Уходила в ванную и запиралась, сквозь зубы выговаривая все злые, ненавидящие слова, которые не смела и думать высказать на самом деле.
Совершались мелкие ритуальчики, в них не было ни одной трещинки, за которую можно хотя бы зацепиться ногтем и отколупнуть кусочек.
Закалывались волосы, оголяя бледное лицо, накладывалась приготовленная с вечера маска, потом включался душ, махровой рукавичкой растиралось все тело, затем Эрна становилась под воду и закрывала глаза: вода лилась чуть теплая, пахнущая ржавчиной, совсем не такая, что была у нее дома – талая вода со снежных вершин, от которой кожа вздыхала и волосы начинали сверкать и ласкаться.
Каждый раз Эрна позволяла комку подойти к самому горлу и затем отгоняла его вниз, в душу, в самый темный ее тайничок.
Напоследок тело десять секунд обдавалось ледяной водой, затем колючее полотенце растирало кожу до красноты, кремы методично вдалбливались в лицо, веки, шею, затем широкими мазками по всему телу, надевалось свежее белье и пахнущее утюгом батистовое платье.
Затем наступал черед постели: Эрна выгружала одеяла и подушки на балкон, долго их встряхивала и лупила ракеткой, колебалась – а не сменить ли белье, но ведь только вчера поменяла, это уже паранойя, тащила все обратно, расправляла, разглаживала руками, тянула матрас, взмахивала простыней, которую ветер тут же подхватывал и превращал в парус; и, насладившись мгновением почудившегося моря, Эрна натягивала ткань без единой морщинки, сверху укладывала одеяла – и чтоб не дай Боже не закралась лишняя складка, сытые взбитые подушки сонно жмурились в ожидании покрывала – все, уже конец, уже предел совершенству, край тянется параллельно паркету, углы прямые, постель заправлена, день начался.
Никуда не денешься, придется идти прочь из спальни.
Все в этом доме было удручающе настоящее, крепкое, пахучее, настроенное против Эрны: особенно ненавидел ее угол при входе из коридора в кухню и неизменно бил по локтю, и еще нарядные деревянные сабо – они как-то ухитрялись стукать ее по щиколотке, и саднящая боль в двух местах сразу становилась противовесом темной тяжести, тянущей изнутри.
Остальные вещи были не столь прямолинейны – но делали больно гораздо ощутимее: например, цвет стен в гостиной, пепельно-лиловый, или крошечная тарелочка для супа – вообще вся посуда в этом доме была как будто из кукольного набора, поскольку Мама Лали считала, что есть большими порциями – дурной тон.
Но при этом она без малейшей запинки могла сказать при соседях, что ее невестка целыми днями сидит и читает – вы подумайте, взрослая замужняя женщина позволяет себе НИЧЕГО НЕ ДЕЛАТЬ!
В это утро к обычной тревоге добавилось новое ощущение: легкая тошнота. Ветер на балконе пах не озером, как обычно, а падалью. Может, в соседнем доме снова чистят мусоропровод? Вроде нет. И во дворе относительно чисто – по крайней мере обломки строительных блоков и горы щебня не могут так вонять.
Что-то новое.
Почему я с ними не разговариваю, черт возьми, подумала Эрна и, набрав полные легкие воздуха, громко позвала свекровь:
– Мама Лали! Идите-ка сюда на минуточку, вы должны знать, в чем тут дело.
Свекровь незамедлительно явилась на зов, шаря глазами по дому напротив – ей смерть как хотелось залучить невестку в союзники, чтобы всласть обсуждать соседей, их белье и хлам на балконах, их неглаженые шторы и вульгарные люстры, их явные супружеские ссоры и скрываемые детские шалости, а эта жеманная Эрна делала вид, что она далека от сплетен, а сама все слушала с растопыренными ушами. Неужели созрела и стала нормальной женщиной, с которой можно дружить?!
– Принюхайтесь, – нервно подрагивая ноздрями, сказала Эрна, – чем это так гнусно пахнет, вы не знаете? Такой странный запах. Как будто в старом птичнике разломали арбуз. Может, у нижних соседей что-то сгнило на балконе, а нам не видно?
– Опять ты со своим носом, – проворчала разочарованная донельзя Мама Лали, – прямо как сапер. Ничего не пахнет, не выдумывай, у тебя фантазии, в апреле тебе арбуз мерещится. Хотя… Посмотри на меня!
Напуганная Эрна повернулась к свекрови, готовая к чему угодно.
– Что? У меня с лицом что-то?
– Да какое с лицом – ты чересчур уж бледная. Тебя не тошнит случайно?
– Нину… немного, в самом деле, – растерянная Эрна не знала что и думать – неужели старуха знает об этом доме что-то такое, чего она не угадала?
– Ага, – со значением весело прищурила глаз Мама Лали. – Ты беременна!
