– Я не хочу это обсуждать, – сказал он.
Медленно села в кресло.
– А я хочу.
– Ну так обсуди с кем-то еще. С Вовой… или ты нашла уже кого-то еще?
Я фыркнула, отпила из чашки.
– Звучит так, словно ты ревнуешь.
– Ха-ха…
Я откусила тортик и промычала:
– М-м-м, а вкусно… ты зря отказываешься. Съем все сама.
– Давай-давай… не сдерживай себя. Килограммом меньше, килограммом больше… для нас, парней, в девушке же главное – большая душа.
– О, Денис, это дешево даже для тебя – вернуться к прошлогодним шуткам о моем лишнем весе.
– Стефа, – вздохнул он и сел, отшвырнув бумажный мячик. – Зачем ты пришла? Я бы посоветовал тебе держаться от меня подальше теперь, когда у Лии развязаны руки.
– Ой, а раньше они, можно подумать, были завязаны морским узлом.
Он снова откинулся на постель, протянув:
– Слишком дорого тебе обходится дружба со мной. Это ни к чему.
Я пересела к нему на кровать и взяла за руку.
– Ты такой упрямый, что просто бесит. Хватит уже меня защищать. Мне не хватает тебя. Что бы ты там ни решил с Лией.
– Ты простила меня? – Его взгляд остановился на мне.
– Наверное. Раз я здесь.
Он кивнул и, крепче сжав мою руку, закрыл глаза и попросил:
– Расскажи что-нибудь, подруга…
И я рассказала ему о маме и ее новой работе, об Андрее и его молоденькой девушке, о том, что происходило, пока мы не общались, избегая упоминаний о времени, проведенном с Вовой. Рассказала, что на зимних каникулах ко мне приедет моя Таня из Харабали.
Он слушал меня, не перебивая, иногда задавал какие-то вопросы. И даже чай выпил и съел кусок тортика.
Вечером, когда я уже собиралась домой, предложила:
– Может, пройдемся перед сном?
Он поморщил нос.
– Не хочу.
У него зазвонил телефон, я же пошла на кухню отнести кружки. А когда вернулась, Денис натягивал свитер.
– Ты передумал?
– Знакомый попросил о встрече.
Мы вышли из парадной. Стояли недолго, минут десять. Подъехал белый кабриолет. Из него вышел Никита, одетый в короткое пурпурно-красное пальто с черным меховым воротником, под ним – белая рубашка в черный горох, белые обтягивающие вельветовые брюки, заправленные в высокие черные ботинки, на поясе – черный тонкий ремень.
Денис протянул молодому человеку руку для рукопожатия, но Никита покачал головой.
– И наплевать, что ты инвалид, – сказал он и ударил Дениса кулаком в лицо.
Я ахнула и оттолкнула Никиту в грудь.
– Ты обалдел! Урод поганый!
Денис покачнулся, но устоял на месте, задрал голову и поднес пальцы к носу, они окрасились хлынувшей из ноздрей кровью.
– Достойно. Ответить-то я не могу. – Он сплюнул кровь на снег.
– Да. Лия тоже не могла тебе ответить.
Денис криво усмехнулся.
– А она сразу к тебе помчалась плакать!
– Ошибаешься. Я приехал к ее дому, потому что она неделю не отвечала на звонки. И ты тоже! У парадной я встретил девочку, ты, наверное, помнишь, под столом в клубе сидела. Так вот, это она мне сказала, что Лия не ходит никуда после того, как ты ударил ее.
Денис снова сплюнул кровь.
– А ты должен быть счастлив. Путь к ее сердцу свободен. Дерзай.
– Ты глупец, Денис, при всех своих познаниях в разных областях. Глупе-е-ец.
– Может быть, но я не настолько глуп, чтобы не понять: ты по уши в нее влюблен. Не упусти шанс.
– Да нет никакого шанса. И не было никогда. – Внезапно он сочувственно посмотрел на меня. – И у тебя его нет. Жаль, если ты этого не понимаешь.
– Не надо ее сюда приплетать, – ледяным тоном предупредил Денис.
– Я не знаю, Денис, что у вас произошло, но ты совершаешь ошибку! – Он пару секунд стоял, глядя на Дениса, а потом сел в машину и уехал.
Я вытащила из сумки салфетки и подала Денису.
– У тебя кровь.
– Угу… – Он приложил бумажный платок к разбитому носу.
– Ты ударил ее?
– Ага, – вяло отозвался и, развернувшись, потянул за дверь парадной. – Доброй ночи, Теф.
– И тебе, – выдохнула я.
Он вычеркнул меня из жизни. Заблокировал всюду: в Сети, в своем телефоне, – а мои попытки попасть к нему домой в конце концов пресекла его мать. Я сидела под дверью его квартиры после того, как Денис запретил пускать меня. Ольга Константиновна вышла на площадку, присела передо мной на корточки, взяла мое лицо в ладони и попросила:
«Не приходи больше. Не мучай ты себя, не унижайся перед ним. Он не оценит».
Я заплакала. Она поцеловала меня в лоб и сказала, что ей очень жаль и она сама не понимает, что творится с ее сыном.
Больше я не приходила. Я каждый день стояла у входа его института. Он видел меня, но ни разу не подошел, проходил мимо, точно мы не знакомы.
