Ознакомительная версия.
Глава 2. Ло
Ло родилась в пиларусской деревне Козюлькино, получившей своё название от привычки жителей время от времени вытаскивать из своих носов небольшие, мешающие дышать козюльки. Деревня укрылась за холмами, словно радуясь тому, что никто не видит кошмарных манер её обитателей. Между холмами бежала узкая дорога, устремлённая к районному центру. По ней ходила старая телега, прицепленная к упряжке облезлого мерина. Летом на телеге привозили хлеб, спички, мыло и табак, а зимой мерин скользил и спотыкался, поэтому товары доставлял грузовик, правда, очень редко.
Раз в год отец Ло, всегда пьяный деревенский ветеринар, брал телегу и отправлялся в районный центр за лекарствами для животных. Он громко матерился, понуждая мерина сдвинуться с места, но тот, давно привыкший к грубому обращению, невозмутимо щипал траву на обочине дороги и шёл вперёд только тогда, когда надо было передвинуться к новому корму. Стоило приложить немало усилий, чтобы упрямец тронулся в путь.
Однажды вместе с отцом на телеге приехала молодая красивая женщина, про которую уважительно говорили, что «девка выбилась в люди, тепереча больных в городе лечит», а с ней чистенькая девочка лет восьми, напоминавшая розовую пластмассовую куклу, разодетую как принцесса. Увидев незнакомку, Ло замерла. Внешность девочки лучше любого учебника помогла ей осознать, что мир не ограничивается рамками деревни.
Красненькое платьице в горошек, голубой бантик в волосах, беленькие туфельки, запах, исходивший от девочки, перевернули все представления о жизни. До приезда городской казалось нормальным, что от людей пахнет так же, как от животных, – навозом, сеном, молоком. Да и как иначе, если пьяный отец даже спит рядом с коровами, когда обозлённая мать прогоняет его из дома! А чем может пахнуть от Ло, если она часами пропадает на скотном дворе, помогая отцу ставить уколы свиньям? Только грязью. Но тут было что-то необычное! Девочка благоухала новыми разноцветными карандашами, чистыми белыми тетрадями, крахмалом, утренней свежестью, и всё это смешивалось с ароматом шоколадных конфет. Обёртки от таких конфет, привозимых отцом из районного центра, Ло бережно складывала в коробку из-под медицинских препаратов, а потом любовалась ими. У неё закружилась голова от зависти.
Девочка уехала, а в сердце десятилетней Ло поселилась тревога. Ей стало страшно, что она никогда больше не увидит это чудо, не почувствует этот волшебный аромат, говорящий о существовании где-то иной, прекрасной жизни. Ло взглянула на свою юбку, сшитую из материнского платья, на стоптанные ботинки, доставшиеся от соседского мальчишки, и почувствовала себя обиженной. Больше всего на свете ей захотелось избавиться от въевшегося в кожу запаха скотного двора, чтобы пахнуть так же, как городская девочка.
Мечта о шоколаде, о его аромате сделалась частью внутренней жизни Ло, будоража воображение смутными картинами счастья. Она весь год приставала к отцу с просьбами взять её с собой в очередную поездку. Отец согласился, зато мать рассердилась, закричав: «Незачем потакать детской блажи!» Однако Ло канючила, пускала сопли, пытаясь заплакать, и не отставала. Видя настойчивость дочери, мать сдалась. Летом она вынула из комода платье, купленное на вырост, достала из-под кровати туфли, приготовленные к школе, и кинула всё со словами: «Катись, куда хочешь!»
В восторге от наряда, Ло уселась позади отца на солому, разбросанную по дну телеги, и отправилась в первое в своей жизни путешествие. Ей было одиннадцать лет. Новый мир бежал навстречу со скоростью грязного мерина, на удивление быстро дотащившего телегу до районного центра, улицы, переулки и тротуары которого поразили девочку отсутствием грязи на них. А воздух! Он был пропитан ощущением радости. Ло показалось, что она попала на праздник, о котором прежде лишь догадывалась. Жители городка изумили её. С ясными лицами, разодетые в красивые одежды, женщины с накрашенными губами, а мужчины с аккуратными стрижками, все они как-то странно разговаривали, без привычных для неё выражений, вроде «Чушка, куда прёшь?», и это было чудно. Ло вертелась из стороны в сторону, не замечая любопытных взглядов, которые бросали на них прохожие.
После того как лекарства были куплены, отец прокатил дочь на карусели, купил мороженое и они поехали назад. Ло лежала на дне телеге, потрясённая, закрыв глаза, и представляла, что всё ещё летит на карусели и что всё вокруг кружится, кружится, кружится… Ах! Всего несколько часов, проведённых в новой обстановке! Но и этой малости оказалось достаточно, чтобы она возненавидела родную деревню. Теперь появилась цель – вырваться отсюда, бежать от грязи скотного двора, перебраться в районный центр и превзойти по красоте городскую девочку. Но как?
