– Позавчера ты хотел двадцать.
– Десять тоже сойдет.
– Точно. Десятка зеленью и два гамбургера из «Макдоналдса».
– Лучше из «Бургер-Кинга».
– Я в «Бургер-Кинге» никогда не был.
– Я тоже, но говорят, там вкуснее.
За поворотом была только пустая дорога, и мы рассуждали дальше.
– А что бы ты с деньгами сделал? Маме отослал? – спросил я.
– Пять штук маме, а на остальное купил бы ферму в Эстонии, на берегу озера.
– И что б ты с этой фермой делал?
– Овец бы разводил.
– Ты бы сидел в этой дыре и разводил овец?!
– А что, мясо, шерсть. Сыр можно делать. Можно управляющего нанять. Хорошая инвестиция.
– Не знаю, нестабильно как-то. Передохнут еще…
– А ты бы что сделал?
– Ну… – я сплюнул. – Прогулял бы сразу штуки две, две-три родителям, а остальное… остальное дал бы хорошему режиссеру на фильм.
– На пять штук фильм не снимешь.
– Ну, можно снять короткометражку и попасть в Канны.
– Короче, ты бы все деньги проебал, – Юкка сплюнул.
– Почему проебал?
– Потому что все бы отдал и ничего бы не получил.
– Как ничего? – обозлился я. – А фильм?
– Да кому нужен короткий фильм?! Кто его будет смотреть?!
Я задумался.
– Плохая инвестиция, – добил меня Юкка.
Дорога пошла резко в гору, мы насупились и преодолели подъем молча.
– Нормальная инвестиция. Вклад в ноосферу.
– Во что?
Мы остановились отдышаться. Вокруг расстилались холмы, засаженные елками, предназначенными для Рождества. Елки были еще маленькие, но через пару лет они подрастут, их срубят, и они украсят миллионы домов. Станут волшебными феями праздника, чтобы спустя неделю оказаться на помойке. Рождественские елки словно камикадзе. Всю жизнь их готовят к великой миссии, Светлому дню, где им суждено сыграть ключевую роль. Горят свечи, хлопают пробки. Радость и счастье царят кругом. Но настанет утро, и все вернется на прежние места. Как американские моряки сметали за борт горящие истребители японских смертников, которым так и не удавалось протаранить многометровой толщины палубы, так хозяева домов выбросят елки за дверь, предварительно сняв с них украшения, словно лишив наград перед казнью.
– Ноосфера – это облака энергии вокруг нас, которые пополняются произведениями искусства и добрыми делами. Вернадский придумал.
– Который цирк открыл?
– Почему цирк?
– Цирк на проспекте Вернадского?
– Нет, он был ученым, цирк тут ни при чем.
– Как фильм может стать энергией?
– Все вещи и поступки имеют как бы двойников в нематериальном мире. Искусство порождает самых сильных двойников.
– Сань, ты знаешь, я в такие вещи не верю. С энергии денег не срубишь. Получается, ты их все-таки проебал.
– А по-моему, инвестировать в вечность надежнее, чем в стадо овец.
Мы взвалили сумки на плечи и двинули с горы. Вскоре нас подхватил какой-то мужик в рабочем комбинезоне. Девчонки, держащие сигареты на отлете, и добропорядочные фермеры с лицами пациентов психиатрических клиник ехали мимо. Нас подвозили только работяги. Мы сидели на занозливых досках. На кучах навоза. Рядом с гусями и курами. Жали мозолистые руки. Раз за разом повторяли свою историю. Кивали в такт то кантри, то року, то диско, звучащим из автомобильных приемников. Водители рассказывали, что автостоп вышел из моды лет двадцать тому назад. Раньше достаточно было поднять руку, и выстраивалась очередь из машин. Теперь народ напуган. Много преступлений, да и времена изменились. Один лихой дядька резко повернул руль, и я вывалился из кузова на полном ходу. Я свалился в грязь придорожной канавы. Мордой в желтую жижу. Обошлось без переломов. Только коленка немного побаливала. Поднявшись, я увидел железный штырь, торчащий в нескольких сантиметрах от места, где в грязи отпечаталась моя физиономия. Грузовичок дал задний ход.
– Извини, старик! Держись крепче! – крикнул водила. Я забрался в кузов. Мой оранжевый комбинезон, и раньше не отличавшийся чистотой, выглядел теперь совсем жалко. Юкка протер мне лицо.
– Как камуфляж.
Мы и впрямь стали походить на партизан. Если мы не ехали, то шли по холмам, прислушиваясь к звуку моторов. Словно панфиловцы, поджидавшие фашистские танки. Чем больше будет танков, то есть машин, тем лучше. Мы со всеми справимся. Дорога пошла лесом, мы остановились передохнуть. Юкка решил прогуляться.
– Смотри! – крикнул он, присев на корточки. Я подошел, прихрамывая. Юкка рассматривал огромную кучу дымящегося дерьма, ковыряя в нем палочкой.
