешила Баля.
Остальные три Тани поднялись с мест и присоединились к тосту, радостно воскликнув «ура, ура, ура».
– Девочки, а кто придумал СОТУ? – спохватилась Дуня. Тани вопросительно переглянулись, надеясь, что кто-нибудь восстановит пробел в памяти.
– Это учитель истории нас так обозвал, – произнесла задумчиво Баля, слегка заплетающимся языком. – Вспомните тот день, когда мы ждали Борковскую!
Учитель истории был крупным мужчиной с жидкими рыжеватыми усами. Властный и царственный. Он вел свои уроки размеренно, получая удовольствие от процесса, словно находился не перед школьным классом, а перед миллионной телевизионной аудиторией. Казалось, историк был равнодушен к своим ученикам, он ставил отметки исключительно за знания, не выделяя любимчиков среди общей массы детей, изучающих прошлое человечества. Однако Таня Борковская сумела произвести впечатление на преподавателя. Оценками он ее не баловал, но при взгляде на ее длинные стройные ноги у мужчины на лбу появлялась испарина.
– Вы не готовы к уроку! – подавленным голосом произнес историк, отворачиваясь с волнением от короткой юбки ученицы девятого класса. – Останьтесь после урока… мне нужно обсудить с вами… вашу успеваемость.
Урок истории был последний в расписании 9«А» класса. После звонка все ребята поспешно направились домой, радуясь тому, что очередные школьные будни подошли к концу. Подруги ждали почти час Борковскую в вестибюле.
– Ты ведь нам так ничего и не рассказала, – произнесла Баля вяло. – Заревела и просила, чтобы мы ничего не спрашивали.
– Он хотел посмотреть, какое белье я ношу, – Борковская старалась произнести это безразлично, как бы, между прочим, и лишь дрожащий голос выдавал ее волнение. – Спрашивал, спала ли я с мальчиками, и знаю ли, что такое настоящий мужик. Если бы вы не остались ждать меня, даже трудно представить, чем бы это все закончилось… Хотя нет, не трудно представить…
Шляпа Карасевой, давно жила своей самостоятельной жизнью, она с сочувствием раскачивалась из стороны в сторону, как НЛО, повисшее посреди кафе. Владелица нелепого головного убора почти пропела трагическим голосом:
