И опять плетется отцовская речь. О совхозе, о надоях на фуражную корову, о поголовье…
Амантай смотрит на братьев. Неужели дяде это интересно? И вдруг понимает, что отец его безнадежно, навсегда отстал. Что ни дяде Марату, ни ЦК, ни вообще никому это все уже не нужно. Все его идеи. Лозунги. Вера в коммунизм. И ему почему-то становится жалко отца. Жалко его переживаний. Его рвения донести до дяди какую-то свою правду. Жалко его старомодного костюма с пятнами. Его потраченной жизни…
«Да! Умели строить в старые времена. Дом, как книга. По построенным в прежние годы зданиям, – думал Сашка Дубравин, разглядывая главный корпус Алма-Атинского сельхозинститута, – можно историю учить. Вот почти дворец. Белый, с колоннами. Однако не дворец. Храм науки. Но… и не храм, судя по мелким казачатам, которые снуют по лестнице перед входом. Лепнина, статуи… Сталинский ампир. Но чувствуется уважение к науке. Сейчас таких не строят. Вон университетский городок в предгорьях. Тоже монументально. Мрамор, розовый ракушечник. Но, в общем, как-то уныло и серо. А здесь – прямо имперская мощь. С любовью. Празднично!»
Большой, шумный спортивный зал института украшен транспарантами. Белым по красному полотну написано: «Привет участникам областного первенства по дзюдо!», «Слава КПСС – вдохновителю и организатору наших побед!», «Да здравствуют советские спортсмены!»
Народу как грязи. Черноголовые казачата, словно мухи, облепили балкон, идущий вокруг зала. Казахская молодежь из аулов, а это и есть основной контингент сельхозинститута, борьбу любит. И борцов уважает. Поэтому-то областное первенство и решили провести здесь.
Внизу, в партере, публика посолидней. В основном это крепкие, коротко стриженные мужчины в коротких куртках. Много студентов сельхозинститута.
Всю ночь он крутился вчера на кровати. Мнилось: «Всех заломаю! А там – почет, слава! Она поймет. Оценит, кто я!»
И только под утро чуть освежился сном.
Но сейчас, когда увидел здоровенных мужиков, как-то засомневался. Кругом все чужие. Никого не знаешь. И что делать? Куда идти?
Хорошо, хоть вдруг неизвестно откуда вынырнул плотный, крепенький, как гриб боровик, белобрысый Витька Палахов. Он уже все узнал:
– Чё бродишь по коридорам? Нам на взвешивание надо. Айда со мной! Сюда! – и он заскользил в толпе спортсменов, отыскивая нужную комнату.
Обшарпанный стол регистратора. За ним – незнакомый мужик со сломанным носом и без двух пальцев на руке. Держит ручку оставшимися тремя. Записывает. Глянул серыми глазами. Спросил:
– Новичок?
Дубравину показалось оскорбительным признать себя новичком, хотя в действительности так оно и было. Из гордости сказал:
– Перворазрядник!
– Понятно! – регистратор еще раз внимательно посмотрел на его мощную фигуру. И выдал голубенький бланк – анкету участника соревнований.
Саша отошел в сторону к подоконнику, начал заполнять графу «Спортивное общество». Следом подошел Витька:
– Ты чё сделал? Это же не соревнования внутри секции. Посмотри, какие в твоем весе быки! Это же туши свет! А ты к перворазрядникам полез. Ох, намнут тебе бока! У них отдельный турнир…
– Витек! Иди на хрен! – отмахнулся от него Сашка. – Откуда я знал? Никто ничего не объяснил. Чо теперь делать-то? Не идти же заново и говорить: «Извиняйте, батьку, я на самом деле только три месяца занимаюсь».
– Начинается взвешивание и жеребьевка участников соревнований! – раздался металлический голос из громкоговорителя.
Все выстроились во внушительную голую очередь к напольным весам. Дубравин с Палаховым с опаской поглядывали на мускулистых, крепких парней вокруг себя. После взвешивания тянули порядковые номера. Сашке достался восьмой. Седьмой – какому-то Вахиду Сулбанову.
Они вышли из раздевалки, где неторопливо переоделись в белые кимоно. Присели в зале на длинной скамейке, отполированной бесчисленными спортивными задницами. Саша нервничал. Ему хотелось хоть издалека посмотреть на своего соперника. По ряду к ним пробрался мешковатый Мишка Петров. Поздоровались.
– Ну, кто у тебя? – спросил, шлепая губами, Петров. – Я, видишь, ногу потянул, не участвую!
– Какой-то Сулбанов. Ты его не знаешь?
– Ты! Ногу потянул?! – влез в разговор Витька. – Брешешь все! Как соревнования, так у тебя причина. Бздишь небось выходить на татами?