– Насрал кто-то ОЧЕНЬ большой… И насрал недавно… – сказал Юкка и многозначительно посмотрел на меня. Я со страхом оглядел дебри, темнеющие вокруг. Оттуда доносился гвалт из птичьих криков, треска кузнечиков и других звуков, принадлежность которых была для нас тайной.
– П-пойдем отсюда, – предложил я.
Хромоту как рукой сняло. Мы подхватили сумки и, оглядываясь, дали стрекача. Не то чтобы мы бежали, но поднажали, как чемпионы по ходьбе, ожидая, что из леса вот-вот выскочит чудовище с хорошим пищеварением и кинется вдогонку.
В гору. С горы. В гору. С горы. Мы шли к океану. «Три раза, не моя зараза. Не папина, не мамина, а чужого дядина», – твердил я детское заклинание, плюя через левое плечо, завидев мертвых зверьков. Их было множество, моя голова была фактически постоянно повернута через левое плечо, а слюны едва хватало.
Из библиотек маленьких городков, где Интернет бесплатный, мы держали связь с миром. Я писал родителям позитивные расплывчатые письма. Матери сообщал, что успешно практикую английский, отцу – что побывал в Метрополитене и не забываю о зарядке. Не обжираюсь фастфудом, ем много фруктов. В целом это было сущей правдой. Я болтал по-английски с водилами – в основном на жаргоне. Я не объедался бургерами – они были для меня непозволительной роскошью. Я ел фрукты – иногда нам перепадала лесная малина с куста. О зарядке и свежем воздухе и говорить не приходилось. Ходьба с препятствиями и сон под открытым небом заменяли любую зарядку. Родители могли мной гордиться.
В письмах подружкам я правдиво описывал свои приключения, приправляя их для остроты вымышленными деталями и туманными намеками на романтические встречи с местными красавицами.
Пока я поддерживал светскую переписку, Юкка занимался делом. Он выискивал предложения о работе. Его упорство было вознаграждено в библиотеке местечка Афины: в мотель «Томас Джефферсон Инн» города Вильямсбург штат Вирджиния требовались уборщики. Недалеко, черт возьми. Будь у нас деньги, мы бы оказались в Вильямсбурге в тот же вечер. Но денег не было. Юкка написал письмо хозяину мотеля и сохранил его телефон. Спустя многие дни мы поймем, что не случайно списались с работодателем, находясь именно в Афинах, американском захолустье с древнегреческим названием. Но тогда мы презрительно фыркнули.
– Смешно называть всякие деревни в честь великих городов.
На окраине Афин перед нами остановился длинный автомобиль цвета воды в хороших бассейнах. Автомобилем управлял долговязый джентльмен с лицом, напоминающим тарелку, в которую сложили обглоданные куриные косточки.
– Садитесь, прокачу.
Мы забрались в тачку, очарованные ее красотой.
– Нравится? – джентльмен увидел наш восторг.
– Еще бы!
– «Бьюик» семьдесят шестого года.
«Бьюик» был прекрасен. Он плавно несся по петляющей дороге, даря пассажирам ощущение причастности к чему-то божественному.
– Я в молодости тоже путешествовал стопом. В Канаде.
– Расскажите, пожалуйста, – подобострастно попросили мы. Долговязый только этого и ждал.
– Ребята, вам такое и не снилось! Я проехал всю Канаду насквозь! А однажды знаете, КТО меня вез?
– Кто?! – Я подумал, что дядьку вез сам Элвис, таким тоном он задал свой вопрос.
– Де-вуш-ка! – торжествующе по слогам заявил долговязый и поймал наши глаза в зеркале заднего вида. Я было разинул рот, но Юкка пихнул меня коленом.
– Вот это да! – нарочито восторженно воскликнул мой догадливый друг.
– Я ее не знаю, она меня не знает, и на тебе, подвезла!
– Наверное, вы ей понравились, – заискивающе предположил Юкка.
– Как знать, как знать… – долговязый был явно польщен. – Пожалуй, я прокачу вас миль на пятьдесят. Все равно делать нечего.
Юкка бросил на меня назидательный взгляд. Черт возьми, когда же я усвою, как правильно разговаривать с людьми.
Дорога петляла среди зеленых холмов, по обочине росли большие деревья, усыпанные белыми цветами. На холмах паслись коровы. Дорога наклонялась то вправо, то влево в зависимости от поворота, как велотрек. В холмах кое-где виднелись вкрапления – дома красного кирпича с белыми ставнями и дверями. По небу плыли тучные золотистые облака. Наступал вечер. На миг в листве сверкнул просвет, и моему взору открылась бескрайняя долина.
Раньше мать выписывала журнал «Америка», и к одному из номеров прилагался календарь с фотографией долины изумительной красоты. Долину обрамляли холмы, покрытые зеленой сочной травой. Посередине текла река. На горизонте таяла гряда гор. В небе висел орел. С тех пор я знал, рай существует.
