На следующий день мы отправились гулять по Мюнхену, а к вечеру вернулись домой, в Тироль. Петер вроде даже обрадовался, и у нас был секс. Он сказал, что волновался за нас. Но, когда я спросила: «Очень?» – он ответил: «Нет, потому что ты училась вождению у меня».
Наши отношения немножко наладились, но буквально на пару дней. И уже скоро начались новые придирки, упреки и нарекания.
Тогда я снова уехала. Уже даже не спросив Петера – просто хлопнув дверью. Мне хотелось поехать на квартиру в Имст, но ключей у меня больше не было. Петер отобрал их, сказав, что нашел арендатора. Так что теперь квартира была занята, и мы с Билли ночевали в машине в лесу. Мне было страшно, однако вернуться домой я просто не могла. А Петер даже ни разу не позвонил, чтобы узнать, где мы.
Вернувшись утром домой и обнаружив, что муж как ни в чем не бывало уехал на работу, я поняла, что надо приступать к совсем уже крайним мерам. Наш брак – или, точнее, его осколки – надо было срочно спасать!
Я записала нас на прием к семейному психологу.
* * *
Никогда в жизни я не могла предположить, что докачусь до такого. Идти к какому-то дядьке, который будет копаться в нашем грязном белье и советовать, что нам делать! Но другого выхода уже не было. Оставался только маленький шанс, что третье, незаинтересованное лицо станет арбитром в наших разборках и поможет нам услышать друг друга.
Узнав о моей инициативе, Петер немедленно обложил меня последними словами и в очередной раз пригрозил развестись. Он отказался идти. Но я и не думала его уговаривать – я поставила мужа перед фактом. Он орал и махал руками, обзывал меня психичкой и утверждал, что это мне нужно пройти курс индивидуальной терапии. Тогда я молча взяла один из его обожаемых винных бокалов за пятьдесят евро и шлепнула об пол. Визгу было на полдома! Я уже взяла было второй бокал, но Петер быстро переменил свое мнение и, проклиная меня, согласился пойти. Увы, на нем срабатывала только такая вот тактика уничтожения вещей, и другого выхода просто не было.
Психолог оказался толстым длинноволосым тирольцем, который только и делал, что слушал наши пререкания. Сам он в разговор практически не встревал, а весь первый сеанс вообще молча просидел с блокнотиком. Когда я спросила, не хочет ли он нам что-то посоветовать, тот ответил вопросом на вопрос: «А сами вы как думаете, что можно сделать?» У меня на этот счет были вполне конкретные предложения, как то: научиться друг друга слушать и не перебивать, запретить физическую агрессию и бранные словечки, постараться проводить побольше времени вместе, установить какие-то правила поведения с системой штрафов и поощрений. Психолог внимательно послушал, сказал: «Это можно попробовать» – и назначил нам следующий сеанс, предварительно выписав счет на сто евро за сеанс сегодняшний. Когда мы вышли, Петер материл меня на чем свет стоит. Стало не только не лучше – стало хуже.
Но мы вернулись сюда еще раз. Теперь психолог совершил хоть какое-то усилие и начертил нам диаграмму наших взаимоотношений, в которой была куча фактических ошибок и которая сводилась к ключевой фразе: «Развод состоялся». Мы снова рассказывали о нашей жизни, перебивая и махая друг на друга руками, сыпали взаимными упреками, два раза я даже расплакалась, а Петер взбесился. Психолог невозмутимо записывал, подавал мне в нужный момент бумажные салфетки, а затем по обыкновению назначил следующий сеанс.
Так мы ходили к нему еще два раза. К концу нашего «оздоровительного модуля» единственным практическим результатом было выяснение причин, которые побудили нас обоих быть вместе. На вопрос психолога: «Что тебя привлекло в Петере?» – я долго перечисляла все качества, которые очаровали меня в будущем муже: его уверенность в себе, его доброта, его активность, его нежность (и куда только она подевалась!), его надежность и тэ дэ и тэ пэ. Петер же, услышав в свой адрес аналогичный вопрос, только пожал плечами: «Ну, не знаю. Она производила впечатление очень умного человека. Я думал, ей понравится у меня в доме и она захочет завести детей».
Вот так! Пожалуй, стоило с самого начала смотреть на вещи трезво и задать себе этот же вопрос: почему? А теперь оказалось, что Петер с самого начала видел во мне инкубатор с интеллектом. Я снова расплакалась, а муж покачал головой с видом «Ох уж эти бабы!».
Тогда психолог подытожил, что у нас серьезные проблемы, которые очень непросто решить. А то мы сами не знали! Он не забыл выписать очередной счет и предложил продолжить нашу так называемую «терапию» – забронировать следующий модуль из четырех занятий. Мне захотелось плюнуть ему в глаза. Он оказался совершенно бесполезен!