– Нет, что вы, – сокрушенная догадкой Эрна быстро ушла с балкона и второпях добралась до спальни – ежедневный ход жизни был нарушен, она не заходила туда в то время, когда Анри облачался в костюм и выбирал галстук: ему нельзя было мешать, потому что верный галстук играл важнейшую роль в его работе.
Впервые безмятежная поверхность покрывала была нарушена повалившейся на кровать хранительницей порядка.
Тошнота стала явственной.
– Это все от внушения, ну что я за человек, ничего мне сказать нельзя, – дыша в подушку, пахнущую куриным пером, дрожала Эрна.
– Что с тобой, ты на себя не похожа, королева моя, – покосился на нее в зеркале Анри.
– Не знаю, по-моему, мне нужно выпить воды, – часто дыша, прогудела сквозь подушку Эрна.
– Можно я зайду? – всунула в дверь настороженный нос Мама Лали. – Ты же ничего не ела, в чем дело? И пахнет тебе все. Значит…
– Выйдите, ну что за манера – заходить в супружескую спальню! – в бешенстве выкрикнула Эрна и залилась слезами.
Вот оно, новое. Непоправимо новое, и нечего себя обманывать.
Все, это конец.
Теперь она навсегда привязана к этому дому, к этим запахам, к этим скучным вещам, к этому непонятному мужчине и его матери.
Господи, как это могло случиться?!
Я просила совсем не этого, Господи.
Господь смотрел на нее осуждающе, потому что она вела себя отвратительно – накричала на пожилую мать мужа, да какая разница – если бы та была не пожилая, все равно нельзя кричать, но раз пожилая, то это хуже, Господи, я не хотела, что я тебе сделала, и я точно знаю, что теперь все кончено.
– Ничего, ничего, не расстраивайся! – Анри не сердится? Не хмурит брови и не сметает скляночки на пол? Не угрожает все рассказать ее родителям, не попрекает бездельем?
Что с ним?!
Неизвестно, что хуже.
Мама Лали стояла улыбаясь.
Да что с ними, сума они все сошли, что ли? Она должна была хлопнуть дверью и вылететь прочь с причитаниями, что невестка желает ее смерти, и сын-мерзавец во всем потакает этой стерве.
Вместо этого они подходили к постели с двух сторон, и ей почудилось, что они наконец-то сговорились и готовятся ее убить. Сердце поползло к горлу, застряло там и заколотилось в стенки – помогите, кто-нибудь!
– Эрна, детка, не волнуйся. Это все пройдет, это бывает, – нечеловечески добрым голосом сказала Мама Лали. – Ты приподнимись, я тебе подложу подушки. Открой окно, Анри, что стоишь столбом?!
Эрна закрыла глаза и мысленно распрощалась с жизнью.
Ты же хотела, чтобы все переменилось.
Вот оно, настало, пришло.
Смотри теперь, это и есть твоя вымоленная новая жизнь.
Почему они стали совсем другие – неужели из-за ее беременности?
Беременности.
Слово было странноватое, овальное, как объемное ухо, но не таило в себе ничего страшного.
Это навсегда, подумала Эрна. К этому надо привыкнуть.
Лист блокнота разгладился, стал послушным и умиротворяющим, на нем ничего не хотелось писать – пока.
Хотелось обдумать, что на нем нарисовать – шариковой ручкой, мелкими штрихами, как она рисовала на уроках физики в школе, и курносый Пако смешил ее историями, рассказанными шепотом.
Эрна открыла глаза и произнесла что-то совсем невообразимое:
– Эти подушки надо выбросить. Анри, купи сегодня в датском магазине новые, четыре штуки, и заодно два новых одеяла.
Каким наслаждением было видеть их готовность бегать на цыпочках и вынести хоть весь дом на помойку – лишь бы драгоценная шкатулка с наследником не капризничала.
– Я принесу тебе воды или что-нибудь тебе приготовить? – Мама Лали смотрелась очень мило, когда стала на нижнюю ступеньку лестницы. Анри можно заставить похудеть, и купить ему нормальные джинсы, и запретить бриться каждое утро. И уж совершенно точно – перекрасить гостиную ко всем чертям. Сделать ее терракотовой и расставить глиняные кувшины по углам.
Нет, жизнь вполне можно наладить. Вполне. Надо только хорошо обдумать то, что ей предстоит, – ребенок… ребенок.
И зачем она так волновалась по пустякам?
– Сделайте мне салат из помидоров с оливками и крепкий чай, – с удовольствием отдала распоряжение Эрна и вытянулась в постели. – И там на комоде лежит мой блокнот с ручкой – заодно прихватите. Очень приятный воздух сегодня, правда?
У каждого трепла вроде меня – любителя отыгрываться за несостоявшуюся актерскую карьеру на любой беззащитной аудитории – есть мешок обкатанных историй, в которых отрепетированы каждое слово, жест и чих; но всегда остается простор для импровизации и продолжения – истории текут мне в руки прямо из жизни, персонажи знакомы, реалии близки, а все остальное – дело куража и вдохновения.
