– Я бы не советовал, – быстро проговорил я.
– Почему?
В синих глазах что-то мелькнуло. Он посмотрел на меня внимательнее.
– Там погром, – ответил я.
Повисла пауза.
– Что еще такое, черт возьми?! – воскликнул шофер. В его голосе слышна была растерянность.
– У Любасова? – спросил синеглазый.
Я кратко рассказал, что там происходит.
Шофер побледнел:
– Но… к его сиятельству князю фотограф и едет… по просьбе… И я согласился лишь из-за того, что… – Он сбился и замолчал, взглядывая на спутника.
Мягкое лицо фотографа отвердело, глаза из синих стали серо-свинцовыми.
– Мы обязаны что-то предпринять, – тихо и четко сказал он.
– В город за казаками! – воскликнул шофер, краснея. – Эту сволочь только шашками и уймешь! Садитесь быстрее!
– Мы еще не вызволили вашу технику, – напомнил фотограф.
– Толкайте назад! – крикнул шофер.
Фотограф покачал головой:
– Мы должны оказать посильную помощь.
– Нам самим она потребна! – крикнул шофер.
– Нет, нельзя так оставить, – проговорил фотограф. – Я ехал фотографировать княгиню и княжон.
– Тут уже полицейскому фотографу работенка! – воскликнул шофер.
Фотограф перехватил у меня ствол дерева и подсунул его под колеса, то же сделал и со вторым деревцем. Затем обошел автомобиль и крикнул:
– Заводи!
Шофер еще помедлил, и вскоре музейный лимузин затарахтел, задрожал, окутывая фотографа выхлопным дымом. Мне ничего не оставалось, как только пристроиться рядом с ним.
– Давай!!
Мы натужились. Автомобиль затрясся сильнее.
– Еще!!
И тарантас этот сдвинулся, мы не отставали, продолжая наваливаться на него, пока тот не выехал на твердую дорогу.
– Есть! – крикнул фотограф и обернулся ко мне: – Садитесь, поедем!
Шофер тоже обернулся, смотрел испытующе.
Я мгновение медлил – и, подхваченный светлым энтузиазмом фотографа, подошел и влез в авто, сел. Фотограф занял место рядом.
– Вперед, Серж!
Шофер отвернулся. Автомобиль покатился вперед – или назад, не знаю, – подпрыгивая на ухабах.
– У вас есть оружие?! – спросил я, наклоняясь к фотографу.
Тот покачал головой:
– Только это.
Он указал на прямоугольный ящик, обшитый кожей. Мне удалось разобрать надпись «Меркурiй 2».
– Они вооружены, – сказал я.
Вскоре мы услышали собачий лай. И вдруг топот. Навстречу неслась белая лошадь. Шофер притормозил, взяв влево, и лошадь промчалась мимо, неоседланная, с развевающейся гривой.
Шофер мельком взглянул на нас.
– Это уже близко, – сказал я, не представляя, что будет дальше.
– Давай! – крикнул фотограф.
Автомобиль снова набрал скорость.
Может быть, это и есть решение проблемы подлинности, думал я. Если меня прибьют здесь крестьяне, значит, это мое время. Таков замысел обо мне. Ведь подлинность – это и есть замысел.
Мы увидели дым над разноцветным островом деревьев. Что-то там горело. Вероятно, хозяйственные постройки. Или дом. Сквозь собачий лай мы услышали выстрел.
– Сворачивай! – крикнул фотограф.
Но шофер гнал автомобиль вперед. Мы проскочили поворот в деревню.
– Серж! Что вы делаете?!
Но шофер как будто не слышал. Немного вобрав голову в плечи, он знай себе крутил баранку и только подпрыгивал на ухабах. Фотограф протянул руку и вцепился в его плечо.
Шофер огрызнулся, пытаясь сбросить руку. Автомобиль вильнул. Фотограф встал и уже схватился обеими руками за плечи шофера. Но тот не сдавался, и мы ехали мимо поля, березовой рощи, дорога шла вниз. И, только достигнув подножия огромного холма, Серж затормозил.
– Черт, чуть шею мне не свернул! – крикнул он.
– Почему вы не послушались?
– Я не на службе! А вы не генерал! И даже не унтер!
Фотограф выругался.
– А вот теперь, – ответил шофер, мотнув назад головой, – идите хоть к черту на кулички!
Фотограф сжимал кулаки. Глаза его были свинцовыми. Волосы растрепались. Он решительно взглянул на меня:
– Вы со мной?
– Один раз я вырвался из их лап, – сказал я. – Думаю, во второй раз меня пристрелят.
Фотограф пристукнул кулаком по своему сундучку:
– Кто вы?
– Инспектор земельного комитета.
– Землемер?
– В некотором роде.
Фотограф бегло осмотрел мой наряд. В общем, моя одежда была похожа на полевую форму. Хотя наверняка казалась странной.
– Они пытались вас убить?
– Да, – ответил я, вспомнив бешеные глаза рыжего. – Меня приняли за японского шпиона.
