Ознакомительная версия.
– Поговорила.
– И что?
– И то. Сказала, что не против. Да и потом…
– Потом он проводил меня, – шептала Роза, положив свою голову к матери на колени. – И еще раз проводил. И еще…
– Ты знаешь, что он женат?
– Какое это имеет значение?
– Большое.
– Он не любит свою жену.
– Так все говорят.
– Мама, все – это все. А он – это он.
– Роза, потом ты захочешь другого: семьи, детей.
– Потом…
– Это наступит гораздо быстрее, чем ты думаешь.
– Мне все равно.
– До тех пор, пока ты ощущаешь себя единственной.
– Ты специально так делаешь?
– Что?
– Портишь мне настроение…
– Почему, как только я завожу речь о чем-то серьезном, ты называешь это «портишь мне настроение»?
– Ну потому что ты мне его портишь, – с обидой произнесла Роза.
– Хорошо. Чего ты хочешь от меня?
– От тебя?
– Да, от меня.
– Скажи, что ты не против.
– Я не против.
– Скажи, что ты не возражаешь.
– Я не возражаю.
– Скажи, что не обижаешься…
– Нет. Только я хочу уточнить одну вещь: ты остаешься жить дома или уходишь?
– Вадим снимает квартиру, – уклончиво ответила Роза.
– Это понятно. Ты не отвечаешь мне…
– Мама, не обижайся. Я, наверное, уйду.
– Наверное или уйдешь?
– Уйду.
– Значит, в свободное плавание?
Роза не ответила, перевернулась на живот и уткнулась матери в колени. Полежала минуту, снова перевернулась и, как в детстве, закрыла лицо ладонями. «Смущается», – подумала Петрова и потрепала ее по белокурым волосам. Люся была не права: дочь не смущалась, дочь была отчаянно счастлива, отчего на ее восковой коже проступили пунцовые пятна.
Три дня тайком от Жебета сообщницы собирали вещи. Большую часть Роза отбраковала, мотивируя тем, что в новой жизни им не место.
– А что я буду с ними делать?
– Выкини, – без сожаления советовала Роза.
– Рука не поднимается, – посетовала Петрова.
– Ну не выкидывай тогда, пусть висят, где висели.
В результате дочернее приданое свободно разместилось в двух спортивных сумках, из соображений конспирации засунутых под пустовавшую Светкину кровать.
Накануне отъезда Люся поинтересовалась у самовольно вышедшей замуж:
– Ты отцу сказала?
– Нет.
– Почему? Это нечестно. Он любит тебя. Это его ранит.
– Скажи сама?
– Ну уж нет! Я не для того с твоим отцом разводилась, чтобы потом готовить его к твоему бегству.
Поговорить с Павликом Роза так и не решилась. Она написала ему записку, после прочтения которой Жебет пришел в ярость и обвинил Петрову в пособничестве безнравственности.
– Кто он? – наскакивал покинутый отец на бывшую супругу. – Ты его знаешь?
– Знаю, – подтверждала Люся.
– Наверное, мерзавец, – переходил на картавый клекот Жебет.
– Нет, вполне достойный человек, – отстаивала дочерний выбор Петрова.
– Достойный человек, – Павлик надувал щеки, – не стал бы этого делать тайком.
– Он и не делал этого тайком.
– Значит, ты обо всем знала?
– Да.
– И ты позволила? Это безответственно.
Полной безответственностью на самом деле стала Люсина нерасторопность: из-за домашних катаклизмов она сбилась со счета, потеряла две, а может, и три недели. За помощью Петрова обратилась к своей сокурснице и подруге Соне Левиной, к этому моменту – заведующей одной из женских консультаций Одессы.
– Ну, ты даешь! – пробасила Соня, и усы над ее верхней губой, во всяком случае, так показалось Люсе, шевельнулись. – Срок-то критический.
– И что мне делать? – растерянно уточнила Петрова.
– Может, родишь?
– Сонь, я уже бабушка. У меня внучка есть. Какое «родишь»!
– Чем ты думала, Петрова? – покачала головой Соня.
– Так вышло. В общем, не тяни: или да, или нет.
– Люсь, ты вообще понимаешь, что это криминал? А если с тобой что-нибудь случится?
– Я не буду предъявлять претензий.
– Ты-то не будешь, претензии будет предъявлять экспертная комиссия, а потом народный суд, – мрачно пошутила Левина.
– Я напишу расписку.
– На… мне нужна твоя расписка, дурища? На сколько ты прилетела?
– Десять дней за свой счет.
– А что дома сказала?
– Да говорить-то особо некому.
– В смысле?
– Ну девочкам же я об этом не скажу! А Жебету – тем более. К тому же мы развелись.
– Да? – изумилась Соня, а потом решительно добавила – Давно пора! Подожди, а ребенок, значит, не от Павла?
