«Труп трупу рознь, – угрюмо надувшись, ответит Сталин. – У меня труп генералиссимуса». – «И вот этого интригана, – воскликнет Ленин, – местные аборигены считают главным теоретиком партии! И это затрудняет мою работу! Невежество немыслимое!»
И тут я им врежу всю правду. Об этом я мечтал всю жизнь. Я крикну: «Вот вы все здесь вожди революции. Скажите, есть ли во всей вашей истории хотя бы один благородный поступок?»
И тут они сначала загалдят со всех сторон, заспорят, а потом придут к единомыслию и станут кричать: «Голодный обморок Цюрупы! Голодный обморок Цюрупы!»
– Кто такой Цюрупа? Я что-то не слыхал о нем.
Был такой деятель, он заведовал всеми продуктами Советской республики и действительно однажды упал в голодном обмороке. «А где же сам Цюрупа? – спрошу я. – Что-то я его не вижу». – «А его направили в рай, – вмешается Калинин, поглаживая бородку, – к нему приводят делегации ангелов и показывают на него: вот большевик, который заведовал всеми продуктами страны, а сам упал в голодный обморок. Святой Цюрупа! И ангелы плачут от умиления, глядя на Цюрупу. А мы, между прочим, уже налаживаем связи с Цюрупой. С его помощью мы переберемся в рай и взорвем его изнутри». – «Знаю я этот ваш голодный обморок Цюрупы, – вмешается тут вечно завистливый Сталин, – я его попросил выдать из складов ЦК дюжину бутылок кахетинского. Гостей ждал. А он мне отказал. Тогда я на него так посмотрел, что он в обморок упал. Вот вам и голодный обморок Цюрупы». – «Коба опять клевещет, – вмешается Ленин, – голодный обморок Цюрупы подтвержден всеми кремлевскими врачами. А то, что в раю его признали, – тоже неплохо. Иногда признание врагов служит лучшим доказательством нашей правоты. А кстати, среди сегодняшних ваших вождей бывают голодные обмороки?» – «Среди вождей не слыхал, – отвечу я, – но среди шахтеров и учителей случаются». – «Подвиг заразителен! – воскликнет Ленин. – Народ подхватил голодный обморок Цюрупы! Я всегда стоял за монументальную пропаганду!»
– Боже, какой кошмар! Но может, мы пролетим мимо ада?
– Все может быть! Летим себе, пробивая донья! Наговоримся всласть и разрешим все неразрешенные русские вопросы. Видно, их надо было разрешать на лету. А мы пытались на своих кухнях под чай или под водочку их разрешить. Не получилось. А ведь недаром какой-то мыслитель сказал: движенье – все. Цель – ничто.
– Но что толку разрешать ваши вопросы, когда вы ничего не можете передать наверх, своим.
– Зачем наверх? Наши все будут внизу.
– Все?
– Все, кто долетит.
– Долетит до чего?
– Вот этого я не знаю. Главное – долетит.
– Так вы считаете, что не все долетят?
– Конечно, не все долетят. Но те из нас, кто долетит, поделятся своими мыслями с согражданами.
– Так вы считаете, что мы все-таки долетим?
– Все так считают.
– И те, кто не долетит, тоже так считают?
– Конечно.
– Мне жалко их. Но ведь у нас шансов больше?
– Конечно. У меня опыт прыжков с парашютом. Я увлекался парашютным спортом. Но потом все парашюты у нас отобрали и засекретили. Уже тогда можно было догадаться, что дело плохо, но я не догадался. Доверчивый.
– Так ведь мы летим без парашютов?
– Но у меня большой опыт приземления. Делайте, как я. Кстати, ноги у вас опять ножницами. Держите их параллельно! Привыкайте!
– Тогда начнем обсуждать: кто во всем этом виноват и где выход?
– Сейчас поздно обсуждать, мы приближаемся ко дну. Пробьем его ногами и начнем обсуждать.
– А если не пробьем?
– Тогда тем более было бы глупо сейчас это обсуждать.
– Как вы думаете, начальство перед падением прихватило с собой парашюты?
– Не думаю, а уверен! Недаром они сперва засекретили парашюты, а потом разворовали. Но как раз из-за этого их ожидают полные кранты.
– Почему?
– Мягкая посадка. Они никак не смогут пробить ногами дно. Так и останутся на первом дне – ни вверх, ни вниз. С голоду перемрут.
– Но может, им будут гуманитарную помощь спускать на парашютах?
– Не смешите людей! Никто же не будет знать, где они. Они сами во всем виноваты. Оторвавшись от народа, они решили, что дно окончательно. А народная мудрость гласит, что нет дна, но есть донья.
– А что дает эта мудрость?
– Все! Народ уверен, что ничего дном не кончается, потому что есть донья, а не дно. И вся жизнь продолжается между доньями. Народ, падая, живет, потому что верит в донья. И потому народ – бессмертен. А начальство не верит в донья и потому, падая, гибнет.
