Ознакомительная версия.
– Зачем? – только и удивилась Ниночка. – У тебя и так все в порядке.
– Чего тебе не хватает? – поддержала мама младшую дочь.
Антон красноречиво передернул плечами, выразив таким образом недоумение.
– Двое детей, а она учиться надумала! – Бабулечка не упускала случая пострадать. – Стыд и срам какой-то. Студентка! Скоро внуков воспитывать, а она все учится. Не понимаю!
– Не понимаю! – орал в трубку Борька Штейн. – Променять протезирование на диагностику и людей на собак?! Не понимаю!
Понял только Диего – жонглер из цирка Дю Солей, с которым Ира жила уже второй год. Он был красивым темнокожим бразильцем младше ее на семь лет. Эти обстоятельства заставляли ее раздумывать над уже третьим поступившим от него предложением руки и сердца, но в душе понимала, что положительный ответ не за горами.
А еще ее определенно понял Стинг – трехлетний лабрадор персикового оттенка. Конечно, он ничего не сказал. Но разве может тебя не поддержать тот, кто всегда рядом? Рядом, когда просто возвращаешься домой. Рядом, когда Диего гастролирует по миру. Рядом, когда дети уезжают то к одним бабушкам в Израиль, то к другой бабушке в Москву. Кстати, в Москву уезжают и к дедушке, там их всегда ждет родной дядя и сводный брат. И еще есть баба Люда – хоть неродная, но очень добрая и хорошая. Семья уезжает, а Стинг остается. Он рядом всегда. Он – идеальный друг, у которого есть только один недостаток – громко храпит по ночам. Но от этой напасти у Иры в прикроватной тумбочке лежат обычные, совершенно не загадочные и совсем не особенные беруши.
– Может, не ходить? – Наташа снова заглянула в комнату. Один глаз полностью накрашен и готов ринуться в бой, другой – только тронут карандашом и смотрит с сомнением.
– Иди-иди, – хором откликнулись муж и сын, не отрываясь от шахматной доски. Даже голов не повернули. Сидели, склонившись к фигурам одинаковыми сутулыми спинами, правые руки (у обоих широкие, жилистые) подпирали задумчивые подбородки. Ситуация на поле занимала их гораздо больше Наташиного волнения.
А волноваться было о чем. Все-таки не каждый день встречаешься с людьми после двадцатилетней разлуки. Интересно, конечно, не без этого. Но ведь жила без них эти годы и еще столько же прожила бы. Кроме того, пойти хотела Светка, и непременно с подругой. А уж если той втемяшилось что-то в голову, то отговорить даже и пытаться не стоило.
Вот и теперь в десятый раз за день Света позвонила и хорошо поставленным учительским голосом поинтересовалась:
– Ну?
– Крашусь, – вздохнула в трубку Наташа.
– А твои?
– В шахматы.
– Дурачки.
– Почему? – не поняла она.
– Потому, – отрезала подруга и засмеялась. – Проворонят тебя со своей доской – вот и дурачки.
– Перестань! – Сделала вид, что рассердилась, но на самом деле было приятно.
Можно ведь хотя бы помечтать о том, что скучная жизнь замшелой домохозяйки обрастет вдруг тайнами и интригами. Светка тогда обрадуется. Перестанет называть ее плесенью, которая может рассказать только о ценах на молоко и раскрыть содержание бестселлера «О вкусной и здоровой пище». Палку подруга, конечно, перегибала. Наташин мир вовсе не ограничивался кастрюлями и плитой. Она ходила в компании своих мужчин и в кино, и на выставки. Да и в театр с мужем выбирались раз в два месяца. Не так уж и часто, но и не редко по современным-то меркам. И новости смотрела каждый день, и блоги в Интернете почитывала, так что ограниченной ее никак нельзя было назвать. А еще прекрасно шила. Это теперь рукоделие считается какой-то глупостью и пустой тратой времени. Магазины ломятся от изобилия: выбирай – не хочу. И с таким тебе узором платья, и с сяким. А не нужно платье – так выбери кофточку, или рубашку, или тунику. В общем, никаких проблем.
Но у Наташи проблема была. Когда-то ее широкие бедра при осиной талии и узких плечах относились к достоинствам, но с годами то, от чего в былые времена молодые люди сворачивали шеи, она записала в разряд недостатков. От хорошей, спокойной, сытой жизни немного располнела. Талия по сравнению с бедрами оставалась тонкой, но низ стал откровенно тяжеловат, и фигура из разряда сногсшибательных плавно перекочевала в ряд нестандартных. А соваться в магазин со своим «верх – 46, низ – 50» казалось просто неприличным. Одно дело – брюки покупать или блузки. А платье такое где найдешь?
– Плохо ищешь! – изрекала Светка, разглядывая очередную сшитую обновку.
