Сонная тишь, с полчаса как воцарившаяся над реанимационным блоком, взорвалась мерзким звонком допотопного аппарата. Соблюдая обязательный предсонный ритуал, Александр как раз проходил мимо, направляясь в уборную. Поэтому он невольно избавил санитарку от неприятной обязанности прерывать желанный отдых ради беготни к телефону.
– Реанимация.
– Это приемник. У нас отравление алкоголем, – пауза, – Александр Евгеньевич?
– Да.
– Дело в том, что здесь ребенок.
– Подросток?
– Нет, ребенок. Мальчик семи лет.
– В сознании?
– Не совсем… заторможен.
– Сейчас буду.
Ну вот и поспали. При ином раскладе Темнов не стал бы будить реанимационную медсестру и пошел бы один. Но, учитывая опасную оригинальность ситуации, он вынужден был царапнуть дверь женской комнаты:
– Ребенок. Отравление. Жду вас в приемнике, – негромко сообщил он в шевельнувшуюся темноту.
Тремя минутами позже медсестра Татьяна застала его у каталки с пациентом. Александр размышлял о том, что диапазон возрастов, покорных водке, гораздо шире, чем любви.
– Господи, за пятнадцать лет работы такого еще не видела.
– Признаться, я тоже. Правда, за шесть. – Темнов тщательно обследовал маленькое тельце на предмет повреждений и следов инъекций. – Кто его привез?
– Самообращенцы. – Дежурная по приемнику кивнула на дверь в холл. – Две тетеньки на такси доставили.
– Запах алкоголя сомнителен. – Александр принюхался. – Одеколон какой-то.
– Ликер, – подсказала Татьяна, – абрикосовый или персиковый.
– Похвальная осведомленность, – улыбнулся врач, – источником поинтересуюсь позже.
Татьяна сжала пухлые губы, давая понять, что сейчас готова исполнять лишь профессиональные обязанности.
Глазные рефлексы были вялыми, но их наличие уже было хорошим признаком. Он попробовал расшевелить малыша, осторожно стимулируя болевые точки под ушами и подбородком. Ответом были слабые подергивания головой и бессмысленный взгляд приоткрывшихся глаз.
– Катетер в вену. Глюкозу 40 % медленно. – Темнов запнулся. – Хотя погодите, может быть, он аллергик. Я сейчас.
Две весьма претенциозно одетые дамочки были единственными обитательницами небольшого вестибюля. Увидев вышедшего из приемника врача, одна из них принялась усиленно тереть обильно натушенные веки носовым платком и забубнила:
– Доктор… мой сын… какое горе!.. спасите!
Распознав мать пациента, Александр двинулся к ней, но путь преградила буквально кинувшаяся ему под ноги спутница:
– Доктор, я родная тетка. Я все видела.
– Что именно вы видели?
– Мы вернулись с работы после вечерней смены. Зашли к сестре, а тут такое… Никитка на полу лежал. Мы сначала подумали – заснул ребенок, набегался, прикорнул и забылся. А когда на кровать переносить стали, увидели – неладно что-то… Глазами вращает, открыть пытается, и взгляд пустой какой-то, будто сквозь нас смотрит. В поту холодном весь, как при температуре. А потом еще и синеть начал…
– Запах алкоголя от ребенка почувствовали? – довольно бесцеремонно перебил Александр. – Где, по-вашему, пацан напиться мог? – Словоохотливая родственница запнулась, сбитая с явно заготовленной колеи неожиданным вопросом.
– Мы об этом думали. Ума не приложу! Света, – она указала на яростно трущую глаза мать, – говорит, что в кладовке самогон стоял. На случай праздника или еще какого повода… Ну вы понимаете.
– Ребенок один дома был? Раньше подобное случалось?
– Один. Да и с кем его оставишь? Сестра с мужем разошлась. Он уж год как умахнул куда-то. Мать в другом конце города живет. Больная вся. Куда ей за внуком бегать. Но вы не думайте, – спохватившись, оправдывающимся тоном залепетала она, – мальчик уже привык один оставаться. Он знает, что мать аккурат к одиннадцати вернется. Да и соседи в курсе, присматривают потихоньку. Но такого раньше не было, – она выпучила и без того круглые накрашенные глаза, – наверное, попробовать захотел. От дружков наслушался и решил во взрослого поиграть.
– Ясно. Доигрался. Аллергий у ребенка не бывало? На сладкое, на цитрусовые или на лекарства? – Темнов обращался прежде всего к матери, но та лишь испуганно покачала головой, а словесную инициативу вновь взяла на себя тетушка:
– Никогда, доктор. Сахар ложками ест, а мандарины килограммами, – она коротко хихикнула, – с этим все в порядке.
– Ладно. Ожидайте. – Он скользнул взглядом по жалостливо уставившейся на него матери и вернулся в приемник.
