– Мари-и, – голос губернатора пресекся от волнения. – Мари, я хочу посвятить тебя в курс нашего семейного состояния, чтобы ты знала все… Это для нас важно.
– Важно, – как эхо повторила Николь и облизала пересохшие губы.
– Франсуа и Клодин – они свидетели, – продолжал губернатор, – нотариус – это нотариус…
Машенька невольно улыбнулась и сжала мячик в кармане.
– М-да, нотариус – это нотариус, и в присутствии свидетелей он должен скрепить наши подписи, да… Итак, я хочу доложить, – перешел на военный лексикон губернатор, и можно было понять, что он справился с волнением и теперь ничто не выбьет его из колеи. – Да, я хочу доложить тебе следующее. Я и Николь в равных долях, согласно брачному контракту, владеем следующим имуществом: здание оперетты в Марселе, которое выкуплено нами семь лет назад и теперь сдается в долгосрочную аренду. Николь хотела оперетту – она ее получила. Пять доходных домов в Париже, все в центре. Алмазные копи в Родезии – они мне достались от бабушки – пока приносят небольшую прибыль, но их можно модернизировать, дело перспективное. Тысяча акров земли под Бордо, в основном виноградники, все сданы в управление арендатору. Макаронный заводик на севере Италии в случае необходимости в течение десяти дней может быть перепрофилирован в военный завод. Акции заводов «Рено» и «Ситроен», не очень много, но вполне прилично, дивиденды пока небольшие, но, на мой взгляд, оба конкурентных предприятия развиваются хорошо. Есть два причала на Сицилии, и куплена большая часть прибрежной полосы в самой Бизерте, где вполне возможно построить доки или гавань. Есть участки земли в Марокко, Алжире, Ливии, говорят, там может быть нефть, но пока только ищут. Есть и банковские вложения на сумму около пяти миллионов франков, в семи различных банковских группах, в том числе и в Швейцарии. Конюшни, дома, яхты в Марокко, в Тунизии и в Алжире – все это само собой.
– Так вы настоящий капиталист! – удивилась Машенька. – Я думала, вы генерал…
– Да, я не терял даром времени, но, поверь, это не в ущерб моей основной службе и без использования служебного положения.
– Охотно верю. Но при чем здесь я, зачем вы мне все это рассказываете?
– А при том, что все это будет с сегодняшнего дня твое. Пока мы отпишем тебе ровно треть всего нашего совокупного состояния, но с правом наследования всего остального.
– Почему?
И тут вступила Николь.
– Мари, – сказала она глухо, – Мари, мы решили удочерить тебя. – Николь порывисто поднялась со стула, подбежала к Машеньке, стала перед ней на колени и зарыдала, стукаясь лбом о теннисный мячик в Машенькином кармане. Потом она вскочила на ноги, подняла Машеньку и, обхватив ее руками, продолжала рыдать у нее на груди. Она беспорядочно целовала ее плечи, шею и шептала как заведенная:
– Отныне ты моя дочь! Отныне ты моя дочь!
Губернатор тоже поднялся, а за ним и все остальные.
Наконец Николь выплакалась, и Машенька смогла отстранить ее от себя, можно сказать, оторвать. Она бережно провела Николь к ее стулу, усадила и только тогда сказала, отойдя к своему месту и взявшись за спинку стула:
– Мадам Николь, у меня есть мать, я не могу принять ваше предложение.
По лицу губернатора было понятно, что он чувствует себя в дураках. Он хотел что-то сказать, улыбнулся невпопад, но вдруг Николь выбросила вперед руку и прохрипела:
– Во-о-он из моего до… – И с ней случилась истерика, она стала бить кулаками по столу, что-то кричать…
Машенька вышла из кабинета. Потом она вышла из дома, потом из ворот усадьбы и пошла по белой известняковой дороге – как была, в белой тенниске с голубеньким кантом по краю широкого воротника, в белой плиссированной юбочке, в легчайших белых туфельках для спортивных занятий, которые сшил для нее с любовью старый мавр. Мячик в кармане мешал идти, раздражал, она вытащила его из широкого кармана юбочки и пошла, стукая им о дорогу и ни о чем не думая, – только бы поймать мячик, не всегда ровно отскакивающий от дороги, выбитой конскими и ослиными копытами, только бы не упустить его на землю. Она шла в сторону Джебель-Кебира, видневшегося вдалеке приземистым темным прямоугольником. Ее никто не остановил, потому что с Николь случился настоящий тяжелый припадок, пошла горлом кровь, и все пытались чем-то помочь доктору Франсуа, все что-то советовали, и теперь уже никому не было дела до несостоявшейся миллионерши.
