Ознакомительная версия.
Но – повезло, оказывается, не только нам. Главным везунчиком был дедуля – продавец! Продать брошенное жилье желали многие! В деревне было двадцать домов, из них половина пустые. Школы не было, фельдшерского пункта тоже. Изобиловала она яркими персонажами. Например, был там такой Коля БАМ. Его так прозвали, потому что раза четыре в жизни он твердо решал уехать на БАМ – заработать деньжищ. Собирали его всем миром – провизия на дорогу, одежда, деньги. Доезжал Коля лишь до Приволжска – а это аж двадцать пять километров! – ну, а там – дружки устраивали ему проводы. Напровожается Коля, деньги пропьет и – обратно в родную деревню! До БАМа, понятно, он ни разу не доехал, но кличка осталась.
Жизнь в Меленках мы вели миссионерскую – привозили из Франции старушкам лекарства, лечили скотину, купили инвалидное кресло неходячей бабулечке. По весне дочка вывезла ее на улицу – и бабушка наша расплакалась! Семь лет не видела солнца, не слышала птиц, не смотрела на кусты и цветы.
За те четыре года, что мы прожили в Меленках, врача я там не видела ни разу – старики местные были прочно забыты.
Было и то, чем мы очень гордились. Мы много писали в Красный Крест – почему помогают городам, забыв про деревни? Там же живется не проще! И добились – Красный Крест помог Ивановской области – перечислил деньги, в два раза превышающие годовой бюджет.
Андре писал книгу и занимался с деревенскими ребятами французским. Я организовала кружки – рисования, лепки, вязания и вышивания. На Новый год мы запускали салют, фейерверки – дети видели это впервые! Ставили мы и спектакли, мастерили подарки родителям. Помогали мы деревенским, чем могли, и очень старались облегчить им жизнь. Нас приняли – и это было приятно! Мы здесь стали своими!
Была одна забавная история с камнем. Камень этот я обнаружила довольно далеко от пруда, который мы вырыли у нашего дома. Был он огромным, очень красивой формы. Как дотащить? Пришли как-то местные мужички поклянчить на водку.
– Не дам, – сказала я. – Хотите выпить – заработайте!
– Не допрем, – уверенно сказали мужики. – Ты что, барыня, заболела?
– Пятьдесят рублей, – отрезала я. – Думайте. Дело-то ваше!
Пятьдесят рублей – огромные деньги! Они быстренько посчитали – пять бутылок «родимой и беленькой». Соблазн не просто велик – огромен!
Итак, приступили. Назвала эту акцию я «камень дружбы».
Сначала мужичков было пятеро, потом семь, а вскоре двенадцать. Ходят вокруг глыбы и чешут затылок – вот лежат пятьдесят рубчиков, а взять-то никак! Подключились и те, кто непосредственно в акции не участвовал. Вспомнили и пирамиду Хеопса, и инков, и ацтеков, и прочих. Я удивилась этим познаниям – качественное советское образование вдруг всплыло в замутненных алкоголем мозгах. Возбудились все чрезмерно. Тут я поняла, что это событие стало, скорее всего, самым грандиозным за последние десятилетия – мужики решили подзаработать!
Поняла я и другое – как общее дело может сподвигнуть на подвиги – именно так, наверное, в едином и страстном порыве, в возбужденной суете, народ наш когда-то и совершил революцию.
В общем, камень стал потихоньку продвигаться к моему пруду. Ну, а через три дня он лег на бережок. Размер его я не оценила – видела ведь только верхушку айсберга. А выкопанным он оказался просто гигантским!
Оценив ситуацию, я, не подумав, попросила его чуть подвинуть. Сказав это, я пошла в дом за деньгами. Воодушевленный народ потер рабочие руки и резво приступил к последнему акту – теперь уже явно, а не призрачно маячили денежки. Но ночью шел дождь, и берег пруда размыло. Я вышла на крылечко, зажав в руке деньги, как раз когда камень наш начал медленно, но верно сползать по скользкой глине в воду.
Трое самых отчаянных прыгнули в пруд и подставили хилые плечи. Но камень мой сполз, наплевав на отчаянные старания физкультурников-«силачей». Булькнул тоскливо и издевательски и ушел в пучину.
Повисла тишина. Народ хоронил пятьдесят рублей. Я протянула им деньги, испытывая гнетущее чувство неловкости.
Мужики почесали репу и, взяв гонорар, громко сглотнули вязкую от предвкушения слюну:
– Не беспокойся, барыня! Сволочь мы эту достанем!
Война с камнем шла еще три дня. Подключились уже и бабоньки, и дети, и старики. Андре бегал вокруг пруда и щелкал фотоаппаратом. В дело были пущены сети и шесты. Трое мужичков торчали в пруду, пятеро бурлаков крутились на берегу. Шесть раз камень срывался и ускользал. Но в конце концов человеческая воля одолела силу притяжения!
