Что я в этой жизни видел? Полунищее детство в коммуналке. Одни с братом штаны на двоих. Мороженое по праздником. Могу я не хотеть денег? Тем более сейчас, когда вспомнил. Двадцать лет боли, мучений и забвения. Я забыл, меня забыли. Вычеркнули, как и не было. Страшно без прошлого. Страшно и безнадежно.
Ведь не для себя только я денег хочу! Эта дура не понимала, что в папке хранила! Да и если бы поняла, воспользоваться не смогла бы: принципиальная очень. А я все равно бы к ней пришел. Только не нищим и битым. И девочке бы помог.
Глупость я совершил, когда только рисунок стащил. Не хотел, чтобы она раньше времени догадалась о пропаже. Да и не нужны были остальные бумажки. Черт бы с ним, с этим уродом! Вот кто грешник-то: людей заживо сжег! До сих пор не пойму, чем ему женщина помешала?
Только выходит, что я и сам урод. Убийца. Господи, да как же такое случилось?! Я ж не хотел!!! Каюсь, каюсь!
Теперь я его достану. Он мне заплатит. Богу потом долги отдаст, а мне сейчас. Теперь все равно. Тогда не получилось, испугался я. А сейчас чего бояться? Смерти? Дважды не умирают. Я уже был мертв! Целых двадцать лет! В этот раз я с другой стороны зайду. Знал бы тогда, что у нее, у дуры, такие документы хранятся, все бы по-другому повернулось. Я у него тетрадочкой перед носом помашу, порасскажу кое о чем, а когда он заплатит, метрику отдам. А про тайник на могиле ему знать не нужно. Тем более, что он пуст. Если бы там было что, на фиг он бы мне сдался, урод!
Завтра поеду. Я быстро – туда и обратно. Все уже готово.
– Ты прости меня, но я должен к ней сам пойти, – Вишняков решительно рубанул воздух рукой. Анна, расстроенная отказом Елены, второй день не находила себе места. В кои-то века она могла помочь человеку, а вместо этого устроила черте что! Просто выплеснула все накопленную боль на бедную женщину. Хороша! Недаром ее Петя отругал. Впервые в жизни.
– Иди, я же не против. Только предупреждаю, она очень сильный человек, Петя.
– Женщина не может быть настолько сильной, это наша привилегия!
– Ты рассуждаешь, как домостроевец! То, что Светлана оказалась слабой, да и я тоже в какой-то момент сломалась, это не показатель. Мы при тебе жили. У нас ты был. А Елена уже давно одна.
– Тем более, я должен помочь!
– Да иди уже! А то у меня создается впечатление, что ты сам себя уговариваешь.
Вишняков сердито посмотрел на Анну и отвернулся. Да, он отчаянно трусил. Он боялся отказа. Она уже один раз мягко отодвинула его от решения своих проблем. Идти страшно. Не идти еще страшнее. Если можно потерять то, что не принадлежит, то он потеряет. Любовь женщины, за которую он переживает. Просто переживает ее боль, потерю, растерянность почти что физически. Как так получается, он не знает. Может, у них одно поле? Информационное или энергетическое. Так модно теперь об этом говорить. О любви то есть. Не «они любят друг друга», а «у них одно энергетическое поле на двоих». Во как! Модный психолог в какой-то передаче проповедовал такую любовь. Обмен энергиями. Вот так просто. Вишняков уже закрывал за собой дверь, когда его окликнула Анна.
– Эй, мечтатель! Подарки забыл!
Вишняков оглянулся. Корзинка с городскими деликатесами, собранная Анной, осталась стоять на столе.
– Спасибо. Что бы я без тебя делал?
– Память бы свою тренировал! – Анна махнула рукой. Да уйдет ли он сегодня, наконец! Ей надо подумать, а при нем она думать не может. При нем она думает только о нем и о его делах. Все-таки Петр эгоист. Влюбился и превратился в капризного ребенка. А она должна выслушивать его стенания по поводу его ненужности: «вроде я ей ни к чему?», выталкивать на свидание, словно подростка, учить говорить то, что надо, а не молоть при встрече чепуху, тратя драгоценное время. А у нее тоже есть своя личная жизнь. Отдельная от Петра и ему неизвестная. Потому, как появилась эта жизнь только недавно. В мечтах о чужом, недоступном. О том, чего не будет, но пусть будет хоть так, в мечтах. Она не может отвергнуть эти мысли, бальзам на душу, как говорят. Они лечат, облегчают боль потерь. И поэтому – пусть будут.
Анна легла на диван и закрыла глаза. Он не был похож на ее умершего мужа. Просто ничего общего! Сергей был аристократичен до мельчайших деталей. До галстучной булавки и шнурков на ботинках с непременно металлическими концами. Кожа и шелк – натуральные, никакой эрзац – ткани. Даже на мебели. Последний его подарок, так, без случая – кашемировая шаль. Сдержанные тона, тонкое плетение. Ручное.