– А в этом разве плохо? – удивлялась Наташа. – И цвет яркий, и по фигуре.
– Хорошо. Только возни много.
– Мне нравится. Хочешь, и тебе что-нибудь сошью?
– Обойдусь, – фыркала подруга, но на каждый день рождения доставала из пакета сверток со сделанным подругой подарком и расплывалась в улыбке, не забывая, однако, пробурчать: – И зачем только силы тратить?
Сил у Наташи было много, и тратить их она любила. В квартире ни пылинки, на завтрак оладушки, запеканка и яичница, обед из четырех блюд, ужин из двух, одежда постирана и отутюжена, постельное накрахмалено, брюки отпарены.
– Тебе не скучно? – частенько допрашивали работающие подруги. А вопрос ее удивлял: «Когда скучать-то?» То окна надо помыть, то цветы пересадить, то пуговица где-то отскочит, то обои на стыке разойдутся, то лампочка перегорит.
– Вот лампочку мог бы и Володька вкрутить, – недовольно поджимала губы Светка.
– Мог бы, – соглашалась Наташа. – А зачем?
Владимиру – ведущему научному сотруднику очень важной лаборатории и по совместительству мужу – до лампочек действительно не было никакого дела. Он уже лет пятнадцать стоял на пороге великого открытия и предпочитал физическому труду духовный. Выставка – ради бога, театр – пожалуйста, а вот лампочки – как-нибудь без него. Впрочем, у нее получалось не как-нибудь, а очень даже хорошо. Все получалось, кроме одного: оторваться от мужа и сына и немного побыть просто Наташей, а не женой или мамой: хлопочущей наседкой и верной спутницей жизни. Хотя не то чтобы не получалось, как-то не возникало ни желания, ни необходимости.
Но неделю назад подруга поставила вопрос ребром, хлопнув изо всех сил маленькой ладошкой по столу:
– Идешь со мной, и точка. – Наташе стало смешно. Она представила, как маленькая Светка вот так хлопает рукой по учительскому столу в классе и грозно сдвигает брови – зрелище скорее развлекательное, чем внушающее трепет. Ученики наверняка дают Светлане Александровне повод продемонстрировать свою богатую мимику.
Но вместе с этой веселой мыслью пронеслась в голове и другая, довольно странная: она подумала, что действительно хочется сходить на эту встречу с бывшими одноклассниками. Как говорится: «На других посмотреть, ну и…»
Показывать себя не то что не умела – как-то стеснялась, да и нужным не считала. Но с той минуты, как подруга позвонила в очередной раз и практически провизжала в трубку: «Он будет», поняла, что просто обязана произвести впечатление.
«Им» был Ваня Сазонов, с которым у Наташи были вполне серьезные отношения с далеко идущими планами за два года до окончания школы и еще два года после. А потом все как-то постепенно сошло на нет. Оба остыли и устали. Надо было либо жениться, либо расходиться. Жениться обоим не хотелось: жилья нет, работать неохота, в голове ветер, – какая свадьба? В общем, поплакали, погрустили, договорились остаться друзьями и ни разу с тех пор друг другу даже не позвонили. Наташа считала, что первой звонить неприлично, не хотела навязываться. Иногда вдруг ни с того ни с сего думала, почему не звонит он, и всегда находила лестные для себя объяснения. Самым логичным казалось: «Боится оказаться не ко двору. Мужчины вообще боятся отказа». Мысль была приятной и, промелькнув, надолго исчезала: Наташа нечасто вспоминала о первой любви. Но теперь два заговорщицки оброненных подругой слова разбудили все то женское, что дремало с того момента, как Наташа сказала в ЗАГСе Геннадию уверенное «да».
И понеслось. Созванивались раз тридцать на дню.
– Может, розовое пастельное? – спрашивала, разглядывая себя в зеркало. Платье из плотного атласа надевала на прошлый Новый год. Оно действительно удалось, сидело отлично, но Светка забраковала:
– Тебе не пастельное надо, а постельное, понимаешь?
– Зачем? Я же не собираюсь с ним спать!
– Это не важно. Важно, чтобы он этого захотел.
– Зачем?
– Для самоутверждения.
Наташа представила, как Светка при этом хлопает по столу и добавляет: «И точка», и объяснение показалось вполне приемлемым.
– А-а-а, – протянула понимающе.
– Ага.
Через полчаса звонила снова:
– Зеленое шелковое?
– Ты бы еще сарафан зимой напялила. Хочешь, чтобы решили, что тебе надеть нечего? Ну кто зимой носит шелк?!
– Красиво же!
– Красиво, но холодно. И сразу понятно: раз так вырядилась – значит, чего-то хочешь. А зачем это кому-то показывать?
Ознакомительная версия.
