Ознакомительная версия.
– Вы же вчера с другим мужчиной заявку оставили!
Гриша издал клокочущий звук, подавился, закашлялся, маскируя свое удивление. Думал, что он единственный и неповторимый, удостоенный доверия Нины и оказавший ей небывалую услугу. А выходит, он в середине списка, составленного Ниной. Очередь дошла?
Извинившись перед девушкой, принимавшей заявления, Гриша задал Нине вопрос на смеси английского и испанского. В свое время они выяснили, что прилично владеют обоими языками. А самое главное – понимают друг друга, когда слова перемешивают. Третий человек может также знать иностранные языки, но не обязательно ориентируется в компоте из них.
– Ты решила для надежности нескольких мужиков сюда сводить? Кто-нибудь дойдет до финиша?
– Вы не граждане России? – напряглась работник ЗАГСа. – Тогда по другой анкете и другой очереди.
Нина устала до равнодушия. Все, что она делала, было очевидно глупо и бесперспективно. От глупости устаешь более всего.
Нина затравленно посмотрела на Гришу и произнесла с мукой на русском:
– Я хочу только умереть.
– Ой, что происходит? – окончательно переполошилась чиновница.
– Спокойно! – Гриша поднял руки. – «Умереть» – значит жениться, эвфемизм, жаргон, сленг брачующихся. Не слышали? Странно. А ведь вполне логичный перенос значения. Да, и вообще у вас, девушка, как у работника ЗАГСа «сдохнуть» равно «жениться» должно стать профессионализмом. Шутка. Что вы смотрите на меня как на больного? Разве стремление сходить под венец не рассматривается как травма головы средней тяжести? – быстро говорил он. – С юмором, похоже, в этих стенах дело обстоит неважнецки. Мы с невестой, у которой чувство юмора весьма развито, хотели вас повеселить. В торжественный, так сказать, судьбоносный день, к которому мы шли через испытания и драмы, продирались через колючие ветки жизненных препятствий, оставляя на них свою кожу и кровь. Сквозь тернии к звездам. Не побоимся метафор и гипербол…
Гриша болтал, не останавливаясь, потому что испугался отчаянию Нины и хотел дать ей передышку. В итоге сильно запутал работницу ЗАГСа.
– Что вы тут несете? – оторопело спросила она. – Подаете заявление или нет?
– Непременно! – воскликнул Гриша. – Мы его сорок минут писали. Столько формалистики, кредит в банке проще получить! Хорошо, хоть анализы не заставляют сдавать. А иначе посмотреть! Девушка, почему государство, которое освятит наш брак, не интересуется состоянием здоровья жениха и невесты? Могло бы наше дорогое правительство выпустить распоряжение: брачующимся сдать анализы на глистов. Что вы брезгливо морщитесь? Проблема серьезная. Мы с невестой работаем с иностранными студентами, приезжающими из стран Азии и Африки. Так вот у них гельминты! Наши паразитологи за голову хватаются, такие особи под микроскопом бегают, что им еще имен-то не придумали. Красота. Пиши диссертацию – не хочу. Это я про паразитологов. Девушка, не нервничайте, я выражаюсь культурно. Паразитология не ругательство, а научная дисциплина. Так вот у нас строго. Не выгнал глистов – к сессии не допустят и стипендии не дадут. Нина, подтверди!
Нина наконец улыбнулась и кивнула.
– Ну, знаете! – моргала от возмущения чиновница. – Тут, в ЗАГСе, всякое случалось. Но еще никто про глистов не рассказывал!
Нина и Григорий вышли на улицу. Как и вчера, она не знала, что делать с обретенным кандидатом в мужья. Он заслуживает быть пригретым и обласканным, но если бы куда-нибудь сейчас провалился, она не возражала бы. Да и Григорий, похоже, выдохся после трепа в ЗАГСе. Спросил без видимого энтузиазма:
– Обмоем помолвку?
– Извини, плохо себя чувствую.
– Тогда разбежались?
– Да, спасибо тебе, Гришенька.
– Дай хоть поцелую тебя на прощание, невеста.
Он взял ее голову двумя руками, склонился, нацеливаясь на губы… У Нины было выражение лица человека, приготовившегося к пытке. Григорий отечески чмокнул ее в лоб.
– На кафедре объявим? – спросил он.
– Лучше пока не надо.
– Пока!
– До свидания!
Двойняшки переживали своего рода конфуз мнений и оценок. Потому что раньше, когда папочка был рядом с мамочкой, целовался с ней и дрожал над ней, все остальные мамочкины друзья легко становились объектами критики и насмешки. А теперь их по очереди производили в папы! И приходилось делать вид, что месяц назад не выписывались язвительные характеристики попутным личностям. С другой стороны, попробуйте сидеть в темноте, недвижимыми, с одним воображением и не сплетничать, не перемывать кости счастливчикам, которые шастают по белу свету. Брату (сестре) не напомнишь про его (ее) хлесткие словечки, потому что сам (сама) в выражениях не стеснялся(лась).
