Василий Ощепков – сын сахалинской каторжанки, накануне русско-японской войны оставшийся сиротой и временно ставший японцем в связи с передачей южного Сахалина Японии, – в итоге прославился как первый русский дзюдоист и один из отцов самбо. А Сахалин всё равно к нам потом вернулся.
Даже революции и войны делают империи крепче. Фантастический, невозможный, пирамидохеопсовый перенос заводов на и за Урал во время Великой Отечественной помог промышленному освоению сибирских и дальневосточных пространств. Немцев победили – а здесь остались заводы и целые новые города.
У империи есть всё – и своя Африка, и своя Арктика. Жителям Советского Союза заграница была не очень нужна – туда если и ездили, то в основном на танках.
Жизнестойкая, здоровая империя способна к регенерации, как некоторые организмы: отруби конечность – она моментально отрастит себе новую, ещё лучше. У неё может вырасти даже новая голова, как у гидры или Горыныча. У СССР едва не выросла новая столица – Куйбышев – Самара – когда немцы подошли вплотную к Москве. В империи всегда есть куда отступить и откуда подтянуть резервы. Даже будучи разрушенной, империя, отойдя от шока, вновь собирается в монолит, подобно жидкому киборгу из второго «Терминатора». Глиняными ноги колосса становятся только тогда, когда империя по каким-то причинам заболевает.
Очертания России колыхались, уточнялись, она то сжималась, то разжималась, как огромное сердце. Стучит оно неторопливо: в 1945-м разожмётся, в 1991-м сожмётся опять. Мы потеряли много земли и ещё больше того, что под землёй. Но нам по-прежнему есть что терять.
У самого моря был камень, как чёрное сердце… Этот камень-сердце по-своему бился, и мало-помалу всё вокруг через это сердце вступило со мной в связь, и всё было мне как моё, как живое… И всё мне стало как своё, и всё на свете стало как люди: камни, водоросли, прибои и бакланы, просушивающие свои крылья на камнях…
Михаил Пришвин. «Женьшень»Песчинку за песчинкой наносит вода и капля по капле долбит камень. Если же мы не замечаем этого, то потому только, что жизнь наша коротка, знания ничтожны и равнодушие велико.
Владимир Арсеньев. «Сквозь тайгу»Между водой и камнями куда больше общего, чем может показаться на первый взгляд.
Вода и камень сливаются воедино в слове «аквамарин» – род берилла, буквально названный «морской водой».
Сливаются в янтаре, который одновременно – и камень, и кровь дерева, высаженная в морскую почву.
В лососёвой икре, зёрнышки которой похожи на гранатовые кристаллики.
Во льду.
В безмолвии.
В соли земли, растворённой в морской воде (одни минералы растворены в море, на другие оно опирается; в прибойной пене днём искрится минеральным планктоном слюда, а ночью живой слюдой – планктон). Море, кровь и слёзы – три солёные жидкости.
В известняке, складывающем горы и раковины моллюсков. В жемчуге и кораллах – всё это суть камни, даром что слишком живые.
Во Христе, как бы дико это ни звучало. И рыба считается символом христианства, и философский камень, оказывается, тоже считался формой существования Христа.
В старых спорах «нептунистов» и «плутонистов» о Земле и жизни на ней.
В песке на морском пляже.
В гальке, символизирующей единство и борьбу твёрдого и жидкого: камень, форму которому придала вода.
Чешуйчатая рыба окраски «металлик» не похожа ли на живое самородное серебро?
Выражение «бриллиант чистой воды» объединяет камни и воду: вода – символ чистоты, камень – эталон «кристальной честности».
Вот ещё где они смыкаются (труднее найти не сходства, а различия между морем и камнем): на шельфе, где добывают «полезные ископаемые» – нефть, газ или какие-нибудь железо-марганцевые конкреции. Надо ценить море, охотно дающее нам и рыбу, и газ – то есть жизнь. Может быть, поклоняться морю.
К океану и земным недрам одинаково применимы оба смысла слова «сокровище».
«Промысел» тоже связывает и камни, и рыбу. Рыбак и горняк ждут, что море даст им рыбу, а земля – металл. В известный афоризм о двух союзниках России следовало бы добавить наши недра и наши воды, которые мы иногда непозволительно легко уступаем. А также добавить зиму и мороз.
Камни и рыбы достойны памятников больше, чем люди. О себе человек и так не забывает.
