Ознакомительная версия.
Умираю…у-ми-ра-ю-ю. Но сердце бешено колотится, оно, словно подсказывает мне, что я жив, что мне еще предстоит жить…Я же, как чеховский дядя Ваня, который думая о том, что еще впереди двадцать лет жизни, не знает, чем он будет заниматься. Вот и я тоже не знаю-ю.
Ставить еще один спектакль. Не выдержу. Быть шофером, как мой отец. Попаду в аварию через год. Буду собирать мебель. Финал очевиден.
Выхожу из ванной. Мои соседи стоят. Спрашивают, что случилось. Я молчу, пожимаю плечами. Пусть думают, что у меня… да мне насрать, что они думают.
Прохожу мимо, почти сквозь них. Как привидение, как дух, который уже вышел из тела и если верить философии вечной жизни, ищет то, во что ему лучше всего вселиться. Я приметил отличный памятник лосю. Лепили явно с уже убитого животного.
Репетиции заканчиваются. Я сижу в углу и им даже не нужно подавать сигнал – они сами по себе. Все в порядке. Выполняют не то, чтобы очень хорошо, посредственно – самая точная оценка для них, но стараются. Чем меньше с ними споришь, тем больше они делают. Пусть это плохо, скверно, никуда не годится, но зато сердце больше не беспокоит и музыка, которую я сделал лейтмотивом спектакля – набор нот, сочиненных одним моим другом – музыкантом и бездельником, меня успокаивает.
Я почувствовал себя счастливым. Сегодня было хорошо. Странно это после того, как несколько дней кроме как тяжелого груза не испытывал. Был на берегу, там, где этот старинный мост. Влюбленные наклонялись над водой, старики, они же рыбаки верили в хороший клев. Трое в семейках прыгали в воду. Было прохладно, но это им не мешало входить в воду и орать «вытягивайте». Когда все трое оказались в воде, вытягивать было некому, они, ругаясь, плыли, успевая при этом давать подзатыльники.
Собака лаяла так громко. Наверняка ей казалось, что она единственная на улице. Но тут же супротив этим мыслям, прошли два матроса. Они остановились около дерева и проделали то, что обычно делает у дерева та самая собачка и другие собачки всего мира.
Я даже начал зевать, а это верный показатель того, что я успокоился.
Мне приснился сон. Мы были в Нью-Йорке. С родителями, точнее я и мама. Я – был маленький. Мне лет десять. Ходим по городу с небоскребами и озираемся. К нам подходит торговец сувенирами. Мама покупает у него ключ. Говорит, что ключ у нее от дома погнулся, нужен новый. И покупает такой маленький, с зеленым брелком – одуванчиком. Мы идем дальше. Заходим в ресторан. Но я не хочу есть. Говорю маме, что мне бы в туалет. Меня отводит человек в черном костюме. Я захожу в туалет и не могу найти писсуар. Вокруг диваны, столы с играми, все, но нет самого главного. Наконец, вижу. Но тот высокий, я слишком маленький, не могу до него дотянуться. Тогда я двигаю стол, ставлю на него стул и делаю пи-пи с такой высоты. Выхожу, мама сидит с каким-то мужчиной. Они поедают большую рыбу. Я говорю, что не люблю рыбу, но мама меня не слышит. Я повторяю, но мама так увлечена разговором, что мой голос пропадает. Потом, понимаю, что это не моя мама – это женщина просто очень похожа на нее. Я ищу глазами и нахожу маму в конце зала, за круглым столиком около окна. Я бегу к ней и просыпаюсь. Я так торопился, но утренний ловкий кошачий луч разбудил меня. Мне снилась Америка. Странно, мы-то там никогда не были. И главное то, что мне было жалко того, что тогда я был маленьким. Если бы я был постарше, то пошел бы по интересными местам, а не слонялся по туалетам в ресторанах. – Ну, не помню, мама ничего, кроме… Ну как же? – сказала бы она.
У меня нога болит, пожаловалась женщина с химкой. Я сказал, чтобы она продолжала, а на это недомогание я постараюсь не обращать внимание. Она пыталась возразить, я сказал, чтобы продолжали. Это же ясно – один человек выпадает, прощай дисциплина. Не все это понимали. Пару дней назад отпрашивались Лена-Миша, парочка, который играют вместе, всегда, их нельзя ставить в разные составы, иначе конфликт в семье. Я же конечно сделал по своему, как мне лучше. Был скандал. Они подходили ко мне по очереди и требовали их не разлучать. Не просили по-доброму, а требовали. Блин, с виноградом. Все, конечно, осталось, по-моему. Ни на меня косились теперь каждый день. Из разных углов – когда жена на сцене, муж из зрительного зала и наоборот. Я повышал голос, но мое сердце диктовало – не волноваться. И теперь – королева Виктория с ногой. Вчера у нее – заворот кишок, сегодня – нога. Завтра будет что-нибудь из области гомеопатии.