Читаю Вацлава Михальского
Обнищали любимые реки, пересохли леса, в которых собирал по 300 белых до обеда и аукался с друзьями. Иных уж нет, а те далече…
Но остались любимые книги. И эту последнюю радость никто у меня не отнимет, не приватизирует.
За окном гудит холодный ветер, а у меня возле дивана светится ночная лампа, и я читаю Вацлава Михальского, друга юности, перед которым должен повиниться – я не представлял, какой он замечательный писатель…
Читаю «Весну в Карфагене» – роман о жизни белой эмиграции. Дочь адмирала, русская графиня Маша, отплывшая с эскадрой Врангеля из Севастополя… Зеленая закладка в книге Чехова, суфлерская таинственная будка, обклеенная папье-маше и пахнущая мышами…
И никаких реминисценций, привкуса вторичности.
Откуда у Михальского такая точность и свобода передвижения во времени, которое не прожил, в котором не был? Откуда он все знает? Ведь там на каждой фразе тебя подстерегает скованность, забытые особенности речи, имена и множество «коварных» мелочей, исчезнувших из жизни. Кажется, Томас Манн сказал, что образование к избранным приходит во сне.
Потом Михальский долго жил в Махачкале, да и в Москве он не прибился ни к одной литературной группе, особый склад души и неприязнь к публичной жизни определили его судьбу.
«Читаем “Катеньку”. Я в восторге» (Из письма Дмитрия Сергеевича Лихачева – Вацлаву Михальскому. 1997 г.).
«Неискушенному проза Михальского может показаться традиционной, но опытный глаз видит ее новизну. Она как бы еще раз подтверждает золотое правило: что талантливо, то и ново» (Валентин Катаев о романе Вацлава Михальского «Семнадцать левых сапог»).
Этот роман, написанный Михальским в 26 лет, мог бы принести ему признание, но был опубликован только в Махачкале, в Москве его печатать не решились.
И еще о «Весне в Карфагене»: никто из современников не обладает таким самозабвенным даром – писать о женщине и видеть мир ее глазами.
После Льва Толстого женщина в романах и рассказах написана как бы со стороны… Даже у Бунина – не чувства Лики, а чувства к ней.
Определение – читательское счастье – я не встречал, но знаю, что оно не изменилось – уютный свет от лампы, ветер за окном и книга – классический роман Вацлава Михальского.
Вслед за «Весной в Карфагене» в течение десяти лет один за другим вышли упоительные романы «Одинокому везде пустыня», «Для радости нужны двое», «Храм согласия», «Прощеное воскресенье» и, наконец, последняя книга эпопеи – «Ave Maria».
Игорь ШкляревскийСколько стоит? (нем.)
Леди Зия, она же графиня Анастасия де Торби – правнучка Александра Сергеевича Пушкина.
Замок Лутон Ху – второй замок Англии по величине и богатству после Виндзорского дворца. В настоящее время, по свидетельству очевидцев, пришел в упадок.
Мата Хари (Mata Hari; сценическое имя Маргарет Маклеод) (1876–1917) – нидерландская танцовщица, в 1917 году обвинена в шпионаже на территории Франции в пользу Германии в период Первой мировой войны. Приговорена к смертной казни и расстреляна 15 октября 1917 года во Франции.
С кем вы говорите, мадемуазель? (фр.)
Название ветра, дующего из Сахары.
Синичкино озеро в районе города Благовещенска.
Района, волости.
Речь идет о Владимире Набокове.
Стихотворение Георгия Иванова.
ВЦИК – Всесоюзный Центральный Исполнительный Комитет.
«Любовь начинается с глаз. Глазами влюбляются». Владимир Даль. Пословицы русского народа.
Лозоходец – человек, способный при помощи рогатулины из лозы найти в земле водяную жилу или клад.
Линкор – линейный корабль, один из основных классов надводных военных кораблей. Имел 70-150 орудий различного калибра и 1500–2800 человек экипажа.
Рождественский, или Филипповский, пост длится с 28 ноября по 7 января по новому стилю.
Полевка – жидкая похлебка, которую приготавливали из ржаной муки, а точнее, из заквашенного ржаного теста, заправляли репчатым луком, сушеными грибами, сельдью и потом взбивали мутовкой до однородной массы.
