Ознакомительная версия.
– Ну вот, – сказала Инга, заканчивая массаж. – Я думаю, теперь можно взвеситься.
Гена по-честному не вставал на весы шесть недель, потому что они так договорились с Ингой. На самом деле Инесса Алексеевна разрешила Инге показаться с избранником на людях только через два месяца после первой встречи. И то – обязательным условием было отсутствие знакомых Толстого Гены.
Из ванной донесся радостный крик:
– Ну, офигеть, ты реально делаешь чудеса! – Гена был в восторге. С первого прихода скромной медсестры прошло не так много времени, а он похудел аж на двадцать три килограмма!
Одежда болталась на нем, брюки приходилось затягивать ремнем потуже, Гена чувствовал себя прыщавым юнцом, у которого энергия бьет через край. За последние две недели Вера приходила работать с петушком целых три раза! Толстому Гене хотелось петь, танцевать и обнимать всех вокруг, особенно Ингу. Но ее он боялся. Он почему-то не мог вести себя с ней, как с остальными девками. Или не хотел.
– Слушай, я считаю, что в твои обязанности как человека, который убрал с меня почти полтонны, входит подбор нового гардероба.
В ответ Инга покачала головой:
– Не думаю, что хорошо разбираюсь в мужском гардеробе. У меня не было возможности заняться этим ни разу в жизни. – Это была чистая школа «Челси». Мама Лосер всегда говорила, что не надо махать девственностью, как красной тряпкой у быка перед глазами. Но дать понять о своей неопытности нужно при первом же удобном случае.
Гена чуть не подпрыгнул на весах: «Отлично! Еще одно приятное известие. Она не жила с мужиком, значит, не замужем». Однако, собравшись с мыслями, он продолжил гардеробную тему:
– Любая женщина соображает в этом лучше мужчины. Надеюсь, ты не нарушишь своего обещания пойти со мной в караоке Club, потому что я сбросил двадцать. А так как я сбросил двадцать три, я прошу бонус в виде похода по магазинам.
Инга опустила глаза в пол:
– Я никогда не нарушаю своих обещаний.
Гена расхохотался:
– Ну вот, отлично! Запланируй это на сегодняшний вечер.
– Сегодня я не могу. Можно завтра?
– Хорошо, давай завтра. По крайней мере, еще минус один килограмм придется учесть при покупках.
Если честно, Гена выглядел совсем не так, как чувствовал себя. Потому что сто шестьдесят минус двадцать – это все равно сто сорок. Но для человека, который никогда в жизни не собирался заниматься своей фигурой, достижение было героическим. Приятели изнывали от любопытства, потому что все худели, все молодились, мечтали быть здоровыми и прожить несколько жизней. «Да ладно, неужели просто пропал аппетит?» – не верили они.
В их среде прожить несколько жизней значило несколько раз выкинуть на помойку нескольких жен, родивших по нескольку детей, и завести еще несколько туповатых спутниц, каждая из которых должна понести бремя нескольких оплодотворений. В компании Толстого Гены было модно рожать детей. Иногда на закрытом заседании акционерного общества мальчики не на шутку заводились, хвастая, кто скольких родил. В этих спорах наличие фактических рожениц, которые носили, кормили, рожали и любили, учитывалось как временное место жительства плода. У миллионера Евгения Строфа, например, было уже девять детей. Он по праву занимал первое место в списке многодетных производителей. Строф предпочитал, чтобы его называли многодетным отцом, а не производителем, и гордился этим званием. Его жена – не очень. Она по своей отсталости называла внебрачных детей Строфа выродками и ублюдками, хотя они были такими же законными претендентами на наследство, как дети от брака. Мало того, тех тоже нужно было кормить, одевать и учить. Жена, очевидно, беспокоилась, что с появлением каждого нового наследника родным детям остается все меньше и меньше. О том, что Строф не собирается покидать этот мир в ближайшие пятьдесят лет, она не думала. А стоило бы. За пятьдесят лет при такой плодовитости Строф мог вообще ничего, кроме доброй памяти товарищей, не оставить. Впрочем, господин Строф тоже числился в картотеке мадам Лосер.
Инге был очень нужен сегодняшний вечер с Инессой. Та собиралась заслушать отчет своей подопечной о проделанной работе и дать рекомендации на ближайшие несколько дней.
Родственников финанспопечителю лучше не показывать. Любовница – это любовница, а вовсе не вторая семья. Зачем заводят любовницу? Чтобы на мозги не капала. И потому правильная мистресска должна быть сиротой. Как только из-за острова на стрежень выплывет первый же родственник, олигарх начнет растворяться в матрице. «Беги, Вася, спасайся немедленно, тебя же хомутают», – запоет ему сердце-вещун.
city_courtesans, 14.03.2006. Правда о любовницах российских олигархов– Что значит «можно»? – строго спросила Лосер Ингу. – Что говорит твоя голова? Ты уверена, что этим походом ничего не испортишь?
