– Ха! Ха! Ха! Держите меня! – расхохотался дьявол. – Устами младенца – сам знаешь что! Я надеюсь, ты его не накажешь за эту логическую цепочку?
– Нет, конечно, – сказал Бог, – но какой ученый дурак ввел этот термин? И куда смотрела церковь?
– Кто бы ни ввел – метко замечено! – воскликнул дьявол. – А что лучше, – после некоторой паузы вкрадчиво спросил дьявол, – роза или бутон розы?
– Розу надо нюхать, – ответил Бог, – у нее нет другого будущего. А бутоном надо осторожно любоваться. Он – путь к розе. А путь – всегда радость.
– Одновременно нюхать розу и, скосив глаза, осторожно любоваться бутоном? – с такой невинной иронией спросил дьявол, что Бог ее даже не заметил.
– Можно и одновременно, – простодушно ответил он.
– Старческие радости! – воскликнул дьявол. – Зачем мне занюханная роза! Бутон распотрошить – вот упоение! Распотрошить! Тут сразу проглотишь и бутон, и будущую розу, и путь к ней! Распотрошить – лучшее слово в языке!
– Так думают все бунтовщики, – вздохнул Бог. – Им скучен путь, а это самое интересное в жизни.
– Но если ты так круто не согласен со мной, почему ты меня до сих пор не уничтожил? – спросил дьявол.
– Глядя на тебя, я узнаю истинное состояние человечества, – отвечал Бог, – хотя ты, конечно, действуешь вполне самовольно. Именно потому, что ты действуешь самостоятельно, ты мой точный инструмент.
– Взбесившийся инструмент, ты хочешь сказать? – язвительно заметил дьявол.
– Инструмент, отражающий степень бесовства людей, хочу я сказать, – спокойно поправил его Бог.
– Кстати, – вспомнил дьявол, – несмотря на то, что, по твоей мерке, за мной тысячи грехов, я не внушал Иуде предать твоего сына… Соблазнами этого мира пытался его прельстить, но не предавал.
Но как сын Бога не мог разглядеть в Иуде предателя? Всюду таскал его за собой. Было время разглядеть его, но он не разглядел. Разве это не глупо? Кажется, у него и с юмором было не все в порядке…
– Подозрительность – величайший грех, – отвечал Бог. – Лучше погибнуть от предательства друга, чем заранее заподозрить его в предательстве. Заподозрить человека в предательстве – осквернить Божий замысел в человеке.
Мой сын, конечно, видел все слабости Иуды. Но: «Ты меня предашь», – сказал он только тогда, когда убедился, что в душе Иуды этот замысел вполне созрел.
Мой сын до последнего мгновения ждал, что Иуда найдет в себе силы самому разрушить в себе этот замысел, не дав ему созреть.
А с юмором у моего сына было все в порядке. Но апостолы, потрясенные его гибелью, сочли неуместным вспоминать все его шутки. И напрасно.
– Если ты так жаждешь, чтобы люди в тебя поверили, почему ты не дашь точный знак своего существования?
– Тогда они придут ко мне ради выгоды или из страха. Но такая насильственная вера ничего не дает человеку. И они испортят мой замысел. Они придут ко мне без той душевной работы, которая с радостной добровольностью приведет их ко мне. Но, в сущности, такой знак есть… Стой! – вдруг воскликнул Бог с лицом, искаженным внезапной болью. – Японский мальчик, назначенный на какую-то должность в классе, спешил на школьное собрание. В метро, поняв, что он безнадежно опоздал на собрание, он только что бросился под поезд, и поезд раскромсал его! Вечная слава японскому мальчику! Вот оно, японское чудо!
– Ты же его мог остановить! Почему ты его не остановил?! – воскликнул дьявол. – Даже я никогда не причинял зла детям!
– Если бы я его остановил, погибло бы все человечество, – печально сказал Бог. – Но я никогда не забуду японского мальчика.
– Пусть погибло бы все человечество, а мальчик остался бы жив! – возразил дьявол. – Говорят, я жестокий! Это ты жестокий! Да и почему бы погибло все человечество? Отговорки!
– Молчи, болван! – крикнул Бог. – На моем сердце миллионы шрамов от боли за человека! Если б я остановил японского мальчика, я должен был бы остановить все войны, все жестокости людей! Если я буду все это останавливать, люди никогда не научатся самоочеловечиванию. О, если бы пример этого японского мальчика заставил корчиться от стыда всех взрослых людей, забывших о своем долге!
И если бы я спас его, как бы взглянули на меня души невинных людей, именно в этот миг погибших на Земле?! И каждая такая душа была бы вправе спросить у меня: а почему ты меня не спас? Что я этой душе отвечу?
