Ознакомительная версия.
– Ядвига?! Почему тебя совершенно не видно? Как твой муж, все на руках тебя носит? Эх, хорошо, что у нас жены балерины, их и на руки взять можно, не надорвешься.
Ядвига натянуто улыбнулась.
– Да зайди хоть на минуту ко мне! Не виделись сто лет. Ты же знаешь, я, когда пишу, надолго свою территорию не покидаю, а то из времени выйду.
– А так меня еще в это время вплетешь.
– А и вплету, если что интересное расскажешь.
Ядвига смотрела на друзей с благодарностью. У Григория в кабинете все, как и раньше. Огромный дубовый стол, заваленный бумагами и книгами, посредине – пишущая машинка. Шикарный кожаный диван, как у дедушки Ленина, с высокой спинкой. На нем смятая подушка и плед, видимо, и ночует порой здесь, чтобы не оставлять надолго своих героев, а то разбегутся. Вдоль стен бесконечные полки с книгами, от пола до потолка.
– Книги, книги, сколько у тебя их, Гриш?
– Никогда не считал!
– Так половину и не читал небось, смотри, все книги у тебя сувенирами заставлены, до них же не доберешься.
– Ох, Ядвига, опять сейчас воспитывать меня начнешь. Даже приятно, черт подери. Вот никто меня, кроме тебя, в этой жизни не воспитывает. Для всех я – писатель, ученый, заслуженный человек. Слова никто не скажет, только премии и грамоты. Тут приходит Ядвига и начинает: «Ах, тудыть твою растудыть». Нет, я обязательно про тебя что-нибудь такое напишу. Просто еще персонажа такого сварливого не попадалось. Представляешь, ты даже в книжках еще не описана. Невозможно про тебя в двух словах рассказать! Мне кажется, если я даже на своих полках приберусь, ты все равно найдешь, к чему придраться! – Григорий смотрел на Ядвигу с теплой улыбкой. Действительно, друзья соскучились друг без друга.
– За это я не переживаю, не приберешься ты никогда, поэтому мне всегда будет что тебе посоветовать. И потом, Гриш, ну, уберешь ты вот это безобразие. Так тебе на следующий год опять новых грамот и призов понавручают.
– Оль, нет, ты послушай, что тут говорит твоя подруга. Она называет безобразием премию Лондонской академии!
На зов вошла Ольга.
– Ядвига, я приготовила нам чай, пойдем. Гриш, тебе сюда принести?
– Оля, подожди, Ядвига же ничего не рассказала. Как ты, юная дива?
– Да все ничего, Гриш; вот, пришла с Лелькой посоветоваться.
– Стало быть, у вас женские секреты. Ядвиг, советоваться надо со мной, я ж писатель, инженер человеческих душ! Оля, ну что ты на меня так смотришь? – Григорий заметил многозначительный взгляд жены. – Ну и ладно, как хотите! Но если что, я завсегда рад красивым дамам дать практичный совет.
– Практичный совет, – Ольга покачала головой. – Ты какие книги пишешь? Исторические детективы, причем с криминальным уклоном. Слава богу, до этого у нас еще дело не дошло. Никого не убили, никто не потерялся. Ну ладно, не обижайся, сейчас мы с Ядвигой посекретничаем, а потом будем вместе пить чай еще раз. Заодно и свои мысли на тебе проверим. Ты нам все расскажешь, правильно мы напридумывали или нет. Договорились?
Ольга пригладила взъерошенные волосы Григория. Когда тот писал, не думал ни о чем. И вообще был не здесь. Как только услышал, что Ядвига пришла? Не иначе, главу закончил.
Подруги перешли в спальню. Белый дуб, прованский стиль. Все было просто и уютно. А главное, тут был еще и женский уголок, что-то типа будуара. Маленький журнальный столик, вольтеровское кресло и диванчик на двоих. Вся обстановка располагала к покою, задушевной беседе. Здесь не было давящих полок с книгами и тяжелыми наградами, бесконечных грамот в массивных рамах. Здесь была Олина территория. Причем абсолютно ее, даже был небольшой станок: каждодневные утренние разминки стали стилем жизни, без них невозможно.
– Ядя, садись в кресло. Что произошло? Боже, я тебя такой никогда не видела!
Ольга не лукавила. Они были вместе в разные периоды жизни: и радости совместные переживали и трудности. Но всегда Ядвига – собранная, всегда жизнерадостная, всегда находила выход из любой ситуации. Это Оля сразу начинала заливать всех слезами. Ядька была кремень. А сейчас Оля видела в ее глазах растерянность. Руки тряслись, она и сидеть не могла, потому что не могла сдержать внутреннюю дрожь.
– Спасибо, – Ядвига в кресло садиться на стала. – Оля, он уходит, говорит, что полюбил, что ничего не может с собой поделать.
– Что значит «полюбил»? Сколько вы прожили? Семь лет?
– Девять.
– Да подожди, куда он уйдет, мужику больше полтинника. Кому он нужен?
