Ознакомительная версия.
В мире, уставшем от политических низких интриг, блуждал кризис. Он был в самом разгаре: повсюду бродили усталые злые люди с депрессией в карманах штанов. Они крепко сжимали её своими худыми, слабыми от голода руками, не понимая, откуда взялась и зачем привязалась к ним эта зараза. Было невозможно определить, они ли тискали депрессию, или это она так прилипла к пальцам, собрав их в кулак, что не было никакой мочи разжать руки.
Люди разгуливали по улицам деревень, городов, распугивая бездомных псов своим мрачным видом, и недоверчиво присматривались к жизни. Кое-кому порой удавалось открыть ладони, тогда граждане хватали лопаты и со всех ног бежали копать картошку, однако, разозлённая тем, что от неё отцепились, депрессия свирепо кусала их сквозь штаны, и бедняги, взвывая от боли, останавливались на полдороге.
Были такие, кто немного разбирался в ситуации, и понимал, что освободиться от зловредной гостьи можно одним только способом, не очень приличным, правда, зато верным. Надо было сорвать с себя штаны и, свернув в тугой узел, сжечь, как это делали когда-то в средневековье, спасаясь от чумы. Но это было слишком экстравагантно! Обнажиться перед честным народом означало сознаться в том, что ты полный неудачник, поэтому народ страдал, не имея надежды быть избавленным от укусов.
К счастью, кое-где, в закоулках, уже попадались бесштанные люди, видимо, те из несчастных, кто совсем уж отчаялся и был доведён до крайности. Они согласились предстать перед миром в чём мать родила, лишь бы отделаться от жуткой боли, которая становилась нестерпимой. В основном это были мужчины. Они поодиночке жгли костры в тёмных уголках улиц, ещё не догадываясь объединиться и свалить штаны в общую кучу. Таких смельчаков было немного, и их ещё мало кто понимал. Но они были, они существовали, и это ощущалось в воздухе, которым все дышали.
Люди терпели депрессию. По вечерам они заглядывали в чужие окна больших домов, пытаясь увидеть чужую счастливую жизнь, чтобы хоть мельком, хотя бы одним глазком, удостовериться в существовании счастья. Однако те, кто был счастлив, давно научились быть хитрыми: лукавцы наглухо закрывали горячие окна тяжёлыми тёмными шторами и строили вокруг домов толстые заборы, чтобы остальные не слышали, как они весело за ними смеются, как громко хохочут, хвастаясь друг перед другом ловкими пальцами.
В Эх-Вынии, как передавало радио, обстановка была полегче, возможно, потому, что от депрессии тут спасались в небе, куда злодейка не могла добраться в силу приземлённости своего характера, в силу низменности своей сути. Эхвынцы чаще, чем обычно, взмывали в воздух, дёргая воздушных змеев за хвосты, и с большей резвостью бежали в банановые леса. Здесь продолжали петь птицы, неподвластные мировым кризисам, и повсюду тянулись золотые нити, нескончаемые и надёжные, как само солнце, от всего леса исходил оптимизм. Можно было сказать, что мировые катаклизмы не страшили эхвынцев, тем более что они давно зашили все имеющиеся у них карманы по приказу своего правительства.
Гр не слышал команды правительства. С некоторого времени в правом кармане его штанов поселилась депрессия, может быть, даже это он сам её и поймал по всегдашней своей привычке хватать без разбору всё, что плохо лежит. А может быть, она просто запрыгнула в карман, когда увидела в нём дырку. Почувствовав укус в руку, Гр сразу подумал о зелёной птице-мечте и обрадовался, однако вскоре понял, что ошибся. Он хотел выбросить мерзавку, да не тут-то было. Воспользовавшись дыркой, депрессия отправилась гулять по всему телу Гр, кусая и щипая его в разных местах. Сколько он ни хлопал себя по бокам и ляжкам, укусы не прекращались.
В борьбе с гадюкой Гр осунулся и похудел. Под дужки очков, ставших большими, он придумал подкладывать обрывки газеты, чтобы они не съезжали на нос, а под фуражку – кусочки ваты, с той же целью. Многолетнее путешествие по Эх-Вынии чрезвычайно утомило его. Надежды на вольную жизнь колонизатора не оправдались, бедняга всё чаще задумывался о том, что неплохо бы вернуться, но – куда? На родине царил бардак. Об этом сказал знакомый писатель, с которым Гр неожиданно повстречался в один из особенно тоскливых дней, когда искусанный мерзкой тварью он слонялся по улицам города в поисках стрекоз. Скиталец обрадовался старому знакомому.