С ним было нелегко. Но она сама выбрала себе такого мужа. «Знали глазки, что выбирали, теперь ешьте, хоть повылазьте!», – говорила Светлана, невзлюбившая зятя с первых минут. Секунд! Масштабы сложности Анна оценила позже, когда родился сын. Видеть, как муж с терпеливостью маньяка достает своим порядком малыша, у нее порой не хватало сил. И она срывалась. Сергей никогда не скандалил. Он уходил. Из их дома в другой дом. К маме. Та кормила его супчиком из фарфоровой супницы из сервиза какого-то там князя и утешала. «Что поделаешь, девочка не нашего круга. Но ты сам ее выбрал, мы с папой возражали, помнишь?», – вздыхала она. Он приходил от нее спокойно – равнодушным. Таким, которого она боялась. Потому, что к нему невозможно было пробиться. Но он все же ее любил. Утром, с всепрощающей улыбкой, он милостиво разрешал подать ему кофе. Сваренного в турке. И налить его непременно в серебряный кофейник, а уж потом из него – в чашечку размером с наперсток. Боже упаси от залитого кипятком из электрического чайника порошка! И она старалась. Наверное, потому, что тоже любила. До того самого дня, когда он убил ее сына. Он не нарушил дорожных правил, как ей сказал ГАИшник, но если б нарушил, то, возможно, они остались бы живы. Он и их сын. Вот так умерла ее любовь. Вместе с ним и сыном.
А чужой муж, который бальзам на душу, был какой-то неправильный. Уже тем, что был чужим, а смотрел на нее, Анну, как на собственность. Поедом глазами ел, вводя ее в искушение. И внешность топорная, ни одной правильной черты. Живот торчит, как на седьмом месяце. Не тренируется совсем! Или ему это не надо? А она еле удержалась, чтобы не проверить: обхватит она этот живот или рук не хватит? Удержалась же! Максимум на что рискнула – с ним в машине до Елены доехать. Все чинно, молча. Еле знакомые люди, говорить-то не о чем! О том, что в мыслях – нельзя! А о чем тогда, если все мысли грешные? Вот и молчала почти всю дорогу. Да и он не говорун. «Продолжения не будет…», – вот, что нужно написать в конце первой главы. И книжку захлопнуть.
Анна вдруг вспомнила Елену. У нее хоть один сын остался! Боже, какая глупость в голову пришла! Как будто один вместо другого! Будь у нее еще ребенок, разве бы меньше болело?
Ох, непросто будет Петру! Он ведь жалеть пошел, а Елена жалость не принимает. Как бы с ним не случилось тоже, что и с ней, Анной. Конечно, Петр не расплачется, но душу перед ней вывернуть может. Нужно ему это уже давно. Может и не удержаться. Все дело в самой Елене. Заглянешь ей в глаза и тут же понимаешь: выслушает, поймет и простит. И в церковь ходить не надо.
– А ты какие грибы больше любишь, соленые или жареные? – Алена из всех сил пыталась разговорить молчавшего всю дорогу Санька.
– А это какие как! Грузди да белянки – соленые, шампиньоны и опята, белые опять же, – жареные, – ответил Санька и опять замолчал. «Трындычиха!» – подумал он с досадой. Досадовал он всю дорогу на себя. Зачем девку с собой потащил?! Ведь не за грибами он в самом деле направился, факт! Грибы он по пути соберет, какие под ноги попадутся. Есть у него одна идейка, где Миху можно поискать. Место глухое, к нему только почти ползком добраться можно. Если по короткой дороге. А если в обход, то и полный рост пройти под деревьями. Правда, под ногами по большей части болото. Ну, и куда он девку городскую тащит! Олух царя небесного! И не бросишь теперь!
– Куда ты меня завел? – Алена встала и тревожно осмотрелась. Лес резко потемнел. Солнечные лучи совсем не проходили сквозь сплетенные вверху кроны деревьев. Казалось, что уже вечер. Алене стало не по себе.
– Испугалась? – Санек посмотрел на нее с надеждой: вдруг откажется идти дальше? Тогда он е быстренько выведет на дорогу и укажет путь обратно в деревню.
– Еще чего! Просто интересуюсь, – Алена подошла к Саньку поближе. Главное, от него не отставать!
– Мы прошли Ведьмину опушку, – махнул Санька на светлое пятно, оставшееся за деревьями.
– А почему она Ведьмина?
– Потому, что все окрестные ведьмы там хоровод водят. Раз в год, весной. Не знала? – он усмехнулся. В ведьм и чертей он не верил.
– Знаю, читала. А что там, в черном лесу грибов больше?
Санек задумался. Сказать или нет, зачем они туда идут? Уходить она не собирается, факт!
– На самом деле мне одно место надо проверить.
– Зачем?
– Ладно, скажу. Там подальше тоже есть поляна. Просто туда взрослые не пройдут. Давно уж не ходят.
