Ознакомительная версия.
– Ма-а-а-ри-ич-е-ек мо-о-ой! Где ж тебя гад Шкловский оставил, за что продал, где закопал?.. Ой!
И тому подобное.
Думаю: “Нет. Так не годись… Этот вопрос тоже закрыли. Пора переводить на другую сказку”.
– Я, Дора Соломоновна, вас понимаю! Сам без родных остался! Сколько всего перенес…
Дора хлюпала уже без слов. Только качалась вперед-назад.
Я подождал еще сколько-то, но недолго.
– Вы, Дора Соломоновна, говорите дальше! Про другое говорите. Оно ж когда про другое, так то вроде уходит. И ничего… И как-то ж уже…
Дора остановилась в своем качании посередине. Хорошо остановилась, ровно и застыла на месте. Иканула, вытерла глаза и нос от всего, что там и ниже накопилось.
А потом сказала:
– Уходит. Только шо ж недалеко… Да-а-а-а-а… Ну, Суня… Суня… Он боевой… До Шкловского и тут добрался. Это ж он с товарищами Шкловского с кровати стащил. Боялся, шо сволочь раньше нужного на тот свет сбежит… Суня ж у меня в хате был, когда ты заявился… Потом и к Перчику пришел. Хотел пытать. Потому шо у Суни много страшного ужаса насобиралося… А выпустить же требуется… Правда, и я ему еще добавила – шоб он и про Маричка моего узнал… Про хлопчика моего… Только я хотела, шоб не так… Так бы Шкловский правду не сказал. Сдох бы, а назло не сказал… А Суня ж со мной не поделился… Еще и порошка намешал, шоб я заснула коло Перчика… А тут ты попался… Да-а-а-а… Я ж ушла, а ты попался… А Перчика утащили-таки… А не устерегли… Дурни… Все дурни… Бегают друг за дружкой… Нет чтоб раз такое дело – сразу, без беганины… А про другое – точно. Про другое…
Про другое было такое.
Дора сказала Розе, что все про нее знает, что при случае имеет для предъявления человека. И что поэтому Роза должна Доре отслужить…
Будем откровенны. До этих слов я слушал Дору как человека, даже как женщину, которая много перенесла в своей трудной жизни, которая, может, даже психически заболела от переживаний и ударов судьбы. Сочувствие к Доре не было мне совсем чуждо.
Чтоб поддержать Дору шуткой, я спросил:
– И чем же вы, Дора Соломоновна, хотели с Розки проценты взять? Перчиковым салом в бочке? Или грошами?
Дора сало пропустила мимо ушей. А гроши не пропустила.
– Зачем грошами? От Перчика мне нужен был мой Маричек. Я думала, Роза выведает. А не выведает – по-другому откупится, по правильной цене. Дитем и откупится.
Во мне еще продолжался задор:
– Вроде цыганки? Украдет чужое и вам на ваши добрые руки передаст?
Дора на мой задор не ответила встречным задором. А ответила прямо черт-те чем.
– Зачем чужое? Свое и отдаст. Мне по еврейскому закону на колени родит, и будет дите мое. На случай, вдруг мой Маричек пропадет насовсем. А не пропадет, найдется, дак будет у меня двое. Пускай.
– Дора Соломоновна, вы шо, ума лишились до последней капелюшечки? Про какой мракобесный закон вы несете? Кто б вам что отдал, считай, за просто так? Розкиному дитю, шоб вы знали, отец при любом режиме полагался… И что, Дора Соломоновна, папаша б вам родного ребенка тоже отдал?
Дора утупилась мне в самые глаза и сказала нормальным голосом:
– Ты б точно отдал. Я про тебя такое всегда чуяла.
Дальше Дора себя совсем отпустила. Говорила, докладывала, аж слюни летели.
– Я ж сильно хотела, чтоб Роза мне родила… Она ж и красивая, и умная, и всякая… Только мне от Ракла дите было не нужное. Мне нужное от своего, от еврейского хлопца. Думала, может, от Шкловского… Хоть он и гад… Дак Ракло перебил… Потом же ж не сильно разберешься… Ладно… А тут ты! Ой, Лазарь! – Дора тронула меня пальцем. – Я ж тебя не сразу, а назначила! Уверилась и назначила… У Рувима про тебя вызнала и Розу направила. А Розе ж все равно… И хорошо получилося…
Я и хотел смолчать, а не смог.
– Дора Соломоновна! Вы щас рассказываете чистый снизу и до самого верха бред. Куда вы кого направили?..
А Дора уже стала не Дора, а патефонная пластинка с ши́пом, сипом и тому подобным.
– Да-а-а… Ш-ш-кловс-с-ский вывернулс-с-с-ся таки, с-с-сбежал… С Раклом е-щ-щ-ще больш-ш-ше с-с-с-паровался. Нач-ч-чал против Роз-з-з-ы пле-с-с-с-сти. З-зато тебя прямо к ней и повело. Я ж-ж-ж вроде и с-с-боку… Повело ж-ж тебя к Ро-з-зе? С-сам с-ска-ж-жи!
Конечно, ничего я за Дорой не повторил. Повело – не повело. Не ее это дело.
А только я сказал следующее:
– Вы, Дора Соломоновна, дурная не хуже Розки вместе с всеми остальными дурнями. Вы мне показали себя ихней командиршей. А вы не ихняя командирша, а ихний прихвостень. Я про вас понял до наипоследней буквочки. И если хотите знать, у меня скоро будет еще дите. Хотите – дам насовсем. Мне не жалко! Честное комсомольское! Только оно получилось не совсем еврейское.
Дора ожила и аж крикнула:
– Дай! Хоть какое! Мне теперь уже все равно!
И руки потянула, вроде я сейчас же ей достану дите с своего собственного живота.
Я таки задрал рубашку. Но, конечно, не для того. Я выхватил оружие и направил на Дору.
Будем откровенны, мне пришлось защищаться. Потому что с стороны Доры могло ж дойти до всего.
Чтоб привести Дору в сознание, я закричал:
– Искальщики! Мозги дырявые! Искали, аж обыскалися! Де хлопчик? Де хлопчик? От вам хлопчик – в чужом гробу уложенный! А другого – дулю вам! Дулю!!!
Дора кинулась прямо на револьвер.
И получилось плохое. Хоть, если рассудить по-людски, для Доры получилось хорошее.
Я открыл в хате все окна – для холода, позаботиться о покойнице, чтоб не завонялась, залил огонь в печке, загасил лампу и пошел.
Да.
На тот момент передо мной остался ряд вопросов. Я шел и представлял, как буду нести их по всей своей дальнейшей жизни. Как буду искать ответы. Причем без помощи других людей. И как найду…
Ознакомительная версия.
