Акулу Егор кадрил на одном из прошлых мероприятий – и признался ей в любви на стене ВКонтакте, а я увидела.
Утром пришла Мама Вуду и дала нам пару своих рецептурных сильных таблов. Я свое колесо сразу съела, а Егор свое спрятал в кулаке и никому ничего не сказал. Удивительное спокойствие посетило меня на пару суток, я улыбалась и почти ничего не говорила, но могла ходить и даже готовить еду. Как только отпустило, я попросила еще, но Алина сказала, что больше таких нет. Мы все же помирились.
Но я перестала доверять Егору, мучилась подозрениями и догадками, бродила как тень по квартире ночами. Он ничего не замечал, злился, что я печальна, начал капать воск мне на соски в надежде оживить отношения. Я ко всему относилась либо скептически, либо философски. Перестала раскладывать его носки попарно. Егор, когда первый раз увидел в холодильнике полтораху пива, даже бровь поднял от неожиданности и досады. Мы разделили комнаты, к обоюдному облегчению и радости (жарко вместе спать, лето – раз, два компа – два). Иногда Егор размышлял, что, если я захочу ребенка, его сможет нянчить Мама Вуду в третьей комнате.
Отпуск мы провели на юге.
Любимый предупреждал меня: в свежем «Максиме» написано, что первый совместный отдых – серьезное испытание. Приключения начались еще в поезде. На второй день поездки мы:
а) купили в Харькове на перроне крымской травы;
б) ночью подрались с тремя подвыпившими молодыми мамашами и одним оболтусом из станицы под Анапой. Мамаши орали, что их дети не могут попасть в туалет, так как там весь день воняет планом. Парень же, наоборот, весь день намекал, что хочет дунуть тоже, а мы его просто не поняли.
Пиздилово происходило на небольшом квадрате перед туалетом и тамбуром. Драться нам вшестером там было не очень удобно, поэтому мы стали перемещаться в спящий вагон. Когда бабы начали бить меня коленями в живот, я не сдюжила и заорала: «Позовите проводника!»
Проводник разнял участников побоища. Мамашам объявил в тамбуре выговор: «Ну и чо – планом воняет? Мало ли чем где воняет? Какая милиция?! Ссадить вас до пляжу, что ли? Они ж не пьют? Не пьют. А вы с детьми годовалыми пьете! Еще и деретесь!»
На курорт мы прибыли чуть ободранными, но без тяжелых увечий. Я хотела скорее с Егором на море.
Встречать нас приехали мои друзья – Лера, преподаватель фортепиано, и Вася, романтичный альтист, с которым пару лет назад у меня был короткий, но яркий роман. Чуть позже появилась моя Рита, в кепке и шлепках Camelot. Настроение было отличное – пили пиво, болтали. Из дома мы захватили шесть дисков и огромный кусок гашика. Маячила пенная дискотека. Только Лера расстроилась: она была на высоких каблуках и не хотела упарываться, поэтому мы двинули без нее.
В автобусе Рита мазалась в плеере, а мы с Васей болтали. На посту сотрудник ДПС остановил автобус для досмотра. У нас не оказалось документов. Я занервничала и попросила Егора отдать мне все говно – на случай, если будет личный досмотр. Ведь женщин имеют право шмонать только женщины, и я все свободно пронесу, а Егор рискует.
Дэпээсник велел выйти из автобуса половине молодых людей, и нам в том числе. Потом он ушел на пост и вернулся с товарищем. Они велели забрать личные вещи из автобуса и проводили к посту.
Я напряженно думала, что делать. Скидывать все было очень жалко, но другого варианта я не видела. Только сделать это было трудно – чистая плитка, участок из тонированного стекла, изнутри все видно. И только одна урна. Мент с автоматом через плечо орет: «Руки из карманов!» Все как бы и не страшно внешне, и ребята спокойны. Мы переместились поближе к урне. Егор прошептал: «Давай в рот, а потом в салфетку». Я достала влажную салфетку и медленно промокала потное от ужаса и жары лицо. Подташнивало. На секунду Егор закрыл меня от мента. В этот момент другой рукой я переложила сверток из сумочки в рот под салфеткой.
Долю секунды я стояла как дура с шестью колесами и двумя граммами гашика во рту, потом тихонько выплюнула это в руку и осторожно выкинула салфетку из кулака в урну. Но уже через минуту мы стали прикидывать, как достать из урны волшебный сверток.
В этой суматохе я совсем забыла про гриппер с остатками спида, который я на кой-то черт засунула в сумку. А даже если бы и вспомнила, то, наверное, не рискнула бы еще раз подходить к этой чертовой урне. Меня досматривали последней из нашей группы, и когда дэпээсник вытащил из внутреннего кармана сумки этот несчастный пакетик, я сильно удивилась, а мент обрадовался.