– Мерзавцы! Они за все ответят сполна.
– А для этого и надобно рулить в город, – сердито заметил шофер.
– Но там люди в опасности, – возразил фотограф. – Мы должны что-то предпринять.
– Весь народ в таком положении, вся страна, – проворчал шофер. – Не митингуйте, Вольдемар. Хватит валять дурака.
– Действительно! – бросил фотограф и сошел на землю.
Мы обернулись и смотрели, как он уходит вверх по дороге.
– Курите? – предложил шофер, вынимая коробку папирос.
Я отказался. Шофер чиркнул спичкой. Запахло горьковато-сладким дымком. Мне было неуютно здесь. Но, в отличие от фотографа, мои шансы были невелики. Если меня и не грохнут сразу, то свяжут и будут держать до приезда полицейских или казаков. Как улику. Хотя я не имею никакого отношения к князю. И что я смогу ответить? Пожалуй, действительно упекут как шпиона. В лучшем случае. А то ведь и сразу могут расстрелять.
«Еще идет война?» – чуть было не спросил у шофера, но вовремя спохватился. Конечно идет.
Но и судьба владельцев усадьбы меня тоже волновала.
В общем, я жалел, что сразу не пошел с фотографом. И что вообще оказался здесь и сейчас!
– Это у него кровь заговорила, – сказал шофер.
– В каком смысле?
Шофер сделал пренебрежительный жест:
– Дворянчик. – Он затянулся и выпустил дым сквозь зубы, пшеничные усы. – Например, я простого происхождения и звания. Мой отец железнодорожный мастер. Мать работает на фабрике. А уже дед с бабой – деревенские, совсем черные людишки. И я их могу понять. А он – нет. Белая кость, синяя кровь. – Шофер ухмыльнулся и покосился на меня.
Упреждая его расспросы о моем происхождении, я спросил о князе.
– Любасов-то? Ну, положим, князь, богатенький. В городе у них дом. Пристань на Днепре и пароходик. Я его возил по городу, из Дворянского собрания к губернатору, с вокзала в театр. Они дружны с моим хозяином. Хозяин меня и загнал в эту историю!
– Не боишься, что он будет недоволен? – спросил я, тоже переходя на «ты».
Серж смахнул табачинку с уса:
– Не до жиру, как говорится! Лучше быть уволенным со службы, чем вообще. Хотя автомобиль я люблю. А их в нашем городе по пальцам пересчитать можно. И гнать меня в эту глушь?.. Но Герман, хозяин мой, Герман Александрович, решил с шиком доставить фотографа. Да и заодно забрать потом ихнего племянника Коленьку, гимназиста. Это еще лето было засушливое и осень сухая. А так бы мы на съезде с шоссе где-нибудь и застряли. Ишь, захотелось князю фотографических картин имения!.. Вот тебе и картина. Но как бы они и сюда не нагрянули. Нет ли где отворота? Чтобы не торчать тут на дороге. Проедем вперед.
– Лучше остаться здесь, – возразил я.
– Я отвечаю за авто головой, – откликнулся Серж, заводя мотор.
Медленно мы поехали по дороге и вскоре действительно нашли отворот. Земля здесь была сухая, песчаная. Всюду росли невысокие сосны. Среди сосен мы и остановились. Я сказал, что фотограф может нас и не найти, вернувшись. Серж ответил, что неизвестно еще, вернется ли он вообще. Народ обозлен. С войной пришел голод. И так-то крестьяне на этой глине скорее выживали, чем жили. А с войной пашня запустела: некому стало пахать, боронить. Мужиков угнали на фронт. Лошадей тоже. И еще живность пошерстили: свиней, овец, коров. Надо же в окопах и что-то жрать.
– Ты думаешь, меня от армии хозяин спас? – вдруг спросил Серж.
– Нет, – ответил я, хотя именно так и подумал.
– У меня язва, – сказал Серж и ткнул себя пальцем в живот.
– Тогда надо прекращать курить, – заметил я.
– Доктор Михайлов говорит то же, – бросил Серж и снова вынул папиросу, постучал бумажным мундштуком о коробку, вытрясая табачинки, сплющил его, сунул в рот и прикурил.
Треск спички как-то странно на меня подействовал. Он мне показался каким-то чудовищным, прорывающим тонкую ткань бытия. Еще секунда – и я вывалюсь куда-то… в Восточный Туркестан!
Но ничего такого не произошло. Небо оставалось сумрачным, сизым. Зеленели сосенки. Я не мог спокойно сидеть здесь и чего-то ждать. Надо было действовать.
Я сказал, что, пожалуй, пройду по дороге навстречу фотографу.
Серж махнул рукой:
– Вуаля! Валяй.
Пока я шел по дороге, начался дождь. Я подумал о вещах в красной роще, о заварке из Фуцзяни, сухарях и конфетах, консервах. Собственно говоря, почему я должен во всем этом участвовать? Если это не мое время? Почему я должен мокнуть под сирым осенним дождиком в этих лозинах?