Внутривенный катетер уже торчал в правой подлокотной ямке мальца. Одежда акселерата была горкой сложена на подоконнике, и все присутствующие имели возможность лицезреть его худое маленькое тельце.
«Дыхание поверхностное, но свободное. Видимых травм нет, – профессионально подметил Александр. – И ноги колесом, манекенщиком парню не быть. Хотя, кто его знает, может, перерастет еще. Или мода на кривоногих мужиков пойдет». Он едва не улыбнулся, но, перехватив ожидающие взгляды медсестер, вернулся в образ реаниматолога.
– Глюкозу по вене, десятку. Давление?
– Восемьдесят на сорок. Пульс слабоват. – Татьяна указала на неплотно обтягивающую тонкое плечико манжету тонометра. – Да этой фигней разве точно измеришь. Сто лет в обед, к тому же на взрослую руку рассчитана. Детских аппаратов у нас нет. Вот и приходится извращаться – пережимки, перетяжки, – она горестно вздохнула большими грудями.
– Витамины, пол-ампулы гормонов и кубик мочегонных.
Темнов подкатил дыхательную приставку и, держа маску над лицом ребенка, пустил 50 %-ную кислородную смесь. Малыш дышал спокойно, но недостаточно глубоко, отчего губы и кончики пальцев посинели, а по худому тельцу разлилась нездоровая бледность. Врач наложил маску на личико пациента и, приноравливаясь к ритму дыхания, начал осторожно «поддыхивать» резиновым мешком, продляя время вдоха и медленно увеличивая его глубину с целью улучшения кислородного обмена.
– Таня, противорвотное, полкуба, по вене. – Александр сомневался в обильности последней трапезы пацаненка, но подстраховка в подобных случаях никогда не бывает лишней.
В течение нескольких минут цвет лица и слизистых вундеркинда заметно улучшился. Проявились намеки на розовощекость и красноватый оттенок губ. Маленькие пальчики приобрели естественную багровость, оттаяв от мерзкой синюшности.
Александр приоткрыл веки больного. Зрачки равной величины, фотореакция и роговичный рефлекс оживились. Темнов убрал маску и с двух сторон надавил за ушами. Глазенки пропойцы широко открылись. Судорожно глотнув ртом воздух, он издал долгий монотонный вой.
– Неплохо. Таня, привяжи его и начинай капать детоксикант. Голос уже есть. Теперь будем регулировать тембр и увеличивать громкость.
– Так ведь к голосу еще и думалку восстановить нужно. На одном рупоре не проживешь.
Круглое лицо медсестры, доселе застывшее сосредоточенно-обеспокоенным выражением, заметно просветлело, на губах появилась легкая улыбка.
– Согласен. Какая же говорилка без соображалки. Будешь постоянно по жевалке выхватывать. – Темнов тщательно ощупал живот мальчонки. – Вводи стимуляторы. Медленно. Я скажу, когда остановиться. – Выслушав через фонендоскоп сердце и легкие пациентика, он грузно опустился на стоявший у подоконника стул. Отсюда ему был хорошо виден и теперь уже нормально дышащий виновник ночного бдения, и подсоединенный к внутривенному катетеру шприц, которым Татьяна медленно вводила мозговую подпитку не знающему меры акселерату.
Признаки физической активности не замедлили проявиться. Мальчишка засучил худыми ножками, задвигал ручонками. Угловатая головенка сначала бессистемно, а затем осознанно завертелась из стороны в сторону. Через пару минут присутствующие имели удовольствие лицезреть отсутствующий взгляд маленьких черных глазенок.
– Ау! – Александр вновь приступил к тактильной стимуляции ушно-челюстной области ночного гостя. – Смотри на меня, Никита!
Пустота во взгляде сменилась болезненной осознанностью. Рот пьянчужки широко открылся, извергнув из недр маленького тельца громкий визг, в котором уже явственно проступали интонации недовольства, испуга и боли.
– Мозги зашевелились, – удовлетворенно констатировал врач, продолжая раздражающее пальцевое воздействие на нежные околоушные ямки. – Никита! Тихо! Смотри на меня!
Но детский плач, равно как и женскую истерику, легче переждать, чем остановить. Обильные слезы двумя равновеликими потоками уже струились по бледно-розовым щечкам, а крик перешел в прерывающиеся всхлипываниями рыдания.
– Ну, кажется, реанимационный экстрим позади. Осталось переждать звуковую атаку. – Александр вернулся на стул, с оптимистичной задумчивостью наблюдая за распустившим нюни пацаненком.
– Да разве же это атака? И не такое наши уши выдерживали. – Убедившись в надежности фиксирующих бинтов, Татьяна подошла к низкой кушетке и устало присела на краешек.
