Итак, я известна каждой собаке в Эплвуде, в том числе и коричневому спаниелю, которого в тот день я встретила по пути к железнодорожной станции. Спаниеля зовут Гордон, а его хозяйку, которая вяло тащилась за ним на поводке, кажется, Лоис… Или Лизи… Нет, не помню, да это и значения не имеет. Я поздоровалась с Гордоном, отчего он невероятно обрадовался и на радостях потащил Лоис на чей-то только что постриженный газон, где недвусмысленно присел. С Лоис… нет, все-таки Лизи… В общем, с полусонной амебой мы расцеловались и остановились поболтать, поскольку она, уже приготовив совок и пластиковый мешочек, дожидалась, пока Гордон сделает свое дело.
– Куда направляешься, милая? – совершенно бестактно адресовав такой вопрос одинокой женщине, поинтересовалась Лизи… ну, пусть будет Лизи. – Ты не спешишь? Может, мы с Гордоном тебя задерживаем?
– Нет, пока не спешу, – ответила я, глянув на часики, которые Элайя подарил мне незадолго до того, как покинуть. – Я хочу успеть к тому поезду из города, который прибывает что-то около четверти шестого…
– В пять двенадцать, – перебила меня амеба, – я точно знаю, что в пять двенадцать, этим экспрессом многие возвращаются из города, те, кто ездит туда на работу. Мой Эндрю…
Тут уж я ее перебила.
– И Элайя всегда приезжал этим поездом… – вдруг сверкающая слеза поползла по моей смуглой (солярий у меня в подвале) щеке. – Вот я и хожу каждый день встречать, как это бывало раньше… Но я знаю, что он уже не вернется. Сердце подсказывает мне…
Я не стала говорить этой дуре, что именно подсказывает мне сердце. Тем не менее она разволновалась, тоже прослезилась – конечно, совершенно безобразно, с мгновенным покраснением носа – и зачем-то дернула поводок Гордона. Пес совершенно справедливо зарычал (посмотрела бы я на нее, если бы ее попытались сдернуть с толчка!), но, видимо, разумно оценив соотношение сил, кое-как доделал то, что делал, и неохотно и неловко приковылял к хозяйке.
– Вот так, – сдержанно и твердо закончила я, – я встречаю этот поезд, хотя не верю, что когда-нибудь Элайя вернется.
– Это так романтично! – воскликнула Лизи, совершенно не придав значения смыслу той чуши, которую я произнесла. – И ты будешь ждать его всю жизнь, и он вернется на второй день после твоих… – тут валаамова ослица заткнулась на секунду, но продолжила, – твоих похорон, и он никогда больше не увидит тебя и поймет…
Пришло время выключить этот фонтан, слушать весь бред по поводу моих отношений с Элайей я не собиралась.
– До свидания, дорогая, мне обязательно надо успеть к экспрессу в пять двенадцать, – весьма жестко прервала я ее. – Была очень рада повидать тебя.
С этими словами я обошла ее, стоявшую, как статуя, с обвитым вокруг ног поводком Гордона, и пошла своей дорогой.
Дорога эта представляла собой длиннейшую, километра в полтора, Янг-стрит, которая, собственно, и есть наш Эплвуд. Приближались сумерки, небо приобрело цвет спелой сливы, окна в домах светились, словно это были не обычные middle class коттеджи, а декорации к сказочному спектаклю.
Я еще раз посмотрела на часы – до прибытия поезда оставалось двадцать минут, потом он еще долго, минуты четыре, простоит перед платформой и понемногу, плавно ускоряясь, двинется в сторону Санрайз Вэлли и дальше, куда-то в глубь страны…
Все они запомнят, как я шла в сторону станции около пяти вечера, а уж дура Лизи с ее Гордоном наверняка запомнили разговор о моем трогательном обычае встречать экспресс в пять двенадцать. Ну, и ладно, пусть помнят, тем интереснее.
Бар у станции уже закрылся, бармен Рамон с грохотом опускал внешние жалюзи.
– О, Рамон, – взмолилась я, – от самого дома я мечтаю о стаканчике твоей текилы, неужто ты обречешь меня на смерть от жажды?! Учти, у меня дома совершенно нечего выпить, и на твоей совести будет моя белая горячка…
Поколебавшись секунду – он уже переработал четверть часа и рисковал налететь на штраф, – Рамон вздохнул и отпустил жалюзи, которые с совершенно уже невыносимым громом взлетели вверх.
– Заходите, мэм, – он отпер дверь, – только ненадолго…
Ровно через пять минут, выпив стаканчик текилы и поощрительно коснувшись кончиками пальцев плеча Рамона, отчего бедный мексиканец, запомнивший это сразу и навсегда, покрылся темным румянцем, я вышла на платформу, к которой уже подходил поезд. Из вагонов повалила толпа почти одинаковых мужчин в темных деловых костюмах, дорогих галстуках, с тонкими чемоданчиками в руках и чехлами лэптопов под мышками. Среди них я заметила Эндрю, того самого, представляющего собой собственность Лизи и ее Гордона. Угораздило же несчастную попасться на моем пути!..
