Ознакомительная версия.
– Только по острию все они ходят, – вздохнула Инга. – Многие такие неблагодарные, просто ужас! Когда Володьку арестовали, освобождённые даже защитить его не пришли. И родители тех детей, которых он от цыган отбил, тоже не почесались. Да я бы памятник ему поставила, не то, что свидетелем выступить!.. – Инга вытерла глаза кружевным платочком и вымученно улыбнулась. – Он нам с Вестой так помог! Остаток долга Максу выплатил, и нас отпустили.
– Спасибо вам, девчата. – Оксана рывком поднялась с кресла. – Куда пройти, чтобы юбки померить? Вы глянете, идёт ли мне.
– Обязательно! – согласилась Веста.
Они с Ингой терпеливо подождали, когда Оксана задёрнет занавеску, натянет узенькую зелёную юбчонку, трещавшую даже на её стройной фигуре. Наконец клиентка позвала Ингу за занавеску и вручила ей две сторублёвые бумажки. Инга тут же сунула их в кармашек жакета, никак не выразив своего отношения к сумме гонорара.
– Я ещё зайду завтра, – громко предупредила Оксана – специально для записи на плёнку.
В сопровождении продавщиц она вернулась в зал, где появились новые посетители – школьницы с рюкзачками. Они забрели в царство туалетов и духов от нечего делать. Оксану осмотрели с интересом и уважением, расступились перед ней.
Повезло, что Володя живёт совсем неподалёку от неё – тоже на Пресне, в Столярном переулке. Бархатный костюмчик лучше снять – раз инвалидов и бомжей спасает, значит, сам на них похож. Бессребреник, немного не в себе, так что лучше всё-таки переодеться, а после мчаться к нему немедленно. На завтра запланирована поездка в Тулу – охранник Игорь перенёс отбытие на субботу, и Оксане пришлось поторопиться.
На рекламке написано, что найти дома Володю можно только после восьми вечера – отлично. Как раз останется время, чтобы сбегать домой и пообедать. Скорее даже поужинать – так будет точнее.
* * *
Через два часа по Столярному переулку брела беззаботная девчонка в куртке и лыжной шапочке, с рюкзаком за спиной. Она то и дело выпускала изо рта пузыри, а когда резинка лопалась, снова принималась жевать. Адрес она запомнила и с запиской не сверялась. Просто скользила по ледяным дорожкам подошвами бразильских шнурованных ботинок, глазела по сторонам и искала железную дверь со звонком. За ней помещался магазинчик, где Володя торговал запчастями и автокосметикой, а ближе к ночи принимал жаждущих и страждущих. Оксане очень не хотелось сейчас с кем-то из них встретиться, но пока наблюдения за собой она не замечала.
Держась за железные холодные перила, Оксана взобралась по крутой лесенке и позвонила. Некоторое время реакции не было; но вдруг неожиданно громко заскрежетал замок, и появился мужик в ватнике и кирзачах. Был он под хмельком, но соображал ясно. Черты его измождённого, бескровного лица не запоминались, и глубоко посаженные глаза прятались под давно не стрижеными лохмами.
– Привет! – громко поздоровался Володя. – Вы – Оксана?
– Я. – Она поёжилась.
Разительный контраст между сияющим бутиком и мрачным двором подействовал удручающе. Закралось сомнение – а нужно ли это всё? Искать Аллу, швыряя направо-налево собственные деньги, без всяких надежд получить гонорар; шляться по злачным местам; доверяться незнакомым людям, которым, может, и верить-то нельзя…
Почему они все такие предупредительные и покладистые? В лучшем случае хотят отомстить Максу Виноградову за собственные унижения. Плата за показания тоже играет роль, без сомнения. А вдруг бабы просто жалеют бедную девочку, над которой надругались бандиты? Женское сердце мягкое, как воск, и моментально тает. У Алёны и Снежаны есть дети, они могут представить, каково сейчас приходится Аллочкиной матери. Насчёт Весты и Инги Оксана не знала, но почему-то ей казалось, что девушки ещё не обзавелись потомством; они просто выполнили пожелание «мамки».
– Тогда пошли, – приказал Володя, запирая дверь на ключ. В магазинчик он Оксану не впустил. – Ничего, тут недалеко.
– А точнее нельзя?
Оксане не хотелось тащиться в неизвестность за этим подозрительным типом, от которого тошнотворно пахло смесью слабого уже перегара и крепчайшего, типа самосада, табака. Лично она у Володи косметику покупать не стала бы.
– На Малой Трёхгорной, угол Рочдельской. Там на чердаке один парень живёт, я ему задание насчёт тебя дам. С потом связь держать будешь, – невозмутимо объяснил Володя.
Он шёл чуть впереди, основательно, по-крестьянски вдавливая кирзачи в замёрзшие лужи. Оксана плелась сзади и благодарила судьбу за то, что знает эти места. Вот сейчас они выйдут на Трёхгорный вал, по нему дотопают до Рочдельской, а там выйдут в Малый Трёхгорный переулок – неподалёку от фабрики.