Моментально нашлись понятые из пассажиров автобуса, оформили протокол изъятия. Из окна я увидела, что у Риты начался приступ эпилепсии. Она разбивала голову о трассу, а Вася пытался ей помочь. В мониторах дэпэ-эсников пронеслась машина с отдыхающими: они радостно снимали из окна машины черноморское побережье Кавказа на видеокамеру. Начальник тоже это увидел и приказал в телефонную трубку «забрать у отдыхаек камеру на хуй». Через час ему перезвонили и отчитались, что распоряжение выполнено. Я так орала, что в «скорую» все же позвонили, но не было машин. Егор уехал домой за моим паспортом, я изредка выкрикивала: «Это все из-за меня!» – когда становилось скучно. «Сиди на стуле, а то пристрелим! – лениво отвечали менты. – И не такие мы фокусы видали!» Чтобы я не горевала, начальник заставил меня подписать протокол, что я переходила дорогу в неположенном месте. Как позже объяснил мне адвокат, это стало официальной причиной для задержания и обыска. Не военное положение на Кавказе, но жадность и сезон спровоцировали остановку нашего веселого автобуса.
Через час Рита пришла в себя. Вася увез ее стопом в Кабардинку. Сходили на пенную дискотеку, что и говорить! Егор припер из дома мой паспорт, начался торг. Сначала звучали дикие суммы вроде трехсот тысяч рублей. Вариант «вас везут в отдел, и в пакетике оказывается таблетка от головной боли» за такие деньги казался просто абсурдным. Когда я увидела, какую «котлету» загоняет начальнику огромненный водила фуры с арбузами, стала повторять себе: это все сон. Это бэд-трип.
Нас посадили в крутую праворульную машину и повезли в промышленный район. В отделе было грязно. Отвели к туалету для бичей, поставили два стула и приказали готовиться к поездке на медосвидетельствование. На телефонах был минусовой баланс. Хотелось пить, жрать и курить. За окнами почти плескалось море.
Когда нас привезли на анализы, дикая картина открылась нашим непривычным питерским глазам. «Да, мои дети в годовщину свадьбы выпили. В двенадцать ночи, на берегу моря! Но это – не преступление!» – хорошо поставленным голосом драматической актрисы вопила дебелая тетка на понурого ментеныша. «Маааааа-ма! Маа! Он мне рууууууку заломал! Руку!!» – кричала заплаканная девица. Ее супруг с лукавой улыбкой водил глазами в надежде, что все образуется.
У нарколожки тряслись под сотню бухих людей и милиция. Недовольны были все, но так работал новый закон края – не употреблять спиртное в общественных местах. В этой нервной атмосфере мы с Егором ссать в банку отказались. Нас пугали, медсестра даже схватила меня за загривок. «Теперь я совсем не доверяю результатам экспертизы!» – заорала я на конвоира. Тот вздрогнул: «Пиши отказ!»
Двое суток нас жрали комары в отделе. Ночами вызывал начальник ОВД.
– Ну ты же не наркоманка, я вижу. А парень – явно наркот. Скажи, откуда у тебя этот пакетик?
– Я не знаю, правда.
– Не пизди! – Он орет, бьет кулаками перед моим носом. – Лысый твой соскочит, а ты, дура, мотать за него будешь? Говори!
– Понимаете, дело в том, что я очень невнимательна. Эту сумку я купила в Харькове. Там по перрону гулял какой-то парень в темных очках и предлагал молодежи наркотики. А торговки все за каменным забором ждали, детишек малых подсылали. Те, пока мусора хохляцкие отвернутся, через стену эту перепрыгивали, неслись к вагону и бутылки с водой зашвыривали в открытые окна. А изможденные пассажиры в окно им деньги кидали, те – хвать и бежать, прыг-скок – и за стеной. Все Советский Союз херовый был. А паляницей торговали на перронах, и картошкой, и огурчиками малосольными.
– Ты пиздюлей хочешь? Или еще десять грамм в карман?
– Я хочу есть. У меня больной желудок, меня тошнит. Я хочу есть. Я с поезда не ела.
– Скажи, откуда наркотики, и сходят ребята в магазин, купят, что надо. Что ж ты куришь… еще и желудок больной… И торчишь?! Торчишь, торгуешь?!
– Я не употребляю наркотики, мне нельзя. У меня больной желудок. У нас в городе все рахитики, а я особенно.
– То есть вам можно ходить по городу накуренными, а нам нельзя?!
– Вам нельзя?!
– Нам вот нельзя! А вам все можно?!
– А почему ваши подчиненные только дуют и в стрелялки играют? Нам даже на стульях из-за них не уснуть!
– Говори, откуда спид?!
– Какой спид?
– Твой парень сказал, это спид. Это его спид?
– Откуда я знаю, что это?
Начальник нежданно ласково спрашивает:
