Школу Федор закончил неплохо. Он поступил в Политех только для того, чтобы угодить матери. И угодил. У него была прекрасная зрительная память, и он был далеко не глуп. Неожиданно учеба его увлекла, к третьему курсу он выбился в отличники, а после окончания ему предложили поступить в аспирантуру. Случилось то, о чем мечтала его мать: он стал преподавателем. И все это время он фотографировал. Лица, здания, закаты, дымящие трубы и дворовых собак. Он хотел бы стать, если не знаменитым, то хотя бы заметным. Первым делом показывал отснятый материал Василию, но тот только вздыхал, видимо, боясь сказать правду: фотографии были стандартные, без души и изюминки. Федор это понимал, сравнивая свои снимки с альбомами Василия, но отказаться от своей мечты не смог.
И Федор снимал и снимал. И только уже после сорока ему пришла идея написать книгу. И, чтобы в книге было много его снимков. Он отберет самые удачные из тех трех тысяч, что хранились у него в обувных коробках на антресолях. С 1970 года по нынешний день. Он даже нашел спонсора, чтобы издать первый десяток экземпляров. Он был уверен, что стоит только заинтересовать знакомых, они помогут ему. И он решил устроить презентацию. Вот так по – модному. В дорогом богемном кафе, с напитками и закусками, с джазом и танцами. Он ухнул на это все свои сбережения. Он проверил финансовые возможности приглашенных. Он рассчитывал на каждый вложенный рубль получить десятку. То, что книга вышла талантливой, он не сомневался. Его жена – дура, она ничего не понимала в искусстве, всю жизнь продавая тряпки. Торгашка, не имеющая вкуса. Но сын! Сын его оценит. Мальчик в него. Умница и красавец.
Курлин вдруг вспомнил, кому он забыл позвонить. Матвею Роговцеву. Он был ему нужен, как известный журналист, но он боялся, что просчитается: Роговцев, если ему не понравится книга, смешает его с грязью. Федор ненавидел Роговцева. Было за что. Но он и завидовал ему. Они учились в одной группе. Роговцев был другом Лешки Зотова, кумира Федора. Собственно, Лешка притягивал к себе всех, с кем доводилось столкнуться. Физически развитый, спокойный и всегда уверенный в себе. Его особенностью было то, что он никогда не врал. Поначалу этому не верили. Спорили, что проколется, не может не проколоться. А потом поняли. Не врет. Смолчит, но, если будут спрашивать – скажет только правду. Это было необычно. Но то, что сказал Зотов, ценилось вдвойне. Девушки наперебой пытались подкатиться к нему, среди парней он был самый – самый. Он мог спокойно подбить курс на бойкот оборзевшему преподу, сам ходил убеждать институтское начальство в их студенческой правоте и всегда находил нужные слова, не грубо, но настойчиво отстаивая их интересы. У него не было врагов, но и друг был один – Роговцев. Ему, Курлину, рядом с этими двумя ничего не светило.
Встретив на днях случайно Зотова, Курлин сразу же решил для себя, что это хороший знак. Зотов – директор завода. Федор посадит его на почетное место, подчеркнет этим свою значимость. А Роговцев, скорее всего, и не пришел бы. Ну, и черт с ним.
Курлин бросил последний взгляд на накрытые столы. Его добровольная помощница из студенток Ирочка о чем-то разговаривала с официантами. Все. Скоро начнут прибывать гости.
Курлин надел пиджак и пригладил редкие волосенки. Скоро ему пятьдесят. Издание собственного творения – хороший подарок самому себе.
Звонок достал его уже в прихожей. Он открывал дверь своим ключом, хотя знал, что Надежда должна быть дома. Но объяснять жене, почему он так рано вернулся, Роговцев не хотел.
– Да, привет Леха! Я домой вот только что зашел. Нет, особых дел у меня нет. На презентацию? Чьей книги? Курлина? Это Федьки, что ли? Никогда бы не подумал, что он станет писателем, он же преподавал, насколько я помню, в Техническом Университете! Да, я не против! Что, и Татьяна с тобой? Ну, хорошо, я поговорю с Надей. Я перезвоню скоро.
Надежда, услышав последние слова мужа, с любопытством на него посмотрела.
– Алексей звонил?
– Да. Ты помнишь Федора Курлина? Из нашей группы?
– Нет, смутно, – Надежда задумалась, – А что с ним?
– Он книгу написал. Что-то о фотографиях. Приглашает нас сейчас на презентацию. В «Би – Арт». Пойдем? Лешка там уже. С Татьяной, – сказал Роговцев, уже зная наверняка ответ жены.
– Нет, Роговцев. Я не любитель тусовок. Как я понимаю, ты не к писателю пойти хочешь, по Зотову соскучился? Вы там общаться будете, а мне прикажешь Татьяну развлекать? Уволь! – ответила она довольно резко.
– Ну…Нам с Лешкой действительно нужно…А Татьяна…Вы бы могли тоже…о женском…, – протянул он неуверенно.
– Я тебя умоляю, Роговцев! Это о тряпках или звездах экранных?
– Что уж, с ней совсем не о чем…побеседовать? Не дура ж она, в самом деле? Там писатель, Федька! Кур-лин! Тема! – попытался он снова увлечь жену.