Если бы я вмешивался во все жестокости и несправедливости, человечество окончательно отупело бы и оскотинилось! Всякое вмешательство даже со стороны Бога ничему не учит!
Жизнь – это домашнее задание, данное человеку Богом. Как в школе. И Бог же будет выполнять это задание вместо человека? Нелепость.
Я людям дал средство – совесть и разум. Люди, ваша судьба в ваших руках – действуйте сами, сами, сами. А в минуту слабости вам поможет вера – мой ободряющий кивок! Я открыл путь. Да, он трагический, но это путь из катастрофы. Добро беззащитно без памяти о зле. Но, чтобы сохранить память о зле, и зло должно быть нешуточным. Вот почему я допустил зло, которое надо победить людям, чтобы навсегда сохранить память о нем. Надо победить его людям, а не устранять Богу.
– Однако ты страстный, – заметил дьявол, несколько подавленный пафосом Бога. – А говорил, что в последний раз испытал страсть, когда создавал человека.
– А я его и продолжаю создавать, – успокаиваясь, сказал Бог.
– И потом что это? – недоуменно продолжал дьявол. – Ты прямо обращаешься к людям, как будто они вокруг нас. Где люди? Мы на небесах! Ты забываешь, что это ты слышишь людей на Земле, а люди тебя не слышат.
– Да, я увлекся, – вздохнул Бог, – но примерно то же самое мой сын прямо говорил людям. Они слышали его.
– Особенно Иуда, – не удержался дьявол.
(Явно я что-то забыл. Может, существует склероз сна?)
Бог. Только что на Земле видел чудесную картину. Две маленькие девочки зашли в магазин. Одна из них купила одну конфетку. Денег у нее было только на это. Выходя из магазина, та, что купила конфетку, развернула ее и протянула фантик подружке: на, держи! И в это время сама конфетку протянула в рот. Только я с грустью подумал: вот так воспитывается эгоизм, как она, откусив полконфетки, вторую половину отдала подружке! Даже только ради такого милого зрелища стоит следить за тем, что делается на Земле!
Дьявол. А ты не понял, почему она отдала подружке полконфеты?
Бог . У этой маленькой девочки добрая душа!
Дьявол. О наивность! Якобы святая! Ты же сам своим огорчением внушил ей поделиться конфетой. Она собиралась сама ее съесть. Этот фантик раскрывает ее первоначальный замысел. Она этим фантиком пыталась отделаться от своей подружки! Ты, ты ей внушил поделиться конфетой!
Бог. Какая глупость! Да еще со своим дурацким рассуждением об этом фантике. Мне ли не знать, внушал я ей что-нибудь или нет! Ничего я ей не внушал. Наоборот, ее доброе сердечко внушает мне, что на человечество еще можно надеяться и стоит, стоит проявлять к нему великое терпение. Поступок этой маленькой девочки дает мне больше надежды на победу моего замысла, чем дела всех политиков, вместе взятых!
Дьявол. Однако легко же угодить Богу!
Бог. Да, самое крошечное добро есть великое добро, когда оно делается без всякой задней мысли, от чистого сердца! И не случайно ты придумал эту витиеватую хитрость с фантиком. Ничего так не тоскует по теории, как зло. Ложь всегда долго объясняется. Правду узнаем с полуслова.
Дьявол. Скажи: есть у человека какое-нибудь преимущество перед Богом?
Бог. Есть. Человек может сказать: Господи, помоги! – а мне некому это сказать… Кстати, опять голос этого балбеса! – раздраженно добавил Бог. – Опять просит меня: помоги моему неверью! Раз сто уже просил! Завтра попросит: помоги ублажить мою жену! Бессовестнейшая тварь!
Дьявол . А я помогал некоторым мужьям ублажать их жен. Сам лично не ленился их ублажать!
Бог . Ну, это по твоей части!
Дьявол . А почему бы тебе не помочь этому человеку, когда он просит: помоги моему неверью?
Бог . Некоторым помогаю, но в особом смысле. Когда меня об этом просят, я мгновенно вижу всю подноготную человека! И я сразу вижу, очистил ли он себя до той чистоты, которая была доступна его человеческим силам. Но это бывает редко. Обычно люди с ленивой душой просят Бога: помоги моему неверью! А сам, сам что ты сделал, чтобы прийти к вере? Помоги ему сегодня с верой, он завтра попросит: Боже, потри мне спину и мочалку не забудь прихватить!
Никакой помощи таким! Но если человек жаждет божественной чистоты, а собственных сил ему не хватает, и он, безмерно страдая от этого, просит: Боже, помоги моему неверью! – тогда я помогаю. А точнее, он силой искренности своей мольбы сам прорывается ко мне, и я его принимаю. Я помогаю людям не тем, что помогаю, а тем, что я есть! Больше всего ненавижу иждивенцев Бога!