Естественно, продолжать мы не стали. Я чувствовала досаду и еще большее одиночество, поскольку передо мной внезапно всплыло горькое осознание, что любви у Петера, наверно, и не было никогда. Он женился чисто из своих, каких-то неведомых соображений – может, потому, что хотел отомстить бывшей, а может, потому, что ему меня, «невыездную», стало жалко. Я еще острее поняла, насколько я здесь одинока и насколько не нужна никому, кроме Билли. А на Петера вся эта терапия вообще никак не подействовала. Единственное, что он сказал: «Только зря четыреста евро промотали! Ну конечно, тебе все равно – ты ведь деньги не зарабатываешь, а только тратишь!» Я не стала напоминать ему, что сам же Петер меня на работу и не пускал. Это было вполне в его характере – обвинить меня в том, что он сам спровоцировал своим действием или бездействием.
В остальном же отношение Петера не изменилось. Разве что он стал еще более дерганым. И непредсказуемым.
* * *
Очередная выходка Петера не заставила себя долго ждать.
Как-то раз мы с Билли вернулись с прогулки и застали на веранде людей. Они разбирали камни, которыми был выложен пол и которыми Петер всегда гордился. Но сейчас эти суперкамни просто крушили ломиками. Мне стало плохо. Я кинулась к телефону и набрала номер мужа.
– У нас дома какие-то люди рушат твою веранду! – от волнения завизжала я.
– Да, рабочие. И зачем так орать?
– Что происходит?
– Они расчищают место под зимний сад.
– Зимний что?
– Так, все, я занят, у меня нет времени. Приду вечером – поговорим.
Я заперла все двери и в ужасе следила за пришельцами через окно.
Вечером выяснилось, что Петер с Вольфгангом разработали план пристройки зимнего сада. И теперь у нас начались работы на два месяца, прямо возле вольера Билли. Впрочем, его уже начали демонтировать.
– И куда девать собаку? – спросила я с негодованием.
Вообще-то мне хотелось спросить куда больше: например, почему меня нельзя было поставить в известность заранее. Или на хрена тут вообще нужен зимний сад. Но ответ был предсказуем – это мой дом, не лезь. Поэтому я ограничилась вопросом о будущем Билли.
– Побудет в гараже, ничего страшного, – сказал Петер.
– Где в гараже? – спросила я.
– Внизу, в гараже, – передразнил меня Петер.
Какой ужас! В нижнем гараже дома стояла моя «Toyota». По бокам от нее места было крайне мало. И собака – вообще любая, не говоря уже о кавказской овчарке, – там жить никак не могла.
– Это садизм! – запротестовала я.
– Перебьется, – парировал Петер. – У твоей дурацкой собаки жизнь лучше всех!
И Билли переселили вниз. У меня сердце кровью обливалось, глядя, как Петер приматывает его к подставке под зонтик. В этой тюрьме Билли предстояло провести два месяца.
Как же мне хотелось раздеть Петера догола, намазать скипидаром и самого посадить в гараже на цепь! В этот момент я ненавидела его сильнее, чем когда-либо, и, не удержавшись, сказала ему об этом.
– Ты сволочь! Как ты мог…
– Ты мне уже тоже давно не нравишься, – парировал он.
Просто удивительно, насколько он меня бесил! В порыве я замахнулась на него кулаком, и он присел от страха.
– Ты психичка! Тебе в дурдом нужно!
– Сам иди сначала подлечись!
– Наглая, тупая, агрессивная истеричка! Я подаю на развод!
И Петер куда-то направился. Мне стало страшно – я испугалась, что он действительно поедет подавать заявление. Я побежала за ним с криками «Вернись!». Догнать его удалось только на улице. Там были двое рабочих, а из-под горки на нас смотрела соседка, которая поливала розовые кусты. Я поняла, насколько невыгодно смотрюсь в данной ситуации. Пришлось вернуться в дом. Меня трясло, я ощущала самую настоящую панику. А где-то в гараже Билли заливался припадочным лаем.
Неожиданно я поняла, что мое главное желание – схватить собаку, выбраться из этого дома и убежать как можно дальше, навсегда. Но я знала, что мне не удастся это сделать. У меня просто не хватит сил и уверенности в себе.
Я легла на постель и зарыдала.
* * *
Чертова стройка продолжалась без малого три месяца. Рабочие оказались ленивыми и делали все кое-как. Билли оставался в заточении, поэтому я старалась проводить с ним как можно больше времени на прогулках. Его переполняла нереализованная энергия, и справиться с ним становилось все сложнее. Он очень быстро сделался агрессивным и начал нападать на меня. В школе дрессировки Билли прокусил руку инструктору. Нам предсказали большие трудности и посоветовали собаку кастрировать. Но это было исключено. Я пыталась как-то занять его, давать ему нагрузки, но ничего не помогало. У Билли буквально начало сносить крышу.