Человек эксплуатирует океан и недра, оперируя фашистскими терминами «водные биоресурсы» и «полезные ископаемые». Каким образом может быть преодолена эта патология развития человечества – мне неведомо. Человек уродливо скрещивает недра и море, добывая нефть и выстраивая из неё полиэтиленовый мусорный материк посреди Тихого океана.
Человек часто забывает, что он – не только интеллектуальное, но биологическое и минеральное существо. Глядя на камень или рыбу, я понимаю, что это – настоящее, и начинаю физически чувствовать, что и я – настоящий, существующий, осязаемый, имеющий массу, объём и все остальные свойства. Залезая в воду по скользким камням дикой бухточки Хасанского района, понимаешь, что везде – одна стихия, что разница между глыбой и глыбью-глубиной невелика. Вода тебя принимает, подчиняет ритму прибойного дыхания, и ты понимаешь, что всё едино – и твоя наэлектризованная сознанием плоть, и хладнокровный камень планеты, и его мягкое водное одеяние.
Эпоха великих географических открытий закончилась, но ещё более удивительные открытия впереди. К ним только приближаются ядерные физики, нанотехнологи и какие-нибудь безумные специалисты, для которых ещё не изобрели названия. Океан и каменное сердце планеты остаются закрытыми для людей. В своё время Марко Поло, вернувшись из Индии и Китая, написал «Книгу о разнообразии мира» – замечательное в своей честной простоте название. Подобные книги и сегодня можно писать о воде, камнях, деревьях.
Если рыба молчит, как рыба, то камень молчит, как камень. Наступает момент, когда хочется молчать и быть незаметным – как камень на дне моря, как камбала, слившаяся цветом своей хамелеоновой шкуры с этим камнем. Молчание камня и воды – не немота, не пустота, не отсутствие слов. Это наполненное, мудрое, высокое молчание. Мне хочется достичь этой степени наполненности и сладостно замолчать.
Вода – минерал, который обыкновенно находится в жидком, расплавленном состоянии и в котором растворено много других минералов. На полюсах естественное состояние для этого минерала – твёрдое. Если землю чуть подморозить, вся она станет камнем. Если подогреть – превратится в каплю жидкости или облако газа. Тогда вода и камень сольются, а мы исчезнем вовсе.
Человек тоже в основном состоит из воды. Диапазон физической возможности его существования неширок: чуть выше или ниже температура, давление, другой состав воздуха – и всё, нет человечества. Мы – убогие раки-отшельники, вынужденные всю жизнь искать свой дом, жалкие расплющенные камбалы. Людей вообще, можно сказать, нет. С точки зрения скалы или океана вспышка человеческой жизни настолько скоротечна, что это не жизнь даже, а – искра костра, тень облака. Настоящее на земле – только камни и вода, которые человек упорно зовёт «неживой природой». Уходят эпохи – а море дышит всё в том же ритме. Изменения в нём – геологические или биологические – протекают столь же неторопливо, как протекали до человека и как будут протекать после.
Видя автомобиль или город, я убеждаюсь в том, что человек существует. Что он способен, пусть временно, противостоять хаосу; стремиться к сложности, высоте, красоте, которые всегда неустойчивы, норовят упроститься, разложиться, скатиться вниз, распасться.
Видя камни или рыб, я убеждаюсь в том, что существует Бог.
Если есть огнепоклонники, почему не быть водопоклонникам и камнепоклонникам?
Полевая коптильня, устроенная геологами в верховьях реки Кухтуй на севере Хабаровского края
Вода и земля – одно. Кристалл в прозрачной оправе, вращающийся вокруг горящего газового шара. Это всё, что у нас есть, потому что бесконечность пространства нам недоступна. Всё наше пространство – маленькая планета, её камни и вода. Даже выход в космос мало что меняет – теоретическая бесконечность постижения пространства ограничена практической конечностью человеческой жизни.
Нет ничего более красивого, чем камни и вода.
Камни и вода дают удивительное ощущение связи всего сущего. Это иногда ускользающее, а иногда накрывающее с головой чувство единства всего со всем – самое сложное и самое важное. Неуловимое, миражирующее, то ли математическое, то ли божественное (впрочем, это одно и то же) всеподобие и всеединство. Нет серьёзного различия между Лунной сонатой и кристаллом кварца, камбалой и микросхемой, тюленем-ларгой и микроавтобусом Nissan Largo, тушами кита и парохода.
