Ознакомительная версия.
И кто бы мог подумать, что всего лишь только пару-тройку месяцев назад я был в полном раздрае с собой. Я думал, что жизнь как таковая окончена, впереди только мрак. Странно, но тогда мне ничего не нравилось: ни голубое небо, ни улыбки девушек, ни Шереметьево-D. Не то чтобы не нравилось, просто я этого не замечал.
Причины на то были весомые – как ни пытался, в той моей жизни я не мог найти ничего, что бы меня хоть чуточку радовало, а с другой стороны, каждую минуту мне напоминали о себе тягостные жизненные обстоятельства. До счастья ли тут? Так как же я до этого дошел или даже, скорее, докатился?
Было бы глупо заявить, что я, вот так сразу и вдруг, осознал внезапно появившееся состояние своего мучительно безнадежного существования. Конечно, любое событие происходит по какой-то причине, а вернее, причин этих целый нескончаемый веер или, если хотите, уходящая в бесконечное прошлое длиннющая причинная цепь. Однако обычно на поверхности причина видна только одна, которая, как нам кажется, и толкает с горы событие, уже представляющее собой огромный снежный ком, слепленный за многие годы из крошечных снежинок причин и причинок. И как ни старайся, вероятность обнаружить ту самую точку отсчета, откуда и начал произрастать уже имеющийся перед глазами результат, довольно неопределенная. Во саду ли, в огороде все предельно просто – посадил себе картошку – получи картошку, посадил клубнику – нате, пожалуйста! А в жизни обнаружить момент, когда именно возникает та самая главная причина, почти невозможно, если только речь не идет о детях, да и то не всегда.
В моей жизни, а я не претендую ни на какую исключительность, все происходило в полном соответствии с этой схемой. Однако я, как человек, профессонально зарабатывающий на жизнь аналитикой, считаю делом чести докопаться до этих причин. А вот причин этих самых, по которым я вдруг стал чувствовать себя несчастным, на первый взгляд было великое множество, начать хотя бы с уже упомянутой глупости и неумения разбираться в людях. Но само событие, ставшее первой снежинкой в этом огромном шаре, обрушившем меня в пучину мрачной тоски, определить или, скорее, выбрать я так и не смог. Конкуренция оказалась слишком высокой – на эту роль было как минимум три основных претендента.
Первой в рейтинге событий, претендовавших на статус ключевого в моей относительно внезапной переоценке ценностей, довольно символично значилась авария. У светофора, заглядевшись в экран только что приобретенного «яблочного» девайса, собственного подарка на свой же день рождения (приобретение этого устройства из списка возможных причин я исключил ввиду слишкой отдаленной связи), я влетел в жопу ничего не подозревавшей ярко-красной японской «букашке».
Так как я принципиально никогда не пристегиваюсь, то, следуя законам физики, со всего размаху шарахнулся головой о руль, а поскольку у меня, как у любого сотрудника умственного труда, голова является самым больным местом, я до сих пор подозреваю, что этот удар и сдвинул у меня в мозгу какие-то шарниры и колесики, отчего я неожиданно стал видеть и воспринимать свою жизнь «гораздо иначе», как выражается один мой друг, выпускник филфака. Имея в бардачке «каску», я совершенно не расстроился, тем более что возник прекрасный повод пропустить очередное никчемное совещание.
Вторым событием, выбивавшимся из череды годами отточенных действий и их последствий, стала моя – вследствие аварии – поездка на метро, по пути к которому я, срезая угол, решил пройтись по Смоленскому кладбищу. Около симпатичной церквушки я увидел, как оттуда навстречу мне семенит забавного вида бабушка, энергичная и бодрая, светившаяся здоровым розовым румянцем. Поравнявшись со мной, она окинула меня взглядом и моментально изменилась в лице. Взяв меня за локоть, как-то очень участливо и вместе с тем тревожно пробормотала:
– Ой, внучек, что ж это с тобой сделали?
Я слегка напрягся – бабушка эта совсем не выглядела полоумной старухой, а скорее напоминала кинематографический сказочный персонаж. И к тому же искренняя тревога в ее глазах заставила меня задержаться. Подумав, что у меня на лбу остались следы удара о руль, я махнул рукой и смущенно пробормотал:
– Да ерунда! Немного ударился! – Я потер лоб.
Но бабуля, покачав головой, что-то забормотала себе под нос и, крепко взяв меня за руку, то и дело оглядываясь на церковь, начала креститься:
– А теперь, внучек, пойдем, свечку тебе поставить надо.
