Никто в зале не догадывался, о чем пойдет речь. Никто, кроме руководства коммунистической партии. Потому что сегодня должен был начаться последний, главный рывок к власти. Именно сегодня голосом Еврухерия Макрицына, способность которого предсказывать будущее сомнений у народа не вызывала, было постановлено сообщить сенсацию. Еврухерий, в последние годы ставший известным всей стране и за ее пределами, как никто другой подходил на эту роль. Так решили в узком кругу Вараниев, Шнейдерман, Восторгайло и присутствовавший без права голоса Велик.
Ясновидящий подошел к микрофону:
– Сообщение будет состоять из двух частей.
Зал замер в напряжении. Тихо поскрипывали кресла, в единый звук слились шуршание одежды, единичные глубокие вздохи и шипение вентиляции. Еврухерий позвал к микрофону добровольца, а сам отошел в глубину сцены, повернулся к нему спиной и закрыл глаза.
– Товарищ Лемин жив! – заявил мужчина, имея при этом такое выражение лица, которое говорило, что он сам себе не верит.
Воцарилась тишина. Ее нарушил низкий сомневающийся голос:
– Адрес сообщите, пожалуйста. При всем доверии к вам, уважаемый господин Макрицын, не верю! Посмотреть хочется.
– Станиславский нашелся… – послышалось осуждение из зала.
Ясновидящий, не обратив внимания на реплику, продолжил шокировать народ устами добровольца:
– Когда состояние Велимира Ильича ухудшилось критически, группой врачей-большевиков было предложено не дожидаться, когда он умрет, а заморозить его и таким образом сохранить жизнь до тех времен, когда медицина научится бороться с недугами, которыми Ильич страдал. На Шпицбергене в условиях строжайшей секретности было сооружено хранилище, в которое и доставили тело. Ученые регулярно наведывались туда, чтобы проверить состояние Вождя. А в Мумияхран был помещен загримированный труп другого человека, который и по сей день там находится. И вот несколько лет назад Вождь был извлечен изо льда, оживлен и излечен. Более того, специальные процедуры позволили вернуть ему молодость, и сейчас он выглядит лет на восемнадцать-двадцать, не больше. Велимир Ильич готов к работе! Вскоре он возьмет на себя руководство партией! Скоро страна заживет по-новому!
Макрицын, обдумывая следующую фразу, взял паузу. Он устал – нервное напряжение достигло апогея. Еврухерий внезапно почувствовал, что сознание покидает его: кружится голова, пол уходит из-под ног. Ясновидящий пошатнулся, сделал шаг вперед и открыл глаза. Вмиг лицо его исказилось в гримасе.
– Не надо, уважаемый Еврухерий Николаевич, таким омерзительным образом реагировать на каждое мое появление! – с неподдельной обидой попросил Семен Моисеевич, представший взору Макрицына. – Будьте объективны, перед вами – человек слова! Вы, надеюсь, не запамятовали, что я обещал присутствовать на сегодняшнем представлении? Больше ничего не говорите, умоляю. Зал не сможет правильно вас понять – людей с развитым интеллектом здесь мало, за редким исключением. Вы же понимаете, какая публика ходит на шоу… Признаться, я все еще обижен на вас. Ума не приложу, за какие грехи порывались вы несколько дней тому назад меня жизни лишить? Я же вам ничего плохого не сделал, а вы на меня с гвоздодером… И до сих пор не извинились! Ну да бог с вами. Собственно, я ведь по поводу сегодняшнего действа явился. С самого начала тут присутствую и должен сказать, что несколько некорректно вы фактами манипулировали. Но я далек от мысли упрекать вас. Такое напряжение! Вот и оговорились. Это непременно надо исправить! Прогоните своего никудышного помощника со сцены, встаньте лицом к публике и повторяйте за мной.
– Но ведь вас люди увидят! – испугался Макрицын.
– Эх, Еврухерий Николаевич… Вы так и остались тем наивным человеком, каким я вас увидел много лет назад. Люди видят только то, что хотят видеть и что им дают видеть! Ну, начнем…
И Макрицын подчинился. Не мог не подчиниться, потому что голос Семена Моисеевича действовал на него каким-то непостижимо магическим образом.
– Спасибо, вы свободны, – сказал он добровольцу, продолжавшему, не понимая зачем, стоять на сцене.