– Соня, ну какая теперь разница!
– А от кого?
– Не от него.
– Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. А на работе ты что сказала?
– Что поехала к морю здоровье поправить.
– Ну, ты шутница: здоровье ты, конечно, себе поправишь. Причем на несколько месяцев вперед.
– Соня, можно покороче: да или нет?
Левина наконец-то стянула перчатки и, собрав усы в какой-то хилый кустик, хмыкнула:
– Люська, ну почему тебя, такую очкастую, любят, а меня, такую сисястую – нет.
– Сонь, – устало промолвила Петрова. – Ты стала грубой.
– Станешь тут грубой, – всхлипнула Левина. – Одна как перст.
– Ну что ты прибедняешься? У тебя миллион племянников.
– Племянников миллион, а своих так и не было… В общем, на всякий случай пиши расписку.
После десятидневного отпуска Петрова вернулась худой и бледной. Роза с Вадимом встречали ее в аэропорту.
– С приездом, Людмила Сергеевна, – поприветствовал нелегальную тещу не менее нелегальный зять.
– Спасибо.
– Мамочка, ты такая беленькая, худенькая, – заволновалась еще больше похорошевшая от неузаконенного счастья Роза.
Петрова смутилась и пробурчала что-то про акклиматизацию, про бронхит, про неудобства перелета…
– Поехали к нам. У нас Светка с Алисой, – соблазняла мать Роза.
– Не могу. Мне нездоровится. Лучше домой.
Роза надула губки. Люсин отказ шел вразрез с ее представлениями о счастье.
– Ну, домой, так домой, – не растерялся Вадим и распахнул перед Петровой дверцу.
В дороге жутко мутило, перед глазами загорались разноцветные сполохи, на лбу проступал холодный пот, ломило в висках. Поднявшись на свой этаж, Люся на автопилоте открыла дверь, перешагнула через валявшиеся в прихожей сандалии бывшего мужа и, не раздеваясь, рухнула на кровать. Лежала, скорчившись, до вечера, периодически проваливаясь в дрему, пока не зазвонил телефон. «Не буду брать», – решила Петрова и зажмурилась изо всех сил.
Не тут-то было. Аппарат звонил, не переставая. Сначала Люся считала звонки, потом сбилась и в результате поднялась. Пока добрела до прихожей, телефон звонить перестал. Стало обидно до слез. Петрова присела на скамеечку перевести дух, и вновь квартира наполнилась телефонным звоном.
– Слушаю, – прошептала Люся.
– Петрова! Это ты? – услышала она в трубке. – Как долетела?
– Все хорошо, Соня. Я дома.
– Как самочувствие? – напирала Левина.
– Соответственно моменту, – доложила Люся.
– Восстановительный период – месяц, – продолжала инструктировать одесская подруга.
– Я помню.
– Мало ли что ты помнишь! Возьми больничный.
– На каком основании?
– Придумай что-нибудь, – затрещало в трубке, и связь прервалась.
«Обязательно», – мысленно ответила Петрова и в задумчивости набрала номер. Женский голос на том конце манерно произнес: «Аль-ле». Люся бухнула трубку на рычаг. «Вот тебе и аль-ле!»
Это дурацкое «аль-ле» крутилось в голове всю ночь. Утро наступило хмурое, бессолнечное, отвратительное по всем характеристикам. Обнаружив, что Жебет дома не ночевал, Петрова несколько приободрилась. Приняла душ и засобиралась на работу.
Коллеги с интересом рассматривали Люсю, не забывая отметить отсутствие загара, изможденное лицо и нездоровую худобу. Петрова терпеливо повторяла про акклиматизацию, бронхит и утомительный перелет. К обеду в кабинете зазвонил телефон. Люся безрадостно взяла трубку. Трещала мембрана, гася чей-то глубокий голос.
– Конечно, буду, – пролепетала она. – Как обычно.
Кирилл Александрович Сухояров – начмед детской поликлиники – сидел на скамейке городского парка и недовольно пыхтел. Лишний вес, апоплексический цвет лица, обильный от жары пот – все выдавало в нем человека, измученного нервной работой. Ждать Кирилл Александрович, по должности, не любил, но другого выбора у него не было, потому что поджидал он не припозднившихся подчиненных, а неожиданно испарившуюся на целых десять дней Петрову.
Без нее начмед тосковал, раздражался и срывался на домашних почем зря.
– Что с тобой, Кирюша? – участливо интересовалась жена.
– Устал. Пора в отпуск, – рапортовал супруг, не глядя в глаза.
Появившаяся в конце аллеи Люся шла необычно медленно, словно раздумывая, не повернуть ли назад. «Что-то случилось», – екнуло в груди у Кирилла Александровича, и он поднялся.
Ознакомительная версия.