А за всем этим наблюдала я – растерянная женщина, затеявшая всю эту кутерьму и неожиданно сплотившая всех вокруг. Через год исполин наш прижился, оброс растениями и выглядел так, словно родился на берегу нашего пруда. А деревенские еще много лет вспоминали эту дурацкую эпопею и необычайное веселое единение, охватившее всю деревню.
Постепенно я сделала парк, разбила клумбы и сад, облагородила двор, и к нам стали приезжать гости со всего света – французские приятели мужа, московские и питерские друзья. Знакомые знакомых. Знакомые знакомых знакомых – сарафанное радио стало набирать обороты. Муж и жена, она – москвичка, он – парижанин, живут в глухой деревне и там сотворили свой рай – нечто такое, на что любопытно, интересно и познавательно поглядеть.
К тому же хозяйка прекрасно готовит! А какие она печет пирожки!
Местные называли меня «барыня». И это не наше понимание этого слова. Для нас это прежде всего лентяйка. А для них – красивая, ухоженная и культурная женщина. Ну а Даниэль для них «бантик». То есть сын барыни. «Бантик» – это хорошенький, упитанный и воспитанный мальчик. Оба этих слова – большие комплименты. Сыночек мой ходил в школу через лес, километра за три. Зимой – на лыжах, один.
И вот раннее утро. Даниэль отправился к учительнице, Лидии Михайловне Любимовой. А в мое окно постучали. Выглянув, увидела троих заросших мужиков в тулупах и валенках.
– Барыня! – кричали они. – Мальчонку-то попридержи! Бантика своего! В школу его не пущай!
– А что случилось? – спрашиваю.
– Да попридержи, говорим, пока волков не отстрелим! Уже вышли, клыкастые! Попридержи!
Я бросилась из дома, едва успевая нацепить тулуп на ночную сорочку и влезть в валенки. Бежала по лесу и орала во все горло. Добежала до учительницы, ворвалась в избу – вижу, мой любимый бантик сидит за столом и пьет чай. А добрейшая Лидия Михайловна достает из печки горячие пироги.
Но – вот некоторые странности деревенской жизни меня потрясали.
Хочу купить в деревне яйца, обращаюсь к крестьянам и слышу отказ:
– Яиц, барыня, нет!
– Как нет? – не понимаю я. – Куры есть, а яиц нет?
– Не несут.
Мой опыт ведения сельского хозяйства уже был огромен. Помню французских наседок, красавиц, у каждой на лапке цветное колечко – возраст. Я знаю, что курица хорошо несется в первые пару лет – года два-три, но не больше. Потом больше ест, желудок у нее растягивается, яиц она несет все меньше и меньше, мясо ее становится жестким и жилистым, и потому их жизненный путь, увы, имеет определенный предел. Два-три года – и все. Понимаю – нет у нас знаний, нет культуры сельского хозяйства. Есть опыт, а всего остального нет! Мы по-прежнему изобретаем велосипед – вернее, пытаемся. Все помнят историю с кабачками и огурцами – где в советские времена мы видели маленькие кабачки? А крошечные огурчики? Кабачки выращивались до размера именно кабанов. А огурцы – до размера приличного кабачка. В больших кабачках была дубовая шкура, огромные семечки и рыхлое, невкусное «мясо».
Я поехала на птицефабрику в Шую, купила триста пятьдесят цыплят. Раздала всем по десятку, а себе оставила семьдесят пять.
Я помню, как растили цыплят у бабушки Оли на Кавказе, как растили цыплят французские фермеры. Все очень просто – в теплом курятнике делается дверца, чтобы куры могли выходить на свободу. С другой стороны сооружается пространство – ячеечное, сетчатое – для прогулки цыплят. Почему сетка мелкая и ячеистая? Да для того, чтобы цыпленок не мог в ней застрять. Ведь он прыгает за мухами и комарами! Но этого мало – сверху, над курятником, вешается рыболовная сеть покрупнее, чтобы птицы – галки, сороки, коршуны – не могли утащить молодняк. Вокруг, по периметру загона, вырывается ров с арматурой – от ласок, крыс и лис. В курятнике вешаются автоматические кормушки и поилки, и туда можно не заходить по нескольку дней – то есть не нужно вставать в пять утра и кормить птицу!
Через пару недель собираю народ.
– Ой, да почти ничего не осталось! – гомонят они. – То лиса задушила, то крыса стащила, то коршун унес.
И я повела их на экскурсию – мои семьдесят пять штук пушистых и желтоклювых здоровы и живы!
Я попала в авторитеты – московская барынька, а вон как дело-то повернулось! Ко мне стали прислушиваться.
В Меленках жили не только бездельники и алкаши, был и другой народ. На нашем жизненном пути возникли потрясающие работящие люди: Валерий Иванович и Мария Александровна Пуховы, Маша и Николай Лебедевы, Вера и Володя Таранниковы.
Ознакомительная версия.