Мишка проигнорировал его выпад. Ответил Дубравину:
– Сулбанов – сильный борец. Он в прошлом году на городе выступал. И выиграл три схватки подряд. Его остановил только наш Яндарбек. Да и то выиграл только два очка. Просто преимуществом. Ва-за-ри! А ты-то как попал к нему в пару? Он года два занимается.
– Да я ему говорю! – опять встрял Витька. – Среди новичков он точно первое место взял бы. Нет, полез! – Витька сморщил гримасу, махнул рукой и покачал своей белобрысой головой.
Пока они так беседовали, на двух татами появились первые пары. Снова зарокотал металлический «глас судьбы»:
– На первом татами номер первый – борец с синим поясом Куаныш Сатдебеков, номер второй – Петр Путин, борец с черным поясом. На втором татами номер третий… Приготовиться номеру седьмому… номеру восьмому…
Дубравин спустился вниз с трибун и остановился у края татами, ожидая окончания схватки, чтобы выйти на ковер. На другой стороне он увидел широкоплечего, с дуб, рыжеволосого парня почему-то не в белом, как все, а в синем кимоно. Парень завязывал пояс и что-то нервно говорил стоящему рядом тренеру. Сашке что-то показалось до боли знакомым в этом уверенном облике. Где он видел этот нос с горбинкой и рыжую копну волос?
А тысячеголовый зал уже гудит, шумит, мелькает перед глазами флажками, кепками…
– На ковер вызываются…
Сашка уже ничего не слышит и не видит от волнения. Подтягивает штаны, машинально поправляет пояс на куртке. И смело шагает на татами, чувствуя только сотни остановившихся на нем взглядов.
– …Вахид Сулбанов, – заканчивает фразу металлический голос судьи.
И навстречу ему шагает с другой стороны рыжеволосый парень в синем кимоно.
«Целинное поле. Второе отделение. Бригада грачейшабашников. И он бьет в челюсть вот этому самому парню. Тогда».
Они на секунду встретились глазами на середине татами, и удивленный вопрос в глазах подтвердил, что Ваха тоже узнал его.
От неожиданности ноги стали непослушными, ватными. Потом толчок сердца – кровь побежала по жилам.
– Хаджиме! – махнул между борцами рукой, словно приглашая к схватке, судья на ковре. И пошел отсчет секунд.
Они сразу с такой дикой яростью сцепились на ковре, что зал ахнул. Обычно в начале схватки дзюдоисты прощупывают друг друга. Примериваются, пытаясь найти наиболее удобный для себя захват, позицию.
Здесь не было ничего этого. Ваха, как только понял, кто перед ним, ринулся всем телом вперед, пытаясь с ходу сбить своим весом и силой Дубравина с ног, подмять под себя, придушить.
Короткие, словно литые руки, волосатые толстые пальцы, могучий, безукоризненно ровный, что вверху, что внизу, торс. Такие же короткие, но с могучими икроножными мышцами ноги. Грудь, покрытая рыжим волосом. Копна таких же непокорных рыжих волос на голове. Крепкий, как дуб, он в эти минуты был чем-то похож на медведя. И сила в нем была такая же. Ведь за этим обличьем скрывался могучий скелет с жесткими, как капроновые тросы, сухожилиями, широкими костями и тяжелыми плотными мышцами. «Качественными», как говорят в таких случаях знающие люди. Если учесть, что до секции дзюдо Сулбанов выступал в вольной борьбе, то ясно было, что Сашке достался грозный противник. Мужчина. Но если внимательнее приглядеться, то, несмотря на уже пробивающуюся рыжую щетину, в лице Вахи было что-то детское, наивное, как и у многих чеченских ребят – детей природы и обычаев.
Дубравин хорош по-другому. Он выше Вахи на голову, атлетически, но пропорционально сложен – широченные вислые плечи, узкие бедра, могучая грудь. Эта разница сразу сказалась на характере схватки.
Они сошлися – лед и пламень. Если проще, то это было похоже на битву гусеничного трактора с подъемным краном. Ваха, как трактор, с разбега налетел на Сашку, толкал, теснил его к краю татами, стремясь захватить своими руками его ноги, а потом подмять его под себя, перевести борьбу в партер, где он, безусловно, имел бы преимущество за счет веса и силы. Дубравин же уходил от захвата, лавировал, стремясь поймать противника на прием, поддернуть вверх налетающую на него тушу, а затем бросить через спину или бедро. Пару раз ему даже почти удавалось это. Но тяжесть тянула вниз, не давала воспарить «синей птице» над татами. «Ох и трудная это работа – из болота тащить бегемота!»
Они оба уже взмокли. Более того, едкий пот лился у Дубравина со лба, застревал в бровях, а теперь уже и проникал в глаза. Он машинально смахивал его со лба. Прозрачные капли падали на ковер.