На этот раз встреча была долгой. Имея за плечами опыт поиска мечты, Гр хотел пофилософствовать, чтобы понять её зависимость от счастья, хотел похвастаться перед соотечественником своей бывалостью, лихостью и добытым богатством – долларами. Он поведал о своей жизни в Эх-Вынии. Его речь получилась более складной, чем при первой встрече, очевидно, потому, что сейчас он старался не торопиться, однако закончилась так же внезапно, как и в прошлый раз. Когда Гр дошёл до рассказа о дырках в карманах, о неравной борьбе со злодейкой-депрессией, он почувствовал, что страшно утомился. Не откланявшись, проходимец быстро убежал. На прощанье он крикнул, что собирается на пирамиду, хотя откуда взялась эта мысль, Гр и сам не знал. Одним словом, приврал на ходу.
Убежал и продолжил думать о том, где же теперь его родина: в российском ли Курске, где он родился, в Москве ли, где когда-то учился, в казахской ли столице, где служил, в украинском ли Харькове, куда переехала вслед за мужем сестра, или в белорусской деревне, откуда была родом жена? Ло, кстати, говорила: нельзя везти Вяза в страну, которая только и ждёт, чтобы забрать мальчика в армию. Она утверждала, что незнакомый с российской действительностью, далёкий от её идеалов Вяз не справится с потрясением и погибнет. С этим было трудно не согласиться. Жена иногда говорила разумные вещи.
С некоторых пор Ло страшно раздражала Гр своими разговорами, особенно о том, что они переживают кризис усталого возраста, опасный тем, что никто не знает, как с ним бороться, что кризис коварен своими непредсказуемыми последствиями. Наслушавшись ужасов об ухудшении обоняния и притуплении вкуса, о грозящем равнодушии к солёному и горькому, Гр лёг на телегу отдыхать. Он пробовал зазывать стрекоз, но те с брезгливым гудением пролетали мимо, всё чаще собираясь над кудрявой головой сына. Гр разозлился. Однажды он схватил рогатку и принялся гоняться за подружками, но только перебил окна в доме, чем напугал Вяза. Время шло, а сил не прибавлялось. Наверное, Ло была права: это усталый возраст давил на мысли, давил на всё тело. Зато депрессия бодрилась, она легко скакала со спины Гр в бутылку и обратно и не собиралась никуда уходить. Дни бежали быстро не только для Гр: «норковый» мех шубы, часто просушиваемый на солнце, скоро высох, шкура белого медведя начала расползаться – Ло не успевала штопать шубку…
Была тихая эхвынская ночь. Разбросав своё жаркое тело во сне, она раскинулась под ясным небом, отдавая всю себя земле. Её тёмно-синяя звёздная накидка, блестевшая будто серебряный невод, сплетённый таинственным волшебником, придавала всему сказочный вид. Пустыня некрепко, равнодушно дремала, зная, что от ночной красавицы через несколько часов не останется и следа. Пустыню давно не вдохновляли ни звёзды с их бесконечной игрой в жмурки, ни высокомерная Луна, ни призывное прикосновение дышащего негой воздуха. Пустыня слушала только себя, изредка неглубоко вздыхая о чём-то своём. Её сухой шелест доносился до Гр и Ло, которые из-за невыносимой духоты вышли ночью из квартиры и присели на скамейку, с одной стороны которой росла пальма, с другой стоял фонарь. Гр был в одних жёлтых трусах и в фуражке со сломанным козырьком, а Ло – в шёлковом пеньюаре. Женщина то и дело распахивала полы своей одежды, чтобы охладиться. Супруги пребывали в расслабленном, разнеженном настроении. Их позы выражали сонливую отрешённость и вялость.
– Фу, как пышет! Прямо доменная печка! – сказал Гр, кивая головой в сторону пустыни.
– Ты слишком много выпил, Гр, вот тебе и пышет. Что скажешь насчёт дезинфекции? Кризис закончился, пора бы и приступать.
– Приступим, не волнуйся, хоть завтра. Только, знаешь ли, раскатывать по дорогам Эх-Вынии большой охоты нет, не любят они меня. Сделаем проще: будем дезинфицировать автомобили, чтобы они чистыми выезжали на трассы, пусть собирают на себя грязь, эффект будет тот же. Поставим Фецир во-о-он там, в углу двора и начнём. Тебя на кассу посадим.
– Неплохо придумано, – согласилась Ло.
– Смотри! – негромко воскликнул Гр. – Полярная звезда. В той стороне Нанаец, – и указал рукой вверх.
– Забудь о нём, – прошептала Ло, теснее прижимаясь к мужу. – Что тебе Нанаец? У нас ДЗ, Фецир, шубка наконец.
– Нет, Ло, ты не понимаешь, у него мечта. Зелёная птица! И Удача за штурвалом самолёта. А ты убила мою мечту. Как ты могла?
– Ты опять за своё! – рассердилась Ло и отодвинулась. – Лучше бы подумал о Вязе! Полночь, а его всё нет!
– Я думал, он в школе ночует. Разве сейчас не осень? На улице слышно, как кричат дети.
Ознакомительная версия.