Совершенно не понимая, что происходит, но руководствуясь каким-то чутьем, подсказывающим, что старушку стоит послушаться, я отправился следом за ней и поставил свечку у указанной ею иконы. Выйдя из церкви, в порыве благодарности я было попытался сунуть бабушке сторублевку, но она сердито отмахнулась:
– Вон, поди лучше нищим подай!
Я не глядя сунул купюру первому в ряду нищему и с облегчением продолжил свой путь, слыша, как она бормочет мне вслед: «Дай Бог тебе счастья, дай тебе Бог!»
Это пожелание милой бабули отчего-то наполнило меня наивно-яркой детской надеждой. Помню, как всю школу я пребывал в уверенности, что, закончив ее, окажусь в совершенно счастливом, ярком мире. Я всегда ждал от жизни чуда, и порой мои желания сбывались, но чудеса получались какими-то недоделанными. То на день рождения вместо прекрасной электрической железной дороги я получал в общем-то тоже прекрасную заводную машину, то вместо первой красавицы класса (отказавшей мне в грубой форме) я отправлялся в кино со второй красавицей, то на экзамене я вытягивал единственный недоученный билет, что становилось причиной четверки, или вместо повышения зарплаты получал приятную, но разовую премию.
Следующим событием, претендовавшим на статус переломного, стала случайная встреча в метро почти сразу после встречи с румяной старушкой. К слову, я очень люблю кататься на метро (об этом чуть позже). Оказавшись под землей, я почти тут же наткнулся на своего университетского друга, с которым не виделся лет, наверное, семь – сначала он уезжал учиться в Англию, потом работал где-то за границей, затем вернулся, после чего снова уезжал, и так далее. Он оказался в метро по похожей причине – чинил своего железного коня. Мы тут же договорились встретиться вечерком, поболтать о том о сем.
Как ни странно, встреча эта состоялась: жена с Кирюшей были на даче, а на работе вдруг установился подозрительный штиль. Сама наша встреча с Костей, как звали моего друга, ничего особенного из себя не представляла – обычные посиделки некогда плотно общавшихся друзей, вечер ответов на ничего не значащие вопросы «Ну и как ты там?» и следующие затем тоскливо-подробные рассказы о том, как же дела обстоят на самом деле. Со стороны такие встречи часто выглядят отчаянным соревнованием, в котором каждый смутно надеется, что хорошо дела идут только у него самого. К счастью, с Костей было по-другому: искренности ему никогда было не занимать.
После третьего пива – время было около десяти – Костя, изобразив на лице извиняющееся выражение, спросил:
– Я сделаю один короткий звонок?
Я пожал плечами:
– Конечно звони.
Костя достал трубку и отработанным движением в одно касание набрал номер. После чего принялся нежно и ласково, почти сюсюкая, с кем-то разговаривать, через каждое слово повторяя то «котенок», то «sweetie»[6], то «малыш». Звучало это совсем не слащаво и абсолютно искренне. Мне, во всяком случае, так показалось.
– Жена? – спросил я участливо.
Костя кивнул, улыбнувшись с нескрываемой нежностью.
– Недавно женился? – понимающе спросил я, вспоминая те то ли три, то ли пять месяцев относительно благополучного сосуществования с женой.
И вот тут-то и произошло то самое необычное.
– Ты что? – удивленно ответил он. – Сразу после окончания, ты Дашу, что ли, не помнишь?
Я, конечно, прекрасно помнил и Дашу, и их свадьбу, на которой я, сидя за столом рядом с дядей невесты, единственный раз в жизни смешал портвейн с водкой и после целого дня последовавших мучений дал клятву больше никогда не пить крепленое вино. Но как после стольких лет он продолжает называть ее вот такими именами? И где-то в неизвестных глубинах организма возникло то неприятное ощущение тоски вперемешку с завистью, покрытое липким налетом разочарования, обычно появляющееся, когда понимаешь, что в этой жизни что-то прошло мимо.
«А может, я просто давно не делал Ане ничего хорошего? – закопошились в голове мысли. – Может, стоит попробовать как-то все наладить, привести обратно в чувство, ведь бывает же у кого-то… живут почти двенадцать лет и счастливы?»
Почти сразу после звонка Костя заторопился домой, а прощаясь, сунул мне визитку:
– Если в «четверке» надоело лямку тянуть, позвони сюда, они мне уже раз десять предложения разные высылали. Другим человеком себя почувствуешь!
Я снисходительно хмыкнул и скорее из вежливости сунул визитку в карман. В тот момент времени душевное состояние относительно работы меня абсолютно устраивало. Пауку в банке с другими пауками тоже бывает комфортно. Беспокоило меня совсем другое, и, вернувшись домой, я прямо с порога начал действовать.
Ознакомительная версия.