– Ему кто нужен? Ты понимаешь, ему нужен вечный праздник, ты же меня предупреждала, что весь этот фейерверк это уж очень напускное, уж очень. Но он этим живет. Он должен удивлять, а кто-то удивляться. Видимо, я удивляться перестала.
Постепенно Ядвига начала успокаиваться. Видимо, близость Оли, родной дом друзей, все это подействовало на нее умиротворяющим образом. Казалось, она сама пытается разобраться в этой ситуации. Оля видела, Ядвига силится побороть возникшую панику, стремится разложить все по полочкам и взглянуть на все со стороны. И потом примериться к этой новой ситуации, сравнить ее со старой. Понять, как ей жить дальше. К Ольге она пришла, наверное, даже не за советом, а просто проговорить то, что произошло, вслух. Видно было, что она никому еще про это не рассказывала. Ядвиге было сложно, голос немного дрожал. Но Оля почувствовала, как к подруге возвращалась былая твердость. Оля смотрела на подругу и удивлялась ее сильному характеру. Не дай бог, узнала бы она такое про Гришу. Не пережила бы. И уж точно залила бы сейчас весь пол слезами.
– Хорошо, Ядя, давай по порядку. Тебе это кажется или ты это знаешь?
– Я это знаю. Сначала заметила у него такой знакомый, но немного забытый блеск в глазах. Не ко мне обращенный. Потом мама моя. Ну ты же знаешь ее. «Ядвига, Петр мне не нравится, присмотрись!»
– Да уж, у Зои Борисовны взгляд – рентген!
– Вот именно, я стала присматриваться, ну и рассмотрела младшего научного сотрудника у него на кафедре. Ой, Лелька, где у тебя тут курить можно?
– Ты же бросила?! Ладно, пойдем на балкон.
На Москву опускались сумерки. Иевлевы жили на пятом этаже, и балкон выходил на небольшой московский дворик в районе метро «Аэропорт». Было достаточно тихо, хотя шум машин с Ленинградского проспекта все равно доносился. Москва, ничего не поделаешь. Ядвига, коренная москвичка, этого гула не слышала, а Ольгу он раздражал. Сколько лет уже в Москве, а москвичкой она так до конца и не стала. Все ее тянуло в родную Одессу, к морю, к родным до боли акациям. Огромная ветвистая береза, которая доставала до самого балкона, кусты акации заменить никак не могла. Более того, Ольга всегда боялась, что по этой самой роскошной березе могут забраться на балкон воры, и ночью боялась спать с открытой балконной дверью.
Ядвига затянулась.
– Я решила за него бороться. Оля, я его не отдам. Мне тоже в следующем году – пятьдесят пять, я без него ничто, ты понимаешь!
Оля смотрела на подругу. Да, все-таки начинается паника. Причем необоснованная. Ядвига всегда была очень самодостаточной и, главное, финансово независимой. Что же эти мужики могут сделать с женщиной? Просто так, одним словом, одним простым своим действием.
– Ну, давай разбираться, – Ольга поставила на балконе кресло, села в него. Благо, было тепло, а шорох березовой листвы располагал к задушевной беседе. – То, что ты решила за него бороться – это очень верно. Он же очнется когда-нибудь. За плечами у вас столько счастливых лет, совместных воспоминаний, переживаний. Мужики по этому рано или поздно начинают скучать. Только мне кажется, что сейчас ты в нем какие-то черты увидела, которые практически возненавидела. И к младшему персоналу эти знания отношения не имеют. Ты поняла, что многое он делает напоказ. И главное, это же может к нему опять вернуться. Через какое-то время нужен будет новый спектакль, с еще более молодыми персонажами. Тогда тебе будет во много раз тяжелее. Женщина чуть за пятьдесят, Ядвига, это замечательная женщина. Может, даже лучше, чем в сорок. Потому что она в себе еще очень уверена. Женщина в шестьдесят в себе не уверена совсем. И это уже будет удар под дых. Я имею в виду спектакль. Ты еще одно представление Петра сможешь выдержать, ты уверена?
– Леля, я ни в чем сейчас не уверена. Поэтому я пришла к тебе. Из твоих слов следует, что я должна сейчас обидеться и с ним порвать. Может быть, конечно, и такой выход из положения. И даже материально я выживу. В конце концов, у меня есть своя квартира, я преподаю, даже к конкурсам готовлю, да ты знаешь. С голоду то есть не умру. Но я буду раздавлена морально. Понимаешь? В пятьдесят пять лет остаться одной. Нет уж, лучше пусть Петр перебесится и, рано или поздно, вернется.
– А ты его сможешь простить? Вот эту его измену. Ядвига, мне кажется, ты еще до конца ничего не поняла. Ты же собственница страшная. Ты сможешь жить с этими мыслями? Ты как собираешься ему сейчас ультиматум поставить: «Если там все, я тебя прощаю и никогда вспоминать не буду?»
Ознакомительная версия.