– Отлично, Еврухерий Николаевич! – услышал Макрицын голос «полуфранцуза-полуеврея». – Потрясен вашей тактичностью. Итак, повторяйте за мной…
– Уважаемые господа, – заговорил ясновидящий, ретранслируя слова Семена Моисеевича, – в только что увиденном вами эксперименте наглядно проявилась одна из самых пагубных особенностей головного мозга человека: склонность к интерпретации. Я лично против интерпретации ничего не имею. Да и вообще в упрощенном истолковании, переводе сложного на понятный язык дурного нет. Однако в наше меркантильное время, когда духовные ценности все более вытесняются материальными, люди буквально помешались на собственности и пытаются распространить ее на совершенно неподходящие области. Как следствие, появилась чудовищная по своей абсурдности химера под названием «собственная интерпретация». А интерпретация не может быть собственностью!
Зрители слушали Еврухерия внимательно, но предположить дальнейший ход его мыслей никто не отважился: все были уверены, что произносится сей монолог не беспричинно, и готовились к «жареному». Семен же Моисеевич продолжил диктовать Макрицыну:
– Желая показать наглядно, как «собственная интерпретация» делает, образно говоря, из ананаса тыкву, я и предложил гражданину, только что стоявшему на сцене, озвучить мои мысли. Что из этого получилось, все прекрасно слышали. Чтобы вы, уважаемые зрители, убедились, насколько они были искажены, позвольте мне ознакомить вас с тем содержанием, которое на самом деле было передано гражданину.
– Не понимаю, что с ним случилось, – прошептал Восторгайло Вараниеву и Шнейдерману поочередно. – Как будто другой человек говорит!
Первый и второй человек в партии и сами были удивлены не меньше. Красноречие Еврухерия не тронуло только Велика, продолжавшего пристально рассматривать грудастую двадцатилетнюю блондинку, сидевшую слева от него через два места.
– Позволяем! – донеслось до Макрицына из зала. – Только побыстрей, а то что-то тягомотины много, а фокусов мало…
Еврухерия разозлило услышанное, но Семен Моисеевич успокоил его, заявив, что, если реагировать на каждого дурака, жизни не хватит и нервная система истощится рано. Макрицын, успокоившись, продолжил повторять фразы, произносимые «полуевреем-полуфранцузом»:
– Да, Лемин, можно сказать, вновь среди нас, господа! Почти век назад группа врачей, вынуждаемая большевиками, забальзамировала труп их главаря, и впоследствии, вопреки всем христианским канонам, он не был предан земле, а выставлен на всеобщее обозрение. Для этого в центре Москвы соорудили Мумияхран. Ученые периодически забирали покойника на профилактику, поддерживая тело в нужной кондиции. А двадцать с небольшим лет назад черный гений от науки некто Аполлон Юрьевич Ганьский за большие деньги, уплаченные капиталистом по фамилии Гнездо через лидера Коммунистической партии гражданина Вараниева Виктора Валентиновича, взялся в лабораторных условиях явить на свет второго Велимира Ильича Лемина. Если точнее сказать, сделать из мертвого первого – живого второго. Для данных целей путем подкупа сотрудника Мумияхрана был приобретен фрагмент ткани покойника, и гражданин Ганьский создал из него эмбрион, который затем был успешно подсажен коммунистке легкого поведения Хвостогривовой Жанетте Геральдовне, выносившей и родившей ребенка, которого назвали Велимиром Ильичом Леминым. Так вот, если вы, уважаемые зрители, сравните две озвученные версии, у вас не останется и тени сомнения в правоте моей позиции по поводу пресловутой «собственной интерпретации». Это все, что я хотел сказать. Спасибо за внимание! – закончил Семен Моисеевич диктовать Макрицыну.
Увлеченные зрители не обратили никакого внимания на две группы людей, поднявшихся одномоментно в разных частях зала и направившихся к выходу. С серым, каменным лицом, с глазами, полными звериной злости, впереди первой группы быстро шагал председатель Вараниев. Вторая группа двигалась медленно: Марина поддерживала Ганьского под руку.
– Господин Макрицын, – обратился к ясновидящему импозантно одетый молодой человек, аккуратно причесанный и очень бледный, – прошу прощения, но я так и не понял, что следует из всего сказанного вами? Что вы категорически против понятия «собственная интерпретация», с чем я готов поспорить, или что Лемин вновь среди нас?
Еврухерий растерялся, но Семен Моисеевич сразу подсказал ответ.
– И то, и другое! – произнес Макрицын.
Молодой человек неподдельно удивился и попросил предоставить доказательства. «Полуфранцуз-полуеврей» через ясновидящего сообщил:
– Вы немного опоздали: Лемин находился среди группы зрителей, только что покинувших зал. Впрочем, если проявить расторопность, их можно догнать. Компания сейчас в холле.