Я слышала, как девчонки с его курса, увидев меня в очередной раз, назвали меня «Хатико» и рассмеялись. Мне было все равно.
Ко мне подходили знакомиться парни, но я даже не пыталась поддержать разговор или дать свой номер.
И вот однажды, перед самым Новым годом, он вышел из института. Одетый в серые брюки, коричневые ботинки и того же оттенка короткую кожаную куртку на меху. Он прошел мимо меня, но неожиданно развернулся и приблизился ко мне.
Мое сердце сошло с ума, оно колотилось так, словно я пробежала кросс. От его сумасшедшего ритма я задыхалась.
Денис скользнул по мне равнодушным взглядом.
– Лия, над тобой смеется весь факультет. Тебе нравится быть посмешищем?
– Пусть смеются.
Он закатил глаза, точно я его сильно-сильно утомила.
– Знаешь, чем любая девушка лучше тебя?
Я покачала головой, а он охотно объяснил:
– Наличием самоуважения. Даже Стефа, которую ты презираешь, когда я облапал ее той ночью в палатке, оскорбилась и видеть меня не хотела. Я сам бегал за ней и умолял простить меня. А ты пала так низко, что мне даже лень соединить два пальца и щелкнуть ими, чтобы подозвать тебя, дабы ты облизала меня.
Я опустила глаза и тихо спросила:
– Ты еще недостаточно наказал меня?
Он застонал.
– Да очнись ты. Я не пытаюсь тебя наказать. Это ты наказываешь меня, таскаясь за мной всюду!
– Денис, пожалуйста… – прошептала я, – я больше никогда ничего не сделаю ей… или еще кому-то. Я изменюсь. Я стараюсь.
Он уставился в небо, долго молчал, а потом вздохнул и сказал:
– Лия, я надеялся, что мне не придется этого говорить… Ты мне просто надоела. Да, я, конечно, вспылил, когда узнал, что ты сделала моей подруге. Но я не бросил бы тебя из-за этого.
– Ты говорил… – начала я, но он оборвал:
– Да, говорил, люблю. Не страдаю склерозом. Но, послушай, я так говорю каждой, с кем хочу лечь в постель. Ты отлично знаешь мужскую психологию, странно, что ты не поняла.
– Ты не торопился со мной лечь в постель, – выдохнула. – Хочешь убедить меня, что я была лишь развлечением, но…
– Лия, я с самого начала сомневался, что ты будешь интересовать меня долго. И я просто не хотел тебя привязывать к себе еще больше.
– И что же заставило тебя передумать?
– Потраченное на тебя время. Ты обиделась тогда из-за дневника… и я подумал, вот же блин, мы расстанемся сейчас, а я ее даже не трахнул. И я со всей поспешностью снял тот домик… ну а дальше ты знаешь.
Я молчала, а он повел плечом.
– Найди себе кого-нибудь. Не жди, что я вдруг снова воспылаю к тебе чувствами. Этого не будет. Последнее время я тяготился отношениями с тобой, срывался на тебе, делал тебе больно. Ну чего мучиться?
Мы стояли друг против друга и молчали.
Он уже отвернулся, чтобы уйти, я остановила его вопросом:
– Что во мне не так?
– Ты идеальная. – Он посмотрел на меня через плечо. – И это невообразимо скучно. Для кого-то ты станешь подарком судьбы, но не для меня.
Он ушел.
Я ошиблась. То, что я приняла за многоточие, оказалось точкой.
В первый день осени на Банковском мосту я просила у грифона с золотыми крыльями, исполняющего желания, чтобы Денис не бросил меня из-за чертового дневника. Кажется, я неправильно сформулировала желание…
Дома я рыдала, родители не могли меня успокоить. Отец орал, что убьет этого проклятого мальчишку, мама умоляла нас всех успокоиться. Вконец озверев, отец сказал, что больше он не желает слышать имя «Денис» в своем доме. И если я не прекращу истерику, он отправит меня за границу в закрытую школу для девочек.
Страшнее того, что Денис меня больше не любил, было только лишиться возможности хоть изредка видеть его.
Я сделала над собой невероятное усилие и обещала отцу, что больше ничего подобного не повторится.
Может, я внешне и успокоилась, улыбалась, разговаривала и даже шутила, но внутри я плакала.
Ночью в окно постучала Ульяна. Я впустила ее, как пускала последние две недели.
Она тихо заползла под кровать. Сколько я ни уговаривала ее спать на диване, она отказывалась. Приходилось стелить ей пенку для йоги, простынь и оставлять флисовое покрывальце. Подушки она тоже не признавала.
Я не знала, как ей помочь. О себе она мне так толком ничего и не рассказала. Она ничего у меня не просила: ни еды, ни крова. Если я предлагала что-то, она либо принимала это, либо нет. Я понятия не имела, где она ходит целыми днями, чем занимается, откуда она и чего ждет от жизни. В глубине души я ответила на все эти вопросы, но ответы мне не нравились. Я была склонна согласиться с предположением Дани, что девочка сбежала из клуба, где находилась в сексуальном рабстве. При побеге она прихватила с собой алмазы бандита, владеющего клубом. А похитил он ее, судя по загару и умению подражать экзотическим птицам, где-то в Африке. Может, ее родители работали врачами или исследователями.