Оставалась только одна безобидная и традиционная область упражнений ума – предки. Их было много, очень много. Но сколь большую не имеешь личную библиотеку, к ней привыкаешь. Ряды старых томов хоть и не теряют исторической ценности, однако воспринимаются выгоревшими обоями. Дайте почитать новинок!
Женю подмывало напомнить Шуре, как он называл Григория Симонова филологическим кузнечиком, но она подавила желание. Шурка запросто мог вспомнить, как Женя сравнивала Гришу с лингвистической подтиркой. Ошибалась! Детям многое прощается. А Женя еще и не маленькая девочка, только ее предтеча. Как и Шурка – эскиз будущего уголовника…
И у Шуры настроение было отвратительным, под стать сестринскому. Им хотелось вкусненьких гормонов и витаминов. Они, конечно, не голодали, питались. Мамочкин организм перестроился и выдавал необходимые микроэлементы, белки и прочую кухню. Но без огонька! Есть разница: на пиру яства вкушать или таблетки по часам принимать? Химически неотличимо, психически – обидно. Когда мамочка с папой – ты в сладостном кайфе, когда мамочка в тоске, дети – точно дворовые собачки, которым в миску варево бухнули.
– На будущий интеллект и физические данные это влияния не оказывает, – буркнул Шура.
– А что будет с нашими эмоциями и дальнейшим характером, еще неизвестно!
– Научных данных не имеется. Достоверные исследования провести невозможно.
– Но теоретически я тебе скажу: если мамочка не начнет радоваться жизни и наслаждаться фактом нашего существования, то я за свой характер не отвечаю!
Им хотелось поругаться, поссориться, поскандалить.
В определенном смысле двойняшки были узниками, обездвиженными и замурованными в темнице. А два заключенных неизбежно встряхивают эмоции и щекочут нервы легкодоступным способом – с помощью ссор. И в то же время двойняшки были несмышлеными детьми, в чьих крохотных умишках вмещался опыт тысяч предков. Они не испытывали конфликта между собственной невинностью, чистой памятью и громадными знаниями предков, хотя подчас эти знания могли бы и взрослого привести в оторопь. Так семечко, получив программу развития от миллионов деревьев-предков, помнит о них, но растет по-своему. Семена, правда, не ссорятся, поскольку сознания не имеют. Но им и новых родителей не подсовывают каждый день!
Поводом для словесной баталии в этот раз стал новый кандидат в папочки.
Женя забыла про опасность и припомнила брату Гришу-кузнечика. Шура в долгу не остался, про Гришу-подтирку вспомнил. Несколько минут они бросали друг другу в лицо упреки. Кто больше папу будущего оскорбил, выясняли. Разминали эмоции, характеры поупражняли.
В этот момент их мамочка переживала дурноту, но без тошноты. Родители всегда страдают, когда дети ведут себя плохо, дурные слова употребляют. Мамочке было горько, но не во рту, а в неопределяемых частях тела – под зубами и вокруг прочих костей. Состояние ни на что не похожее, отчаянно мутит, хотя позывы рвоты не накатывают. Плохо без внешних причин, отвратительно без повода.
Неудержимо хотелось исправить настроение, как руки грязные вымыть.
Мамочка остановилась у продуктового ларька и купила три плитки шоколада, тут же срывала обертки, грызла как алкоголик. Это из анекдота, Гриша рассказывал. «Сын спрашивает у отца: «Папа, почему ты водку пьешь?» – «Потому что она жидкая. Была бы твердая – грыз бы». Они еще наслушаются анекдотов, новый папочка обожает этот вид устного народного творчества.
Шура и Женя ссориться прекратили, получили ударную порцию глюкозы. Стало сладко до приторности. Ругаться, когда очень сладко, – неестественно и глупо.
К ларьку подошла полная женщина, с завистью посмотрела на мамочку, сказала, что некоторым везет: трескают шоколаду, сколько влезет, и не толстеют.
Нина подумала, что скоро так пополнеет, что в лифте одна поместится с трудом, другие пассажиры не войдут. И гардероб надо менять, и детям уйма вещей требуется. Где взять деньги? Правительство, по телевизору говорили, материнский капитал обещало, кажется, крупный, но отложенный.
Дело за малым – дожить. Последний раз она столько шоколада слопала, когда в Новый год стащили у Ваниной мамы из серванта стратегический подарочный набор. Нина конфеты трескала, а Ваня обертки комкал, чтобы родители не увидели. Конспиратор! Подпольщик! Другую барышню завел и даже не рассказал.
Ознакомительная версия.