– Я поэтому и пришла. Я не знаю, как мне себя вести. Вдруг он начнет блеять, как старый козел, что я должна говорить? Что Хворостовскому, Бочелли или Соткилаве пора на пенсию? Или мне молчать? А поход в магазин? Неужели нужно смотреть, как это туловище будет разоблачаться и, тяжко пыхтя, переодеваться в маленькой примерочной? Для него нужен целый дом, а не примерочная.
– Во-первых, блеять он не будет. Он поет. Великолепно поет. Если ты мне веришь, я немного разбираюсь в этом. Дальше: не забывай о том, какая у нас цель! Мы должны сделать так, чтобы без тебя парень чувствовал себя как без рук. Понимаешь? Было бы красиво, если бы во время примерки у него случился приступ… Понимаешь? – Лосер проницательно посмотрела Инге в глаза.
– Понимаю. Короче, чтобы не мог без меня шагу ступить, – задумчиво протянула она.
На следующее утро медсестра Инга появилась в приподнятом настроении у своего пышнотелого подопечного. Она впервые пришла без очков, темные бархатные глаза в обрамлении черных длинных ресниц мерцали загадочным, завораживающим светом. Толстяк не мог оторваться.
– Я же тебе говорил, сними очки. Вот ты какая на самом деле!
Инга спокойно, заученными движениями наполняла шприц, протирала место для укола.
– На самом деле мне нужно носить очки, но сегодня я в линзах, поэтому не волнуйтесь, попаду, куда нужно. – Медсестра улыбнулась.
«Смотри-ка, у нее с чувством юмора неплохо», – подумал Гена, а вслух сказал:
– Как насчет сопровождения по магазинам?
– Нормально, я же говорила, проиграла – значит, проиграла. Давайте теперь займемся массажем.
Толстый Гена радовался, как ребенок. Он знал, что все равно будет так, как он захочет. А он хотел. Он ее хотел. Причем не на разок, а так, чтобы эта скромная девушка была с ним всегда. Без нее было плохо: морально, физически, энергетически. Только материально было все в порядке. В глубине души он чувствовал, что девчонка не из тех, кого можно поймать на денежную наживку. Еще бы! При ее данных можно нарядиться хоть в бабу-ягу, все равно будет видно, что перед тобой – красавица из красавиц. При этом не дура, чувствует, когда можно говорить, а когда нужно молчать.
Инга сделала массаж и попрощалась. После ее ухода в колокольчик позвонила жена Вера, предупреждая о своем появлении. Гена попытался придать лицу обычное недовольное выражение.
Вера появилась с кучей счетов и требованием дать денег на школу, страховки, автомобильные поборы, зарплаты водителям и домработнице, гувернерам, цветочнице и еще – наличных на хозяйство. Здесь Гена себя продал с потрохами. Обыкновенно он дотошно выяснял, откуда такая сумма, нельзя ли ее сократить, устраивал допрос, почему Вера сама не убирается в квартире, на что живут ее родители, сколько раз в неделю одежду возят в химчистку… А сегодня он просто сказал:
– Чего ты блеешь, как слаборазвитая овца? Позвони секретарше и скажи, чтобы прислала денег.
Вера, вместо того чтобы радоваться, совершила первую глобальную ошибку:
– Что это с тобой? Ты что, запал на медсестру? Посмотри на себя в зеркало, жирный тюфяк! Кому ты нужен без своих денег? Ты думаешь, кому-то доставляет удовольствие отыскивать твой микроскопический член и делать вид, что нет ничего круче, чем немного пососать свою находку?! Ошибаешься! Знай, мой дорогой, что ты – сладкая булочка для каждой шалавы, которая имеет цель немного принарядиться и перейти на следующую ступень добывания денег. Потому что с тобой даже последняя шлюха постыдится появляться в обществе! – Вера выплеснула всю свою ненависть, презрение и осознание собственного ничтожества.
Толстяк находился в слишком благостном расположении духа, чтобы воспринять Верины нападки как информацию к размышлению. Но на всякий случай он отвесил ей пару оплеух. Сначала справа, а потом слева. Вера взвыла и ринулась вон из половины мужа.
А Гена, невозмутимо насвистывая «Сердце, как хорошо, что ты такое…», стал собираться на работу. Собирался с особой тщательностью, потому что вечером…
Ознакомительная версия.