Над их головами горели фонари, а в вышине летели белые облака, то и дело закрывая звёзды. Стареющая луна появлялась утром; когда Оксана видела её из окна спальни, сразу грустнела. И сейчас ей ужасно захотелось отделаться от Володи, удрать домой. Вот он, рядом, темнеют окна родной квартиры. Но нужно идти…
– Володя, а вы много народу спасли? – нарушила молчание Оксана.
– Да не считал я! Кого спас, все мои. Жалко мне калек, смотрю на них и мать вспоминаю. А ну как бы её забрали в рабство да заставили попрошайничать? Понимаю, как тяжко без ног, а таких больше всех эксплуатируют. Кое-кого из них я даже на работу пристроил потом. Некоторые дали свои адреса, и я родителям написал, родственникам, чтобы приехали за ними. Кое-кто сам от меня сбежал. Бывали и тупые, которые и по второму разу в рабы попадали. Опять их спасал, но домой к себе не водил уже. Сами, значит, виноватые. Во второй раз трудно фраернуться. Да и мне мало радости их у себя держать. Бывает, менты вломятся ко мне в магазин, а с ними цыганский барон, весь в золоте, рабов своих ищет. Приходится на чердаках их прятать. Но тот, к кому мы идём, у цыган никогда не был. Я ему в другом помог. Гошке-то. У него беда случилась – мать по пьянке под трамвай насмерть попала. А отец лохом оказался первостатейным. Впустил девчонку в квартиру – она умоляла защитить от насильников. На второй день пришла с водкой, с закуской. Ночь провела с мужиком, будто в благодарность за спасение. Я утром явились два амбала, якобы братья несовершеннолетней девушки. Сказали, что мужик её обесчестил, но, если отдаст квартиру, всё простят. Он испугался, Гошку на улицу вытурил, и сам бомжевать пошёл. Уехал куда-то с поездом уже два года назад. Гошка в соседнем с моим магазине ящики таскал, тем и жил. Ему восемнадцать сейчас. Я его приручил, взял к себе на работу. А он влюбился в проститутку, которая около метро в ларьке работала. И ушёл от меня, стал с ней жить по чердакам. Она иногородняя – из Харькова. Сын у них, около года уже. Из-за мальца их с чердаков то и дело гоняют – плачет он, всё слышно. Вот, прибыли.
Владимир открыл скрипучую дверь, потом набросил массивный крюк.
– Сейчас по лестнице кверху, а потом – на чердак. Залезешь или Гошку вниз позвать?
– Залезу, не беспокойтесь.
Оксане очень хотелось посмотреть, как живут на чердаке бродяги, да ещё с ребёнком. За то и любила она свою работу, что вместе с хорошей зарплатой и моральным удовлетворением получала ещё и бесценный жизненный опыт.
– Тогда давай след в след за мной. Я свет выключу, а то жильцы увидят, что к ним ещё и гости шляются. Заругают, – просипел Володя Оксане на ухо. – А Гошка парень – что надо. Кормилец, опора крепкая. Колотится, как проклятый. Грузчиком, сторожем колымит. Бывает, всякие просьбы деликатные исполняет. Ну вроде как твоя… Лишь бы заплатили, в так – не до жиру.
– И сколько он возьмёт? – опасливо осведомилась Оксана, поднимаясь по крутой лестнице и нашаривая рукой исцарапанные перила.
– Это ты с ним договаривайся. Но баксов триста нужно дать, семья у него всё же. А вдруг убьют или ранят? На что Ирка жить будет?
– Ещё терпимо, – вздохнула Оксана и почувствовала себя полной дурой.
Выгонит её шеф из агентства и правильно сделает. Не может она растрачивать казённые деньги. Только своим хозяйка, но для чего нужна эта филантропия, особенно когда уже никто и не просит помочь? Народу и собственные-то заморочки по фигу, а она чужую боль к сердцу принимает. А потом эта же самая Саша и знать её не захочет…
Они поднялись на последний, кажется, шестой этаж, и Володя лязгнул в темноте каким-то железом. Достал из кармана фонарик, зажёг его и осветил перекладины лесенки, ведущей на чердак.
– Лифт сломанный у них уже с месяц, наверное… Давай, карабкайся, а я тебя снизу подстрахую. Постучись снизу в люк, Гошка и откроет. А. может. Ирка. Они ещё не спят в это время.
Откуда-то воняло тухлятиной и переваренной капустой. Оксана, дыша ртом, ухватилась за перекладину, а на самую нижнюю поставила ногу. Она понимала, что придётся лезть в смрад и в грязь, оделась-обулась соответственно. Зря перчатки дома оставила – тут и чесотку подхватить недолго, и лишай, и вшей. Дома сразу же в ванну нужно нырять, чтобы потом долго не лечиться…
Ознакомительная версия.