Я преградила ему дорогу.
Я видела, что он заметил меня издали.
Я решила действовать прямо, просто и быстро.
– Энди, – сказала я, – только что я встретила твою жену Лизи. Гордон вывел ее на прогулку. Она обслюнявила мою щеку и сказала, что ты приезжаешь экспрессом в пять двенадцать. Этим поездом приезжал мой Эл до тех пор, пока не предпочел мне свободу. Лизи не встречает тебя – она занята собакой, кроме того, насколько я помню, она не любит водить машину…
– Моя машина здесь, на стоянке, – он суетливо перебил меня. – Я могу подвезти тебя…
– Пойдем пешком, – твердо продолжила я, – я люблю ходить пешком, а у тебя есть шанс проводить меня до дому и, войдя, попробовать заменить Эла на полчаса. Мне кажется, что сравнение будет в твою пользу, а узнать об этом не сможет никто, даже мы с тобой уже завтра не будем уверены, что это было. Если, конечно, не поедем на твоей машине, которую Лизи или Гордон – кто знает, куда их занесет, – заметят у моего дома. Пошли?
Обычно человек от такого теряется. Чаще всего жертвы сводили все к шутке, иногда напускали торжественный вид и несли что-то вроде: «Ты мне давно нравишься, но потом будет стыдно нам обоим», некоторые от меня просто убегали. За все время только восемь человек без слов кивнули и пошли рядом, свернули следом за мной на боковую улицу, которая, собственно, была не улицей, а плохо асфальтированной дорожкой вдоль берега озера, и были соответственно вознаграждены…
Энди оказался принадлежащим к промежуточной категории. Он застыл, как Лотова жена, потом дернулся, будто хотел снова залезть в вагон, потом криво усмехнулся и пробормотал: «А ты сможешь потом поглядеть Лизи в глаза?», после чего смирно пошел за мной, словно привязанный, и я чувствовала, что он неотрывно смотрит на мою задницу.
За все время нам встретился только один человек – джоггер в красном спортивном костюме, с седым pony tale , болтающимся вправо-влево по воротнику. Одинокий бегун на длинную дистанцию улыбнулся нам, и мы улыбнулись ему, а Энди еще и поощрительно показал большой палец.
– Ты его знаешь? – спросила я.
– Нет, просто вчера я проезжал мимо, когда он разгружал свой «Додж рэм» возле дома, что на углу напротив аптеки, – ответил Энди обстоятельно, вероятно, он всегда отвечал исчерпывающе. – У него большая семья, там была куча детей. Видимо, они сняли тот огромный дом…
Да, этот бегун уж обязательно нас запомнит. Я почувствовала острое наслаждение от того, что риск становился все больше.
Мы шли вдоль озера, от которого приятно, еле ощутимо тянуло гнилью. По гладкой темной воде скользили утки, похожие на маленьких лох-несских чудовищ, а коряги возле берега притворялись еще более страшными монстрами. Я подумала о том, что монстрами почти всегда кажутся безобидные деревяшки, в то время как настоящие монстры… Вот до этого места я подумала, но тут Энди заговорил.
– Мне никогда не пришло бы в голову, – начал он и надолго замолчал, но в конце концов выдавил еще, – что ты… – И уже замолчал бесповоротно.
– Что я шлюха? – закончила я его фразу. – Ты ведь это хотел сказать? Так и скажи, я нисколько не обижусь. Потому что я не шлюха. И то, что я делаю, шлюхи не делают.
Он, конечно, был сильно не в себе, потому что вдруг сменил тон на игривый.
– А что же ты делаешь такого, чего не делают другие женщины? – спросил он и, кажется, даже подмигнул.
– Увидишь, – коротко ответила я.
Мы подошли к дому со стороны озера, я толкнула незакрытую заднюю дверь, он пропустил меня в гостиную первой и тут же начал оглядываться, будто пришел к соседям на пятичасовую вечеринку. Я прошла к кухонной стойке и налила себе джину из оставленной там час назад бутылки.
– Ты что-то ищешь? – спросила я.
– Знаешь, – он замялся, – я весь день парился в городе и потом ехал в поезде…
– Пойди в душ на втором этаже, рядом с большой спальней. Чистые полотенца там, – сказала я, и, пока он поднимался по лестнице, не выпустив из рук даже кейса и лэптопа, я допила свой джин, рассматривая его сзади. Он был крепкий мужчина, и зад у него был крепкий, не плоский, как у большинства тех, кто пять дней в неделю просиживает в офисе. Жаль…
Душ шумел, а он фыркал за занавеской и поэтому не сразу услышал, что я сказала.