– Да здравствуют донья! Да здравствуют донья! Все-таки странное слово. В нем есть что-то испанское.
– А разве вы не слышали о всемирной отзывчивости русской души? Революция, инквизиция, гражданская война. У нас с испанцами много общего.
– А где Франко?
– Долетим, будет и Франко.
– Как вы думаете, он уже летит?
– Летит. Даже с опережением.
– А что, если он с парашютом летит?
– Не такой он дурак. Когда будем пролетать первое дно, мы мельком увидим начальство всех мастей. Одни будут кричать: «Остановитесь, мы уже в коммунизме!» Другие будут кричать: «Остановитесь, у нас полная демократия!» А мы пролетим и крикнем: «Привет от Цюрупы! Да здравствуют донья!»
Пусть они там сами выясняют отношения друг с другом. А мы пролетим мимо них и ногами пробьем дно! Только ради этого стоило лететь! Мы приближаемся к первому дну. Ноги параллельно! Глубже дышите!
– Привет от Цюрупы! Да здравствуют донья!
– Привет от Цюрупы! Да здравствуют донья! Будем надеяться, что мы пробили первое дно. Те из нас, кто долетит, узнают наконец, в чем спасение России…
В это время к ним подходит какой-то парень.
– Купите полное собрание сочинений Ленина и Сталина?
– Боже мой, последние национальные богатства уплывают! И сколько они стоят?
– Пятьдесят долларов собрание сочинений Ленина и столько же Сталина.
– А где они у вас?
– В машине.
– Прямо как балетные девочки! Но как же у вас получается – полное собрание сочинений Ленина, кажется, пятьдесят пять томов. А Сталина – всего десять томов. А цена одна.
– А когда начали запрещать Сталина? Еще при Хрущеве! А Ленина фактически никогда не запрещали, хотя и не переиздавали. Поэтому собрание сочинений Сталина – редкость. Его начали раскупать еще при первых запретах.
– А где вы их достаете?
– У внуков и правнуков старых большевиков.
– Ну и как покупают?
– Неплохо покупают. Марксистские кружки и иностранцы.
– Что, опять марксистские кружки?! Я этого не вынесу! А на таможне не отбирают сочинения Ленина и Сталина?
– Даю гарантию! Не отбирают! Есть тайный приказ правительства поощрять вывоз марксистской литературы из России. Особенно в Америку.
– А что это дает?
– Наивняк. Они думают, что марксистская литература мешает реформам. Они думают, что и коммунисты покинут страну вслед за марксистской литературой. А коммунистам нужна власть, а не сочинения Ленина и Сталина. Сам я демократ…
Я вижу, что вы иностранец. Берите собрание сочинений Сталина – всего пятьдесят долларов.
– Нет, вы знаете, я этой литературой мало интересуюсь.
– Даю в придачу к собранию сочинений Сталина бесплатно два тома Ленина с письмами к Инессе Арманд. Берите, не пожалеете!
– Нет, спасибо, обойдусь как-нибудь без писем к Инессе Арманд.
– Боже, что я слышу! Ленина бесплатно в придачу к Сталину! Ленин перевернется в гробу, если, конечно, то, что в гробу, это он! Впрочем, это месть истории. В последние годы жизни Ленина он уже был в придачу к Сталину.
– А если купить собрание сочинений Ленина, можно в придачу бесплатно получить два тома Сталина?
– Нет. Сталин – дефицит. Его еще при Хрущеве стали запрещать, поэтому почти все раскупили. Редкость. Так вы купите что-нибудь или мы будем время терять?
– Нет, молодой человек, таких книг мы ни при какой погоде не читаем.
– Ну ладно. Я здесь похожу. Если передумаете, дайте знать.
– Мы уже и так все передумали.
И молодой человек отходит.
– Однако, я вижу, личных машин в Москве стало гораздо больше. В прошлый свой приезд я этого не заметил…
– Да, личных машин стало больше… Боже, как грустна наша Россия! Марксистские кружки! Это меня убивает, даже если он врет!
– Кстати, что вы думаете о Ленине как о мыслителе?
– Ленин – мировой рекордсмен короткой мысли. Если вы увидите документальное кино с его участием, то вы заметите, как он бесконечно жестикулирует. Все люди, у которых короткие мысли, пытаются удлинить их при помощи жестикуляций. Они думают, что мысль при помощи вытянутой руки удлиняется. У Ленина была жесткая душа, а монета мысли лучше всего отпечатывается на мягкой душе.
– Но ему никак нельзя отказать в последовательности.
– Последовательное безумие и есть самое подлинное безумие.
– Интересно, был он суеверен хоть в чем-нибудь?
– Не думаю. Суеверие – следствие неуверенности во внутренней правоте. Суеверие бывает свойственно очень простым и очень сложным людям. Пушкин был суеверен, но человек с гипертрофированной уверенностью в своей внутренней правоте не бывает суеверным. Ленин не мог сказать: «Понедельник – тяжелый день. Нельзя начинать революцию в понедельник».