Мать, с неохотой отрываясь от кухни, объяснила, что выбраться из Козюлькино можно, бывали такие случаи, вот Тонька, например, она за границу уехала. Работает, говорят, переводчицей в Африке. Только для этого надо много учиться, надо много чего знать. Ло удивилась, что мать умеет разговаривать так складно, так ровно, так интересно. Прислонившись к косяку двери, девочка притихла и во все глаза смотрела на преображённую своим рассказом женщину, стараясь не упустить ни одного её слова.
– Учёба, – сказала мать, – она вроде как горизонт перед человеком открывает, дороги впереди показывает, много, много разных дорог! Нет, это не дорога в райцентр, те дороги лучше. Широкие, светлые, ведут далеко-далеко!
Лицо матери приняло непонятное выражение, сердитое и виноватое одновременно, как будто что-то давнее мешало ей говорить. Она тяжко вздохнула и посмотрела долгим взглядом в окно, куда-то поверх огорода, поверх видневшейся вдали фермы. Немного помолчала и с усилием продолжила:
– Оно, конечно, можно выйти замуж за городского, так даже надёжней. Но где ж его взять, в нашей-то глуши? Проще поступить в институт областной. Ты головастая. Получишь хорошую профессию, что-нибудь для настоящей женщины, и заживёшь в чистоте, с ванной. На наших баб не смотри, коровам хвосты крутить большого ума не надо. Учись, а там глядишь, и муж найдётся. Не такой, как твой отец, пьянь и рвань, змея подколодная! Главное, ищи мужика без придури, с понятиями, да чтобы с квартирой был.
Из слов матери Ло уловила главное – надо учиться, чтобы уехать из деревни. Что ж, она постарается, сделает всё, лишь бы убежать подальше от этого ужасного запаха, липнувшего к телу, как грязь к сапогам.
К семнадцати годам из худенькой девочки Ло превратилась в разбитную деваху, умевшую одинаково ловко управляться с быками на заднем дворе и с деревенскими парнями на улице. Узколицая, с невысоким лбом и маленькими глазами, Ло не боялась «вонючих сморчков», как она презрительно называла односельчан мужского пола, давала отпор каждому, кто тянул к ней грязные руки. Вскормленная коровьим молоком, домашними яйцами и рассыпчатой картошкой со своего огорода она обладала крепкой физической силой. Её груди, большие, как у взрослой женщины, грушами торчащие вперёд, придавали ей чувство уверенности. Поймав ухажёра за волосы, она безжалостно гнула парня к земле и ждала, пока тот запросит пощады. Представляя себя девочкой с голубеньким бантиком в волосах, гордячка не могла допустить, чтобы её лапали наглыми ручищами и заваливали в траву.
Ло рано поняла, что люди ничем не отличаются от животных, особенно мужики, когда, мучимые предчувствием любви, начинают грубо, бесцеремонно толкать друг друга в бока, громко визжать и напрягаться, напоминая бродячих собак, которые носятся за тощей сучкой, огрызаясь и скаля зубы. Она презирала деревенских, считая, что сначала нужно целоваться, как в кино, а уж потом валиться под куст. «Наверное, городскую обнимает какой-нибудь красавчик, от которого тоже пахнет шоколадом! И целует, целует!» – завистливо думала Ло. С годами она стала относиться к людям с ещё большим презрением, не видя ни в ком достойного примера. Одна только девочка с бантиком в волосах и с розовыми лепестками ногтей так и стояла особняком, не вписываясь в представления о мире. И чем взрослее становилась Ло, тем больше она перед ней робела.
Ло поступила в областной институт – прыгнула с радостью в незнакомый мир, захлопнув за собой дверь, чтобы не впускать в новую обстановку запахи фермы, и пять лет училась на логопеда. Поначалу она часто принюхивалась к себе, скромничала и молчала, но цветочные духи с одеколонами помогли справиться с деревенскими комплексами, и скоро Ло повеселела. Жизнь стала прекрасной: запахи скотного двора выветрились, а деревня отодвинулась в прошлое, изредка напоминая о своём существовании посылками с жареными семечками и салом, но с этим можно было мириться.
В конце четвёртого курса толстомордый парень с педагогического факультета поймал Ло в темноте общежитского коридора и, прижав к холодной шероховатой стене, признался, что после института пойдёт работать в «настоящие органы» и надеется, что у него будет отдельная квартира. Ло насторожилась. Толстомордый почувствовал, что ему поддаются, осмелел и предложил выйти за него замуж. Ло отвернулась от горячего, пахнущего луком шёпота, подумала о скором распределении, вспомнила слова матери и согласилась.
Ознакомительная версия.