Мы продолжили. «Горе» как такового я не испытывал и то древнее чувство – катарсис трудно отыскать в этой игре. Они действительно играли в слова, найдя для себя ровную нотку. Это было не страдание вселенское, а скорее – камерное, в размерах маленькой комнаты. И они не старались, они просто разговаривали, иногда плакали, действие текло от радости к печальным известиям и неожиданно закончилось. Затемнение поставило точку в репетиции. Я кивнул головой, скрестил руки и поднялся наверх кабинет, пропахший запахом кофе и убитыми нервными клетками.
На лестнице столкнулся с главой. Директор сказала, что нам нужно поговорить. Я вошел в кабинет. Награды, вымпелы, достижения. В ее глазах было недовольство мной. Оказалось не только в глазах. Она говорила о том, что я не могу найти общий язык с актерами. Я не понимал, почему она мне это говорит. Вчера была прекрасная репетиция, да и сегодня тоже. В чем дело? Дело в том, что вчера, как только я покинул стены театра, они тут же ринулись к начальству и стали меня линчевать. Да так, что у той глаза полезли на лоб. Она было хотела их успокоить, но они были так решительны в своем выступлении, что ни перед чем бы не остановились. Они были готовы свергнуть и ее, и всех приближенных. Ситуация напоминала свержение династии Романовых. И она испугалась. По-человечески. И попросила меня уехать. Вот так. Обещала заплатить половину суммы, больше не смела, так как работа не была закончена, уже заказала администратору купить мне билет на ближайший самолет, и была сама готова повезти меня в аэропорт.
Я молчал. Я же этого хотел. Соглашайся, – кричало во мне. Тебя смущает половина суммы? Нет, меня не смущают деньги. Не в этом дело. Я должен закончить спектакль. Так я ей и сказал, что не уеду, пока не доведу дело до конца. И чтобы она не боялась. Я буду сам бороться с ними и если надо то костьми лягу. Она немного успокоилась, что я беру все на себя. Она еще раз попыталась меня уговорить, но понимая, что это бесполезно прекратила на полпути. Тем более, времени до премьеры оставалось очень мало. Считанные дни и спектакль пройдет. Я, по ее словам, уеду и все забудут друг о друге, по своему будут играть спектакль, убивая мою режиссуру.
Я вышел на улицу. Светило солнце и компания ребят активно чинили мотоцикл в трех метрах от крыльца. Они смотрели на человека, который только что вышел из театра, схватился за сердца и немного присел. Они с опаской смотрели на меня и думали, что это какой-то трюк. Выходит человек из театра и делает вид, что ему плохо. Обязательно, делает вид. Он же из театра выходит.
Мне действительно немного стало плохо. Опять прихватило сердце и пусть перед начальством вел себя молодцом, внутри все сжималось и заполнялось едкой горечью. И вот я вышел из каменного здания, а молодеешь смотрит на меня и, по их мнению, дешевый трюк. Тогда я подумал – так и окочуриться не долго. Поэтому, для того, чтобы поверили, надо хотя бы к парку отползти.
Все обошлось. Я пошел домой, выпил чай с баранками – не знаю чьи, лежали на столе, я и воспользовался. В этот вечер я ходил на каток. Мне казалось, что смена погоды (там была зима) поможет мне. Приятный морозный воздух. Спортивный центр «Дружба» – единственный в городе имеет в своем распоряжении огромнейший ассортимент услуг. От бассейна до снежной горы, с которой можно кататься на лыжах. Я предпочитаю коньки. Это меня успокаивает что ли. Я катился и столкнулся с Катей. Она была с подругой. Как странно, тогда подумал я. Она бывает там, где я. По следам моего состояния. Это и подтверждает, что мы с ней очень похожи. Наверняка, сегодня она на обед жевала баранки. Или…не она ли их оставила на кухне, заведомо зная, что я их буду употреблять. И мы заговорили, подруга как-то незаметно исчезла, потом пошли домой, зашли в пиццерию и пробыли там до закрытия. Я не помню о чем я с ней говорил – слова как-то сами по себе существовали, а наши глаза при этом тоже не скучали – встречались, сливаясь в одно целое, и совершали головокружительные прыжки и падения. Потом я проводил ее домой и традиционно уснул на скамейке. Она меня обняла и сказала, что они не правы, что так говорят. На вопрос, кто говорит и что же она слышала, она махнула рукой и забежала в подъезд. Я остался на скамейке, но уснул не сразу.
Мне снилась Америка. Не это ли ответ на мой вопрос – что дальше. Эта заморская страна. Вот только чем я буду там заниматься? Год на осмотр достопримечательностей, полгода на быт. Что дальше – еще новое место. А может быть это моя сущность. Перемещаться с места на место. Тем более стран и континентов хватит не на одну жизнь. Мне нравилось мечтать о том, что не будет никогда. Это я знал наверняка, но когда думал, то по-настоящему верил в это, что я действительно это сделаю, но вся моя спесь спадала после понимания того, что нужно будет сделать для этого. И то, что от себя и проблем не уйдешь. Они вместе с тобой перемахнут через океан и окажутся рядом с двумя чемоданами нажитого барахла.
Ознакомительная версия.