– Не выдумывай, Роговцев. Иди уж, – Надежда махнула рукой и ушла на кухню.
Роговцев поморщился. Вот так всю жизнь: слово о жене Зотова – только раздражение в ответ. Обычно спокойную Наденьку на Татьяне клинило. Она даже с лица менялась: взгляд становился холодным, бледнели щеки. Но ему-то каково с Лешкой объясняться? Хотя, Зотов и сам старался везде бывать один…
Матвей решил одеться скромно, в джинсы и легкий джемпер. Хотел уже позвонить было Зотову, чтоб уточнить, насколько официальное это мероприятие, но потом передумал: как раз официального – то приглашения он и не получал. Толкало его туда любопытство, что же такого мог наваять Федька Курлин, личность во всех отношениях неинтересная? И хотелось поболтать с самим Лешкой.
Он пошел пешком. Он уже стал забывать, что такое, идти куда – то своими ногами. Надежда, увидев, что он выкладывает ключи от машины на столик возле зеркала, не смогла удержаться от ехидного вопроса, что, мол, жажда к распитию спиртных напитков с Зотовым столь сильна, что он готов к пешему переходу длиной в три квартала? На что он только и смог, что утвердительно кивнуть головой. Она, как всегда, попала в точку: и выпить с Лешкой охота, и тема для разговора есть: то ли померещившаяся, то ли вполне реальная Екатерина Галанина.
Стоянка перед «Би-Артом» была полупустой. Зотов припарковался возле старой «девятки» и обернулся к жене, сидевшей на заднем сиденье.
– Тань, я прошу только, не строй никаких брезгливых мин, если тебе что-то не понравится, ладно?
Татьяна не ответила. Про себя решив, что время покажет, строить или не строить ей «мину», она дождалась, пока ее муж сам выйдет из машины и откроет дверцу с ее стороны. Оглянувшись, смотрит ли кто, она выставила наружу сначала одну ножку, затем другую и, опираясь на протянутую Зотовым руку, вылезла сама. Этот «вынос тела из машины», как хохмил ее муж, она репетировала с ним несколько лет, шлифуя его до совершенства. Она еще раз оглянулась, но не заметила никого достойного своего внимания. На улице было безлюдно, несмотря на дневное время.
Царственным жестом сбросив на руки Зотова шубку, она подождала пока он сдаст ее в гардероб, краем глаза отметив, с каким трепетом пожилая гардеробщица приняла ее на протянутые руки. Повесив шубу отдельно на плечики, женщина протянула Зотову номерок от его куртки.
Зотов, наблюдавший эту сцену как бы со стороны, лишний раз похихикал в душе: его жена стала барыней в тот же миг, как поняла, что пухлый конверт с дензнаками ей будет отныне вручаться регулярно. Татьяна очень быстро привыкла к другому уровню жизни, избавившись моментом ото всех, кто ей напоминал о полуголодном существовании в качестве жены простого инженера. Вскоре у Татьяны подруг не осталось совсем. Иногда появлялись какие – то приятельницы, но в дом они приглашались только тогда, когда он был на работе, как-то уж быстро выпадали из круга общения Татьяны, чаще насовсем. Имена в кухонных разговорах мелькали разные: «Я с Ирой была в салоне…, мы с Валей ходили на выставку…» Он и не пытался спрашивать, что за Ира или Валя, по большому счету, ему было все равно. Он считал, что просто у Татьяны такой непостоянный характер, другие вон бабы мужиков меняют от этого непостоянства, а она подруг. Уже лучше.
Только однажды, это случилось три года назад, приехав с завода раньше на два часа, уж очень разболелась голова, он застал жену в обществе симпатичной миниатюрной женщины. Они пили кофе в гостиной, его жена что-то оживленно щебетала, а незнакомка терпеливо слушала. Он не хотел им мешать, но женщина приветливо с ним поздоровалась, когда он заглянул в комнату. Неожиданно для себя он сел в свободное кресло и попросил жену сделать кофе и ему. От женщины исходила какая-то волна покоя, обволакивала его, и это оказалось самым лучшим лекарством от головной боли, принятым им за последние два часа. Пока Татьяна заваривала свежий кофе, а растворимый он не пил никогда, они немного поговорили, он узнал ее имя – Арина, необычное такое имя, очень ей подходящее и почему-то с тоской пожаловался ей на усталость. Она сочувственно покачала головой, как-то необидно его пожалела, легко дотронувшись до его руки. Он потом долго мучился, коснулась она его или это ему пригрезилось? Он заметил, как Татьяна внесла поднос с кофе и, быстрым взглядом окинув обоих, вдруг насторожилась. Он физически ощутил ее ревность, да было бы из-за чего, ей – Богу! Кажется, что и Арина это почувствовала, поэтому засобиралась скоро и ушла. Он спрашивал о ней Татьяну, стараясь придать голосу оттенок простого интереса, но жена сказала только, что Арина замужем и познакомились они в «Чаконе». Как занесло Татьяну в книжный магазин, он так и не понял: с книгой в руках он ее видел редко, по всему дому валялись только толстые глянцевые журналы…
